Бесплатный автореферат и диссертация по наукам о земле на тему

Культурная география

ВАК РФ 25.00.24, Экономическая, социальная и политическая география

Автореферат диссертации по теме "Культурная география"

российская академия наук

СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ИНСТИТУТ ГЕОГРАФИИ

На правах рукописи УДК 911.3.39

РАГУЛИНАМилана Владимировна

КУЛЬТУРНАЯ ГЕОГРАФИЯ: ТЕОРИИ, МЕТОДЫ, РЕГИОНАЛЬНЫЙ СИНТЕЗ

Специальность 25.00.24 - Экономическая, социальная и политическая география

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора географических наук

Иркутск 2005

Работа выполнена в Институте географии СО РАН

Научный консультант:

доктор географических наук, профессор Ишмуратов Байрон Мустафович

Официальные оппоненты: доктор географических наук, профессор

Якобсон Анатолий Яковлевич

доктор географических наук, профессор Мангатаева Дарима Доржиевна

доктор исторических наук, профессор Львова Элеонора Сергеевна

Ведущая организация:

Иркутский государственный университет

Защита диссертации состоится 28 апреля 2005 г. в 9.00 часов

на заседании диссертационного совета по защите диссертаций

на соискание ученой степени доктора географических наук Д 003.010.02

при Институте географии СО РАН по адресу:

664033, Иркутск, ул. Улан-Баторская, 1

Факс: (8 - 3952) 42-27-17

E-mail: postman@irigs.irk.ru

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института географии СО РАН

Автореферат разослан марта 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат географических наук

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Научная проблема, решаемая в диссертации - аналитическое осмысление теоретико-методологического состояния культурной географии, выявление тенденций ее современного развития в России и за рубежом как основы построения авторской концепции регионального культурно-географического синтеза.

Актуальность темыисследования.

Выбор темы обусловлен острой необходимостью включения культурно-географических подходов в теоретико-методологическую палитру географических исследований взаимодействия природы и общества.

Усложнение и переструктурирование общественных отношений, контрасты между высокотехнологичными социумами и ядрами экономической де-прессивности даже в развитых странах в совокупности с мозаичной картиной модернизированности и архаики в развивающемся мире требуют своего осмысления в терминах культурной географии. Признание культуры активной социоформирующей силой, открытие культурной подоплеки современных процессов глобализации подвело мировую географическую науку к неизбежности так называемого "культурного поворота" (Barnes, 2001). Динамизм жизнеобеспечения и репрезентации географической реальности, основных ценностей нескольких культур, контактирующих в рамках полиэтничных регионов с учетом глубинного историко-географического вектора, создает поле исследования, которое требует методов познания, отличных от устоявшихся экономико- и социогеографических подходов. Искомой научной дисциплиной, имеющей в своем арсенале подобные методы, является культурная география -мощная и авторитетная ветвь географии человека, которая в настоящее время заново открывается отечественной географической мыслью.

Объект диссертационного исследования - культурная география как географическая субдисциплина.

Предмет изучения охватывает формирование культурно-географического проблемного поля, парадигмального спектра, теоретического потенциала и возможности его использования в решении конкретных региональных задач.

Цель работы - на основе анализа парадигм и состояния культурной географии, тенденций ее современного развития в зарубежных национальных научных школах и процессов возрождения этой географической дисциплины в России, разработать комплексный подход - региональный культурно-географический синтез на базе деятельностного понимания культурного ландшафта.

Достижение названной цели предполагает постановку и последовательное решение основных задач:

• систематизация существующих дефиниций культурной географии, подходов к определению ее проблемного поля, концептуальных трактовок культуры в географическом аспекте;

• систематизация и анализ многообразия культурно-географических концепций;

• изучение основных культурно-географических исследовательских традиций;

• разработка авторского подхода - регионального культурно-географического синтеза;

• выявление специфики "географического развертывания культуры" в процессе апробации метода регионального культурно-географического синтеза на примере этноконтактных ареалов Южной и Средней Сибири.

Степень разработанности темы.

Значительные информационные лакуны в географии советского периода обусловили диспропорции в изученности культурно-географической тематики: огромное количество разноплановых публикаций за более чем столетний период в европейских и американских национальных научных школах, постоянные рубрики в периодической научной печати - и появившиеся в отечественной науке только к 1990-м годам немногочисленные, но яркие культурно-географические исследования.

Последние наметили "ядра" будущих направлений: культурно-ландшафтного (Ю.А. Веденин, В.Л. Каганский, В.Н. Калуцков, В.А. Николаев и др.,) пространственно-образного (Д.Н. Замятин, И.И. Митин), средового-этноэкологического (И.И. Крупник), регионального (А.Г. Дружинин). Однако ряд важнейших культурно-географических традиций и направлений пока не имеет адекватных отечественных аналогов, обзорные аналитические работы практически единичны.

Заявленная тематика отличается как острой востребованностью, так и недостаточной освещенностью в отечественной научной печати.

Научная новизна.

Настоящая работа представляет первое сводное культурно-географическое исследование, проведенное с использованием критериев методологического "пересечения" основных мировоззренческих парадигм философско-общенаучного характера и базовых культурно-географических исследовательских традиций.

Впервые на основе анализа отечественных и зарубежных подходов выявлены тенденции эволюции, динамики и современного состояния культурной географии как географической субдисциплины в отличие от трактовки культурной географии как производной гуманитарной версии хорологического подхода к культуре (Веденин, Туровский, 2001).

Предложена новая трактовка культурного ландшафта, разработана авторская теоретическая модель регионального культурно-географического синтеза и "географического развертывания культуры".

Обоснована методологическая процедура культурно-географического анализа жизнеобеспечения локального сообщества.

В процессе апробации названных подходов в этноконтактных ареалах Южной и Средней Сибири впервые выявлена хронопространственная динамика старожильческих и аборигенных этноландшафтов, а также ключевые звенья, консолидирующие этноландшафтную картину региона в устойчивую геокультурную целостность.

Информационная база исследования.

В основу диссертации легли материалы отечественных и зарубежных литературных источников, документы архивных фондов, результаты собственных многолетних (в том числе - экспедиционных) исследований.

Практическая значимость.

Проведенное исследование теоретико-методологического поля культурной географии открывает перспективы дальнейшего изучения конкретных ветвей дисциплины и практической реализации названных подходов на любом региональном материале.

Авторские культурно-географические разработки были положены в основу планирования региональной социальной политики в отношении северных малочисленных народов Иркутской и Читинской областей (Нижнеудинский район - тофалары, Катангский, Казачинско-Ленский, Каларский районы -эвенки), вовлекаемых в процессы промышленного освоения. Результаты культурно-географического исследования локальных общин русского старожилого населения вошли в программу ландшафтного планирования экологически ориентированного землепользования в Байкальском регионе. Материалы диссертации могут использоваться для подготовки лекционных курсов в системе высшего географического, экологического и социологического образования.

Апробация работы.

Основные положения докладывались и обсуждались на научных сессиях Института географии СО РАН, заседаниях Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, X и XII Совещаниях географов Сибири и Дальнего Востока, на Международной конференции "Закон РФ "Об охране озера Байкал" как фактор устойчивого развития Байкальского региона (Иркутск, 2003), международной научной конференции "Природно-ресурсный потенциал Азиатской России и сопредельных стран: геоэкономическое, геоэкологическое и геополитическое районирование" в рамках Байкальского экономического форума (Иркутск, 2004). Монография автора "Коренные этносы сибирской тайги: мотивация и структура природопользования (на примере тофа-ларов и эвенков Иркутской области)" - Новосибирск, 2000, была удостоена

медали РАН за победу в конкурсе молодых ученых РАН 2000 г. (Диплом Президиума РАН № 150 от 6.09. 2001 г.).

Всего по теме диссертации опубликовано более 25 работ общим объемом около 40 а. л., в том числе две авторские монографии.

Структура иобъемработы.

Диссертация состоит из введения, двух частей, включающих соответственно восемь и две главы, заключения и списка литературы. Работа изложена на 340 страницах машинописного текста, содержит 10 таблиц и 25 рисунков. Список литературы насчитывает 458 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ И ПОЛОЖЕНИЯ, СОСТАВЛЯЮЩИЕ ПРЕДМЕТ ЗАШИТЫ

1. Культурная география - географическая субдисциплина, возрождающаяся и формирующаяся в отечественной науке; в основе ее методологии - концептуализация культуры в географическом ракурсе, что определяет предметное поле, специфику и систему дефиниций.

Современная ситуация отхода от линейных моделей общественного развития, усложнение и переструктурирование социальных отношений требуют расширения теоретического спектра географической науки с включением в ее состав культурной географии.

Предмет культурной географии состоит в изучении процессов и результатов бытия культуры на земле, информационных и материально-технических каналов, связывающих ее со своей природной основой и с другими социумами и культурами во времени - пространстве.

Круг проблем, на которых в настоящее время фокусируется культурная география, стремительно расширяется, охватывая объективные и субъективно-перцепционные грани территориализации и средовых взаимосвязей в жизни этноса / региональной общности людей (рис. 1). В настоящее время ведущие зарубежные географы придерживаются данного подхода к определению сущности дисциплины, имеющей "гибридный" характер, с диахронной преемственностью элементов "ядра" (Wong, 1995; Mitchell, 2000).

Интересы культурной географии находятся на пересечении с комплексом естественных и гуманитарных наук (табл. 1), но только названная дисциплина, "стягивая" данные и подходы этих наук в своеобразное собственное "силовое поле", интерпретирует их сквозь призму географического бытия культуры.

Категории пространства, среды и времени - базовые для культурно-географического исследования. Та или иная трактовка данных понятий определяет суть, проблемную ориентацию и перспективы конкретных направлений, но только концептуализация понятия "культура" имеет витальный смысл:

от нее зависит решение дилеммы "быть или не быть" культурной географии в системе географического знания вообще.

Рис. 1. Современная культурная география: традиционность и специфика проблемных полей (Mkesell, 1978, Mitchell, 2000).

Культура отличается от остальных ключевых категорий тем, что она является своеобразным базисом "развертки" понятий о пространстве, среде, регионе, ландшафте и времени в рамках любой из возможных культурно-географических традиций, поэтому в каждой работе по названной тематике явно или неявно присутствует какая-либо интерпретация культуры, что влияет на широту, глубину и суть исследования.

Таблица 1

Связи направлений культурной географии с другими областями знания

Географические науки /концепции Направления культурной географии Науки/ концепции

пространственный анализ региональная хорология теории размещения экономическая география география населения пространственное Математика этнокартография общая семантика лингвистика демография

экогеография геоэкология экономическая география ресурсоведение физическая география медицинская география средовое экология человека этноэкология культурология психология демография гигиена

ландшафтоведение топонимика география населения социальная география экономическая география историческая и политическая география культурно-ландшафтное история семиотика психология демография этнология качественная социология фольклористика

страноведение макрорегиональный анализ учение о биогеносфере оболочечное мир-системный анализ цивилизационные исследования учение об этносфере история

региональная география политическая география культурное и антропогенное ландшафтоведен ие ресурсоведение топонимика региональное регионология региональная экономика экология этнология социология

антропоэкология микротопонимика историческая география и краеведение география жизненного мира география жизнеобеспечения топологическое символическая и качественная социология герменевтика этнология и этнопсихология этноэкосистемные исследования культурная антропология

историческая география социальная география эволюционная география география жизненного мира демоэкология временное социология / исследование бюджетов времени / культурный анализ религиоведение

Данное положение подтверждается в ходе анализа диаметрально противоположных и влиятельных в историческом контексте концепций культуры: суперорганической и эпифеноменальной.

В суперорганической трактовке культура охватывает речь, знания, верования, обычаи, искусство, технику, идеалы, нормы — все проявления жизни общества, кроме его социальной структуры. Она признается мистически саморазвивающейся в пустоте сущностью, которая возвышается над органическим и неорганическим миром и необъяснима в категориях этих, более низких уровней. Данная концепция возникла как гуманитарная реакция в противовес энвайроментальному детерминизму в начале прошлого века, войдя в географию через Берклианскую научную школу и ее лидера К. Зауэра. Обеспечив "общий язык" с гуманитарным знанием, концепция проявила значительный потенциал: многие ныне классические работы были созданы ее сторонниками (Carter, 1968; Broek, Webb, 1973; Zelinsky, 1973). Тем не менее, суперорганическая трактовка культуры разделяет социальное и культурное поля исследований непреодолимым барьером; но данное разграничение, изначально способствовавшее становлению идентичности культурной географии, все в большей мере теперь осознается как препятствие. Поэтому более продуктивно рассматривать культуру не как "вещь", а скорее как широкий контекст социокультурного взаимодействия индивидуумов и групп. Такой путь может привести к рубежам долгожданного взаимовыгодного синтеза: традиция "человек-земля", мощно разработанная в культурной географии, может органично дополнить обогащенную социологическими концептами социальную географию. Именно этот аспект "наследия" суперорганической трактовки культуры - отказ от включения социальной теории в методологию культурной географии в 1980-х гг. стимулировал попытки создания "радикальной культурной географии", основанной на неомарксистской интерпретации общества (Cosgrove, 1983). Относительно суперорганической концепции необходимо отметить, что она была одной из влиятельных, но не единственной парадигмой: синхронно и широко в географии были представлены трактовки культуры как адаптивного процесса, неомарксистские, символические и иные подходы, что и обусловило более прочный фундамент западной культурной географии.

Эпифеноменальная концепция культуры связана с отказом от антропо-географического наследия российской географии, которое не укладывалось в рамки историко-материалистической философской доктрины. К 1930-м гг. идеологическое вмешательство в науку привело к рассеканию сформировавшегося проблемного поля: в этнографии превалировал формационный подход, а география стремилась избегать человековедческих тем. Культура теперь считалась явлением, которое в большей степени связано с материальным производством и почти независимо от сознания людей; коренной ее характеристикой стала эпифеноменальность - надстроечность и вторичность по отношению

к экономическому базису. Культура подразделялась на материальную (техника, производственный опыт, материальные ценности) и духовную (достижения в области науки, искусства и литературы, философии, нравственности, просвещения). Проблемное поле культурной географии претерпело резкие изменения: от человека и земли во всем историческом и географическом разнообразии к размещению объектов соцкультбыта, и культурная география как научная дисциплина перестала существовать (за исключением единственной, предпринятой в 1947 г. попытки P.M. Кабо заполнить образовавшуюся лакуну). До начала 1980-х годов в отечественной общественной географии доминировало понимание культуры как вида деятельности. Эта сущностная характеристика эпифеноменальной концепции могла логически развернуться только в одну - хорологическую "географию культуры" - территориальную организацию, размещение объектов - результатов этой деятельности. "Отход" от идеологического канона эпифеноменальности связан с этапной работой В.М. Гох-мана (1984), где фактически было заявлено о смене культурных парадигм: привнесение в географию понимания культуры как адаптивного процесса (концепция культуролога и этнографа Э.С. Маркаряна) открыло широкую перспективу исследований, невозможных в рамках эпифеноменальной трактовки. К 1990-м годам развитие отечественной культурной географии опиралось на множество концепций культуры.

Формирующаяся культурная география в России пока имеет более узкое предметное поле по сравнению с англо-, франко- и германо-язычными национальными научными школами. Для решения задач познания геокультурных процессов современности необходимо расширение теоретико-методологического горизонта культурной географии с опорой на богатый задел отечественных антропогеографических идей и натурфилософского понимания взаимосвязей природы и культуры.

К началу XX в. в отечественной географии сложился круг идей о взаимосвязи культуры и природы. Трактовки культуры в этих рамках были очень разнообразны - от совокупности всего созданного человеком на земле во всем историческом и географическом разнообразии (Богораз-Тан, 1928), поля, способного транслировать, "излучать" свои проявления (Семенов-Тян-Шанский, 1927), до признания культуры эквивалентом этноса как формы жизни человека на Земле (Петри, 1892).

Предпосылки идейного многообразия отечественной культурной географии в историческом аспекте исходят из двух важнейших "ключей" - холистических взглядов В.В. Докучаева и российской антропогеографической школы.

Отечественная антропогеографическая школа занимала прочное место в географическом образовании, обеспечивая преемственность понятий о культурных мирах и принципах неразрывности антропологии и географии.

На рубеже 1930-х годов опережающие мировой уровень работы российских антропогеографов по идеологическим причинам были свернуты, и на протяжении более чем полувека данное направление почти не разрабатывалось.

В американской культурной географии при обосновании подхода к изучению локальных сообществ (Morgan, Moss, 1965) исследователи в качестве фундамента использовали работы В.В. Докучаева, применяя комплексность и системность широко понимаемого естествознания к осмыслению культурного и этнического разнообразия: особо подчеркивалась критика хорологического и дескриптивного характера современной ученому географии, и как следствие -ее неспособности понять природу и общество в единстве и взаимосвязанности. Параллели с пространственно-ориентированным, доминировавшим в 1960-е гг. в США направлением, позволили убедительно обосновать преимущество предлагаемой средовой концепции сообщества. Создается парадоксальная ситуация, когда источником вдохновения американских культургеографов служат классические отечественные работы, а российские ученые в качестве исследовательского эталона ссылаются на "новейшие" зарубежные подходы, где уже переработаны эти идеи, упуская возможность преемственности в развитии собственной науки.

Прерывистость развития отечественной культурной географии имела глубокие последствия: сужение проблемного поля, немногочисленность научных школ, ощутимость междисциплинарных барьеров, "перетекание" гуманитарно-географической проблематики, из-за невостребованности, в другие дисциплины. Все это определяет серьезный и неотложный круг задач по осмыслению не только зарубежной культурной географии, но и отечественного антро-погеографического наследия, стоящий перед российскими учеными.

2. Культурно-географические традиции - пространственная, средо-вая, топологическая, региональная, культурно-ландшафтная и временная, рассматриваемые в рамках мировоззренческих парадигм - сциентистской, феноменологической и постмодернистской, определяют теоретико-методологические возможности и ограничения конкретных исследовательских подходов.

Обширность проблемного поля и разнообразие культурно-географических концепций требуют осмысления на основе нескольких, а не одной, базовых категорий, что возможно с помощью выделения основных исследовательских традиций.

Под традицией в культурной географии мы понимаем сложившийся спектр исследовательских предпочтений, который преемственно разрабатывается в течение относительно длительного времени на определенном участке предметного поля науки.

Этот ключевой критерий позволяет выделить следующие традиции: 1) пространственную; 2) средовую; 3) культурно-ландшафтную; 4) региональную; 5) топологическую; 6) временную.

1) Пространственная традиция сфокусирована на различных - от объективистских до метафорических трактовках пространства, которые являются ядром географических исследований этого плана.

2) Средовая традиция включает в свою сердцевину эволюционирующие и разветвляющиеся концепции среды - от энвайроментализма к внедрению в географию экосистемных подходов и до осмысления феноменологической "всепоглощающей" среды.

3) Культурно-ландшафтная традиция сосредоточена на изучении культурного ландшафта в различных трактовках как внутренне непротиворечивой целостности. Предметная область этой традиции, несмотря на внешнее сходство с топологическим и региональным течением, обладает выраженной самостоятельностью: ландшафт изучается как целостное сопряжение взаимосвязанных компонентов. Его формальная размерность очень вариативна, а сущность заключается в ландшафтообразующих закономерностях.

4) Региональная традиция ориентирована на регион как специфичное сочетание уникальных мест и локэйлов.

5) Топологическая (локалистская) традиция охватывает изучение уникальности, единичности, неповторимости. Центральные понятия: "место", "локэйл", "сообщество".

6) Временная традиция центрирована на роли, действии, репрезентации времени: от предопределенности цикла "рождение - юность - зрелость - старость" культур и цивилизаций к географической и историко-генетической стратиграфии, к исследованию временных троп, образов времени, принадлежащих культуре, которые "развертываются" в предметно-географическом ареале жизни.

Следующим основанием анализа и классификации культурно-географических исследований могут служить мировоззренческие установки (Стрелецкий, 2002). Зарубежные и отечественные географы отмечают сосуществование нескольких основных парадигм (King, 1976, 1979; Buttimer, 1976; Tuan, 1976; Barnes, 2001; Костинский, 1976; Николаенко, 1983; Стрелецкий, 2002).

Мировоззренческая парадигма подобна линзе, через которую в сознании и интерпретации исследователя преломляется предметное поле науки. Исследовательские традиции в нашем понимании в отличии от мировоззренческих "линз", схожи с лучами, высвечивающими более важные для ученого определенные участки этого предметного поля.

Основными мировоззренческими установками, значимыми для современной культурной географии, мы считаем сциентистскую, феноменологическую и постмодернистскую.

Сциентистская парадигма сфокусирована на ценности научного знания -основного условия правильной ориентации человека в мире; ее центральные категории - рациональное познание и верификация его результатов в процессе деятельности.

Феноменологическая парадигма в общефилософском контексте рассматривает общество как явление, строящееся и воссоздаваемое в процессе духовного и социального взаимодействия индивидов; в географии центрируется на категориях понимания, вживания субъекта в ландшафт, место, регион, слитности объекта и субъекта, человека и его среды как "жизненного мира".

Постмодернистская мировоззренческая установка, возникшая в последнее 15-летие, характеризуется критическим отношением к концепциям жесткой обусловленности развития общества социальными и природными факторами. Принцип "методологического сомнения", фрагментация мира и времени, эклектика, ценность частного, индивидуального и случайного - основные приоритеты постмодернизма.

Совместив названные три мировоззренческие парадигмы с шестью выделенными традициями, получим, на наш взгляд, довольно полную и информативную матрицу-классификацию культурно-географических и тематически примыкающих к ним общегеографических подходов (табл. 2).

Для выяснения современного теоретико-методологического состояния культурной географии рассмотрим тенденции и основные вехи эволюции каждой из традиций сквозь призму названных мировоззренческих парадигм. Традиция, как структурная часть культурной географии, обладает теоретико-методологической спецификой, внутри- и междисциплинарными связями, особенностями исследовательских подходов в зависимости от предметно-объектного поля.

Пространственная традиция в сциентистском прочтении подчеркивает абстрагированные идеи структурно-морфологической организации проявлений культуры на земной поверхности. Феноменолого-географические трактовки устанавливают смыслонаполнение пространств. Постмодернизм акцентирует литературоведческий, образно--гуманитарный аспект интерпретации пространства.

Временная динамика данной традиции представлена в табл. 3.

Познание пространственных различий культуры на земной поверхности в рамках хорологической концепции А. Геттнера происходит с помощью методологии культурного районирования, где учтена не только пространственная, но и временная, историко-генетическая размерность культурно-географических процессов (Геттнер, 1925). Идеологические моменты в совокупности с доведением хорологической идеи до гротеска привели к отказу от геттнериан-ства и его резкой критике в отечественной науке. В американской географии формирование школы региональной хорологии и пространственного анализа

сопровождалось выводом за рамки исследования каузальности, сосредоточением на пространственных конфигурациях и "подвижках" их культурного заполнения.

Таблица 2

Исследовательские традиции и мировоззренческие парадигмы в культурной географии

—-.парадигмы традиции сциентистская феноменологическая постмодернистская

пространственная пространственный анализ; региональная хорология пространство образов; пространство повседневности пространство как текст; метафорические пространства

средовая энвайроментальный детерминизм; экосистемный подход; этноэкология гештальтгеография; глубинная экология; биорегионализм деконструкция целости среды; фрагментарность, прерывистость versus гомеостаз

культурно-ландшафтная культурный ландшафт как антропогенный; "отраслевые" культурные ландшафты; морфология ландшафта символический ландшафт; экокультурное ландшафтоведение; ландшафтная феноменология ландшафт как миф; текстуальная концепция ландшафта

региональная региональный синтез; концепция культурных районов; хозяйственно-культурные типы вернакулярные районы; региональная идентичность партикуляристский регионально-синтетический подход; новая региональная география

топологическая локэйл - местное сообщество; место как минимальный ареал топофилия: место как дом; место как континуум временной непрерывности виртуальное место, мозаика мест

временная временная культурная география: станции, системы деятельности и системы популяции временные тропы личности и культуры; временная перцепция фрагментированное время и история -фокус географического дискурса

Траектория развития пространственной традиции на основе логического позитивизма шла к осознанию спада общественного интереса. Сциентистская парадигма в 1970-80-е гг., помимо продолжения "развертки" пространственного анализа (Zelinsky, 1973), концентрируется на структуралистских подходах, где пространство мыслится как центр общественно-территориального дискурса (Soja, 1980; Kellerman, 1987).

Таблица 3

Развитие пространственной традиции в культурной географии и смежных географических дисциплинах

период семантика пространства предметная область методология ключевые фигуры

1870-1900 вместилище пространственная фиксация "воли земли" описание К. Риттер

1900-1920 вместилище пространственные отношения, сочетания,связи культурное районирование К. Зауэр

1920-1930 вместилище / совокупность объектов культурный ареал, пространственная диффузия артефактов и идей историко- генетический анализ А. Геттнер

1930-1940 совокупность объектов пространственная дифференциация "от места к месту" Пространственное кодирование, геометрия, схематизация Р. Хартшорн

1950-1970 совокупность объектов пространственный анализ функционализм, математизация В. Бунге Д. Харви П. Хаггет

1970-1980 мир человека / результат социальной фильтрации пространство повседневности, пространство социального взаимодействия эмпатия, социолого-географический анализ A. Buttimer A. Giddens

1970-1980 образ ментальное пространство, перцептивная реальность эмпатия, топофилия Y-Fu Tuan

1980-1990 смысл / текст "прочтение" пространства как декодирование деконструкция, фрагментация Е. Soja D. Gregory

1990-2000 текст /биография "прочтение" пространства как истории жизни герменевтика, понимание J. Duncan В. Каганский

Следствие метафоризации пространства в постмодернистской парадигме - все большее абстрагирование и отрыв пространственных категорий от понятия природы, что накладывает существенные ограничения на паралитератур-ные культурно-географические подходы.

Очевидна неоднозначность роли данной традиции в развитии мировой и в становлении отечественной культурной географии. После почти полувекового "забвения" большинство современных попыток ее воссоздания увязывается с хорологической концепцией (Замятин, 1999; Стрелецкий, 2002; Костинский, 1992). При этом между самой культурной географией и изучением культурных аспектов географического пространства, на наш взгляд, не вполне обоснованно ставится знак равенства: это сужает эвристический потенциал данной географической дисциплины.

Средовая традиция - наиболее сильный и убедительный "соперник" пространственного подхода в культурной географии, а ее ключевая категория

- "среда" - соревнуется с "пространством" за право быть возможным объединяющим фундаментом географической науки. Средовые исследования на Западе и в России, ранее подчеркивавшие свой экологический приоритет, теперь имеют явную тенденцию возвращения "к истокам" и к все большей географи-зации, поскольку широте проблемного поля культурно-экологического и этно-экологического подходов более адекватны комплексные подходы культурной географии с привлечением широкого круга междисциплинарных связей.

Во всех крупных национальных научных школах развитие идей взаимосвязи "человек-среда" испытывало трудности и нарушения преемственности, что было связано как с внутренней логикой развития науки (роль энвайромен-тализма и борьба с детерминистскими концепциями), так и с общественно-политической обстановкой второй трети прошлого столетия (возникновение и преодоление национал-социалистской идеологии).

Современные средовые подходы в сциентистской версии культурной географии восходят к теории адаптивного процесса Д. Стюарда (1955), однако в исследовательской палитре современности лидируют феноменолого-географические трактовки. В настоящее время отечественная этническая экология как средовая ветвь культурной географии испытывает сильное влияние социологизации и гуманизации. Наиболее перспективный путь развития сре-довых исследований в отечественной культурной географии, по нашему мнению, берет истоки в творческом синтезе западных достижений в рамках феноменологической и сциентистской парадигм с опорой на российскую антропо-географическую школу конца XIX - начала XX в. и этноэкологические концепции 1960-х - 1980-х гг.

Топологическая традиция находится на перекрестке других культурно-географических традиций и междисциплинарных разработок; "место", ключевая категория этой географической традиции, в разных подходах трактуется как элементарный пространственный выдел, как уникальная среда жизни, "арена" и "сцена", процесс и структура.

Эволюция топологических построений совершается в направлении углубления исследования личной вовлеченности человека в свой реальный / виртуальный жизненный ареал.

Усиление гуманистической линии проявилось в растущей популярности феноменологического подхода, опирающегося на личностный и групповой опыт. В последнее тридцатилетие четко прослеживаются два направления, характеризующиеся разным пониманием размерности места. Первое отталкивается от обыденной, обиходной трактовки места как минимального, наиболее близкого человеку или группе людей ареала, созданного как природой, так и человеческими руками (то есть уникального артефакта), с которым люди контактируют на протяжении длительного времени (Яе1рИ, 1976; ЕМпкт, 1991; вез1ег, 1998). Второе направление применяет к изучению места подход, кото-

рый можно назвать "игрой масштабов": это интерпретация места как центра "паутины значений", которыми человек / коллектив "оплетает" свою жизненную среду. Центр внимания перемещается с реальной территории, которая по своим размерам может варьировать от любимого кресла у очага до целого национального государства, на процессы субъективного, ментального конструирования места.

Постмодернистское исследование топологических проблем охватывает два диаметрально противоположных аспекта - первый, сконцентрированный на различиях и своеобразии конкретных мест, и второй, интерпретирующий современность как сочетание (сети) виртуальной топологии. На преодоление крайностей постмодерна ориентировано современное феноменологическое направление культурной географии, проявленное в концептах "географической самости"(Са8еу, 2001).

Региональная традиция в XX в. концентрировалась на критериях рай-онообразования, эволюционировавших от отдельных артефактов до целостного вернакулярного района и далее - к концепции региональной идентичности.

Отечественная география имеет существенные пробелы в данной традиции, что обусловлено длительным господством доктрины исторического материализма.

Европейский регионализм стимулировал появление американской региональной географии, чье становление в 1930-е гг. происходило под воздействием пространственной традиции. Культурное районирование было представлено районированием отдельных элементов культуры, причем произвольно выбранные из них играли роль "регионального индикатора" при выделении культурного района.

Исследования вернакулярных районов и региональной идентичности стали узловой точкой междисциплинарных связей, обеспечив приток в географию философских, психологических и литературоведческих трактовок регионального самосознания человека и общности. Тем не менее, перенос центра тяжести с территории, ее природной специфики на региональное сознание привел к тому, что концепция вернакулярного района, которая породила теории региональной идентичности, так и осталась на периферии культурной географии.

Традиция изучения культурного ландшафта - сердцевина исследовательских интересов культурной географии - активно разрабатывается в отечественной и зарубежной науке. Спектр теоретических подходов в рамках данного направления наиболее разнообразен, а сама традиция является ядром возрождения отечественной культурной географии. Методологическая эволюция культурного ландшафтоведения протекала в направлении от объективации артефактов к выявлению смысловых значений культурного ландшафта в контексте повседневной жизни индивида.

К. Зауэр (1925) определял культурный ландшафт как территорию, характеризующуюся специфической взаимосвязью природных и культурных форм, причем постулировалось, что культура - действующее начало, природный ареал - посредник, а культурный ландшафт - результат их контакта. Фактически концептуализировались взаимоотношения человека и природы в рамках исторических и территориальных границ. Эта геокультурная парадигма оказалась чрезвычайно стойкой и даже через 60 лет (в 1980-х гг.) критически обсуждалась в научной печати как лидирующая.

В 1920-е годы в отечественной науке был взят мощный старт комплекс -ных ландшафтных исследований с учетом культурной специфики общества. Однако редукция культуры к эпифеномену способствовала свертыванию ан-тропогеографической линии, и ландшафт стал рассматриваться только как природно-ресурсная предпосылка жизни и деятельности человека.

Гуманизация культурного ландшафтоведения выразилась в переносе акцента на повседневную жизнь человека, ценности и восприятие им своей среды. Понимание ландшафта как уникального проявления человеческого разума, инкорпорированного в структуру жизненной среды было названо революцией в "ландшафтной науке" (Cunningham, 1977).

К началу XXI в. культурный ландшафт изучался как "биография" местности, репрезентация и символический феномен, "текст", элемент социо-пространственного дискурса, "продуцент" социальной жизни, неотъемлемая часть повседневности, метафора, пространственно-визуальный ансамбль конкретного места в определенный момент времени либо временной ряд. Помимо этого, изучаются сельские, городские, пригородные, тендерные, политизированные и классовые культурные ландшафты (Schein, 1997).

Культурное ландшафтоведение является ядром возрождения отечественной культурной географии, где в настоящее время сложилось три основных подхода: ноосферная концепция (Веденин, 1990), средовой подход (Калуцков 1998; 2001) и феноменологическая трактовка (Каганский, 1998; 2001). Все три направления концептуализации культурного ландшафта выделяют разные исследовательские приоритеты, используют резко отличающуюся методологию, высвечивая специфические грани феномена. В этой географической традиции - средоточие поисков и инноваций.

Временная традиция в культурной географии вплоть до начала 1970-х гг. тесно переплеталась с развитием исторической географии, что определило стратегический подход: анализ комплекса явлений по определенным временным этапам и слоям. Многогранность проблемы времени как географического явления стимулировала создание субдисциплины - временной географии - и примыкающего к ней феноменологически ориентированного исследования образов времени в ареалах этнокультур.

Основной целью создателя временной географии Т. Хегерстранда стало переключение внимания географов со сверхценностного пространственного акцента на временную специфику жизни людей как физически существующих личностей. Изучение последовательности событий выражено в концепции "дневного пути" и "линии жизни": в блоке пространство - время линии жизни людей переплетаются сложным образом. Однако данный подход упускает субъективные аспекты репрезентации времени в культуре, за что подвергается критике со стороны географов-феноменологов.

Преодоление такой односторонности проявилось в двух направлениях: первое связано с концепцией исторического времени Ф. Броделя (1988), где каждому типу времени соответствует свой тип пространства. Второе направление условно можно считать структуралистским: Э. Гидденс (1985) применил временную географию к теории "расположенного социального действия" для категорий локэйла и региона.

В настоящее время перспективным может стать возвращение временной географии к изучению социокультурных эмпирических проблем и историко-культурному анализу.

Восприятие времени, закрепленное в народных календарных системах, является структурирующим и организующим принципом всей жизни этноса, маркером этнической идентичности.

Приложимость к географии важнейшего открытия практической психологии XX в. - понятия об индивидуальных "картах" репрезентации времени, открывает перспективное проблемное поле культурно-географических исследований феноменологического плана. Общекультурные, "надиндивидуальные" модели времени наряду с индивидуальными его образами определяют поведение человека в природном и социальном мире.

***

Итак, систематизация традиций, их теоретико-методологической и пара-дигмальной сущности позволяет наметить основные перспективные тенденции в контурах отечественной культурной географии: синтез и ассимиляция успехов зарубежных национальных научных школ; возрождение и развитие культурно-географического наследия отечественной науки; разработка методологии прикладных региональных исследований.

Как было показано выше, методы культурно-географических исследований региональных проблем зависят от того, какой мировоззренческой позиции придерживается ученый.

Доминирование феноменологической парадигмы в зарубежной науке обусловило преобладание методов культурной антропологии, качественной социологии, герменевтики, как науки об интерпретации текстов, психологии восприятия. Таким образом, гуманитарная грань географического бытия куль-

туры исследуется обстоятельно и детально, а природная - неоправданно уходит в тень, что, на наш взгляд, является существенным дефицитом современной культурной географии.

Опыт региональных исследований и наши методологические разработки позволили сформулировать основы регионального культурно-ландшафтного синтеза, который может в определенной мере компенсировать "гуманитарно-природный" дисбаланс. Отсюда вытекает третье положение защиты:

3. Региональный культурно-ландшафтный синтез (РКЛС) - комплексное гуманитарное и природно-географическое направление исследования жизни этнокультурных сообществ моно- и полиэтнических ареалов в хронопространственном динамическом единстве.

Основой РКЛС служат адаптационно-коммуникационная трактовка культуры и гипотеза ее географического "развертывания".

Ядром РКЛС является культурный ландшафт, который мы определяем как самоорганизующийся природно-культурный комплекс, целостно репрезентируемый в сознании членов социума и их соседей (ауто- и гетерообразы), в рамках которого осуществляется жизнеобеспечивающая деятельность человеческого коллектива.

Наряду с природно-географической составляющей, ориентированной на изучение жизнеобеспечивающей деятельности этноса / социума в ландшафте, гуманитарными теоретическими источниками нашего подхода служат транс -формационная лингвистика, концепция центральной зоны культуры и теория логических уровней, которые позволяют вскрыть духовно-смысловые, "нематериальные" связи сообщества и среды.

В культурной географии проблема регионального синтеза достаточно сложна. В зарубежной науке ее решение предлагается в создании "новой культурной географии" по аналогии с "новой региональной географией" (Яо—л^ее, 1988). Однако природное воплощение региональности остается за пределами новых культурно-географических течений.

Мы предлагаем последовательность по решению данной проблемы: выстраивание концепции культуры - гипотеза ее географического развертывания - построение схемы регионального синтеза с опорой на ландшафтную парадигму.

Динамизм и гибкость адаптивно-коммуникационной трактовки культуры более всего отвечает географическим задачам исследования.

В процессах постоянного информационного взаимообмена социума со своей ментальной, социокультурной и материальной средой культура обеспечивает диахронную самотрансляцию и отпечатывается на своих коммуникативных партнерах. Коммуникативные процессы вовлекают в себя множество социальных, культурных и природных контекстов, внутри которых развивает-

ся адаптивная деятельность. Коммуникация подразумевает целостный охват контактирующих сторон, снимая ограниченность подхода к культуре как к способу социальной адаптации.

Трансформационная лингвистика позволяет через поверхностные структуры - поведенческие проявления, речевые обороты и реакции людей - выявить в реальности глубинные структуры, которые в меньшей степени ситуационно детерминированы, чем трансформирующие их процессы прохождения через фильтры и конкретное поведенческое и вербальное выражение. В этом случае правомерно говорить о "ядре" культуры, которое является средоточием сущностных аспектов, и периферии, где это сущностное содержание практически репрезентируется. Этот непрерывный процесс коммуникации обеспечивает оба подразделения обратной связью в информационном обмене.

Концепция "центральной зоны" культуры Э. Шилза 1981) под-

твердила возможность и продуктивность экстраполяции полученных в лингвистике закономерностей в социокультурную сферу. Согласно этому автору, "центр" упорядочивает символы, ценности и верования; он пределен, нередуцируем, определяя природу сакрального в каждом обществе, является, кроме того, средоточием в свернутом виде действий членов общества. Центральная зона отождествляется с внутренним неосознаваемым культурным стержнем, который служит основой этничности (Лурье, 1998). Оба рассмотренных выше подхода являются значительным "шагом вперед" к пониманию эндогенной культурной специфики. Однако заложенные в них ограничения не позволяют просто адаптировать данные концепции для культурно-географического исследования. Третья составляющая нашего концептуального каркаса, позволяющая адаптировать описанные подходы в сфере культурно-географического регионального синтеза - теория логических уровней коммуникации (Бейтсон, 2000).

Совмещение трансформационно-лингвистического понимания глубинных структур с концепцией центральной зоны культуры позволяет предположить, что существует некое ядро - эквивалент глубинных структур опыта, имеющее трансперсональный архетипический характер. Универсальное единство человеческой идентичности коренится именно здесь.

Наложение ступенчатой схемы логических уровней на получившуюся центральную зону с глубинным трансперсональным ядром дает следующую гипотетическую структуру - кольцо, охватывающее уровни идентичности и ценностей данной культуры (рис. 2).

Это зону мы предлагаем назвать сферой преимущественно интракуль-турной детерминации. Следующий круг, содержащий стереотипы и стратегии деятельности, примыкает к центральной зоне, открывая идущую за ней периферийную, которая может быть подразделена на сферы контекстуально-деятельностной детерминации и природных доминант. Соответственно, со-

держание каждой из сфер - деятельность в многообразных социокультурных условиях и ее природно-территориальные и временные контексты. Последней примыкает к ней сфера природной детерминации. Уровневая структура личностной и групповой коммуникации последовательно встраивается в данную схему. Логические уровни имеют множество значений в разных аспектах поведения, но поскольку нами избран географический угол зрения, то духовность, идентичность, ценности, стратегии, деятельность рассматриваются как преломляющие природный контекст в данной культуре.

Рис. 2. Схема взаимосвязи логических уровней и зон культуры.

Такая концепция, во-первых, позволяет сопоставить в единстве "природное" и "культурное" для каждой конкретной общности, не ограничиваясь "влиянием природных условий на определенный вид деятельности", обычно не затрагивающим глубинных интракультурных структур, либо описанием экологических традиций в отрыве от их поведенческой контекстуальной реализации. Во-вторых, она позволяет исследовать культурные (этнокультурные) контакты, объясняя ситуации, которые трудно интерпретировать с помощью традиционного методологического инструментария. Например, сохранение этнического своеобразия в каждом из двух соседствующих в течение столетий сообществ и бурную ассимиляцию одним этносом другого за 20-30 лет.

В табл. 4 представлены логические уровни зон культуры - центральной и периферийной - применительно к двум сообществам, контактирующим в одном географическом пространстве: А - "новационному", Б - "традиционному". Они диаметрально различаются по всем логическим уровням: идентичность, как самая глубокая личностная структура, реализуется в символическом "хозяин природы" и "часть природы", управляет ценностями и убеждениями -прогрессивное ресурсопотребление либо баланс. Деятельность - практическая реализация стратегии, в первом случае выражается термином "освоение" (добыча, вырубка, разработка, заготовка), во втором - жизнеобеспечение (как пропитание, одежда, жилье, сакральная сфера). Этот уровень задает нижележащий: интерпретацию территориального ("ресурс" / "дом") и временного ("вектор" / "цикл") контекстов, выявляя различные природопользовательско-деятельностные установки.

Таблица 4

Географическая интерпретация социоприродных связей двух гипотетических сообществ (А-Б)

Зоны культуры Логические уровни А Б

Центральная Идентичность «Я» - хозяин, властелин природы «Я» - часть природы

Ценности, убеждения Прогрессия Увеличение материальных богатств улучшает качество моей жизни Баланс Созидая / разрушая природу - созидаю / разрушаю себя

Стратегии Взять как можно больше Взять(материально) столько, сколько вернуть (символически)

Периферийная Деятельность Освоение(изъятие) Обитание (жизнеобеспечение)

Контекст: территориальный Природно-ресурсный потенциал, ресурс Дом

временной Линия Цикл

Названные варианты не имеют жесткой этнической привязки; так, русские старожильческие сибирские сообщества могут тяготеть к варианту Б, а некоторые модернизированные и аккультурированные коренные этнические группы проявлять черты А. Несмотря на указанную вариативность, данная схема в большей мере отражает реальное соотношение индигенных и индустриализированных культур.

Продолжим схему контактов гипотетических культур А и Б в форме механического наложения их структурных уровней. Получившаяся идентичность должна в одном "я" ("мы" - образе) совместить "властелина" природы и ее

гармоничную часть. Ценностный уровень - стремление к прогредиентному накоплению материальных благ и осознание его саморазрушительного характера. Стратегия расширительного, сиюминутно-захватнического природопользования должна была бы сливаться с установкой на экофильное, нормированное традицией и жизненными потребностями присвоение природных продуктов. Уровень деятельности, ориентированный на безусловное приобретение, накладывается на сакрализированный, подчиненный природным ритмам хозяйственный цикл. Во внешнем контексте природный мир воспринимается как ресурс - с одной стороны, и как партнер по коммуникации и дом, - с другой.

Получившийся АБ-гибрид - химеричное образование, на каждом логическом уровне полярные позиции раскалывают его целостность, создавая фруст-рационную ситуацию. Так, в центральной зоне культуры (идентичность, ценности, частично - стратегии) закладываются коренные противоречия, которые человек не в состоянии разрешить: "Я" - властелин природы или ее часть, "Я" - "улучшая" качество своей жизни, разрушаю свою жизнь, "Я" - стремлюсь взять больше того, что категорически запрещено обычаем.

В периферийной зоне: "Я" - реализую эти эклектичные ценности и стратегии на практике. Как ни парадоксально, данная умозрительная конструкция до сих пор является жизненной в межкультурных контактах, в том числе - в Сибирском регионе.

У индигенных этносов эта схема неизбежно влечет сопротивление и своеобразную патологическую адаптацию "цивилизаторским устремлениям культуртрегеров": воспроизводятся деструктивные поведенческие стереотипы, используется лишь малая частица культурного наследия. Для того, чтобы выйти из кризиса, как показывает опыт последних лет, недостаточно просто самостоятельности - разрывы в межпоколенной этнической традиции, сплав разнородных природно-этических компонентов в один химерический "жизненный стандарт" делают необходимой помощь специалистов хотя бы на первом этапе восстановления культурной традиции. Ее цель - не только заполнение информационных лакун, но и выравнивание логических уровней жизни социума в ландшафте. Присоединяясь к модели мира данного социума / этноса, уважая ее целостность, следует содействовать тому, чтобы вовлечь в новом контексте те ресурсы, которыми она уже располагает.

Данный подход в рамках культурно-географического синтеза, как составная часть культурно-ландшафтного направления, применим к полиэтнич-ному региону, где сочетаются традиционные, трансформированно-традицион-ные, модернизированные сообщества, совмещающие глубокую архаику и современность. Унифицированная исследовательская процедура позволяет выделить особенности центральной и периферийной зон для основных культурных групп, проследить их уровневую организацию в синхронном и диахрон-

ном аспектах, построить на основе тех же структурно-логических единиц синтетический культурно-ландшафтный портрет региона.

Осевой конструкцией регионального синтеза является деятельностная концепция культурного ландшафта как область применения широкого спектра социально-, экономико-, историко-, этногеографических подходов.

В физической географии интегративный потенциал природного ланд-шафтоведения давно и убедительно доказан. Почти полвека назад отмечено, что ландшафтное направление в географической науке определяет ее будущее значение как синтетического естествознания, и поэтому ландшафт следует трактовать не только как эффект взаимодействия природных процессов, но и как систему, осуществляющую работу этого взаимодействия (Полынов, 1956). В.Б. Сочавой (1978) введено понятие геосистемы, представляющей особый класс управляющих систем; земное пространство всех размерностей, где компоненты связаны друг с другом и как целостность взаимодействуют с космической сферой и человеческим обществом. Организующий принцип данных физико-географических подходов - деятельностный и системный характер стал стимулом для аналогичных поисков в культурном ландшафтоведении.

Подход опирается на важность природопользования - "ключа" к строительству этнического ландшафта (Филиппова, 1993; Рагулина, 2000). Специфика сибирской природы мощно воздействует на все стороны бытия, задавая лимиты возможностей выживания, "врастая" в локальные культуры, объединяя стратегии демографического воспроизводства, промысловой этики и мироощущения в целом. Сибирская ситуация отличительна тем, что из-за интенсивного взаимопроникновения разных культур почти невозможно отграничить "чистый" этноландшафт с жесткой оппозицией "мы - они", "свое - чужое".

Концепция антропогеоценоза (Алексеев, 1975), адаптированная И.И. Крупником (1989) позволила четко проследить основные процессуальные отношения в системе "этнос - природа", однако территориальность в этих рамках сводилась к понятию освоенного ареала - ресурсного базиса жизни. Параллельно нами разрабатывалась линия, где этничность как культурная идентификация сопрягалась с феноменом территориальности и рассматривалась как своеобразный "импринт" основных социоприродных черт окружения группы, запечатленный сквозь систему фильтров этнической модели мира (Рагулина, 1998; 2000). Соединение названных тем на основе ландшафтной парадигмы позволило сформулировать деятельностно-ориентированный культурно-ландшафтный подход.

Положения о культурном ландшафте как целостной, территориально локализованной совокупности вещества, энергии и информации, о "вхождении" культуры в ландшафт не только через результаты, но и процессы деятельности (Веденин, 1990), послужили стартовой методологической позицией. Поскольку в нашей трактовке культурный ландшафт - самоорганизующийся природ-

но-культурный комплекс, целостно репрезентируемый в сознании социума, то именно здесь происходит интеграция логических уровней культуры. Он предстает контекстом (природным, техногенным, виртуальным, ситуационным) жизни социума, побуждает к определенным видам деятельности и аккумулирует ее результаты, стимулирует выработку спектра стратегий материальной и ментальной работы по освоению жизненной среды, включает в себя и манифестирует систему ценностей, и наконец, служит самоидентификационным "зеркалом" коллектива - носителя культуры.

При таком подходе, когда ландшафт одновременно и репрезентируемое и репрезентация, разделить "культурное" и "природное" довольно сложно: эти категории "перетекают" друг в друга, как древнекитайские "Инь" и "Ян".

Мы выделяем следующие грани культурного ландшафта, последовательно рассматривая его как территорию со свойственной ей ареальной динамикой, внутренней структурой этнокультурных сообществ и природными предпосылками их развития; как деятельность ("работу"), где основное внимание уделено системам природопользования и жизнеобеспечению коллективов с учетом ритмических закономерностей пространственно-временной пульсации деятельности; как репрезентацию (образ) пространства и времени, структуры мира и места себя в нем, топонимическую индикацию особенностей взаимодействия этноса и родной земли; как жизненную среду, где в повседневной жизни сливаются сакральное и мирское, репрезентируемое и репрезентирующие, а в предметах быта и обихода зашифрованы модели вселенной.

Данный культурно-ландшафтный подход применен нами для изучения слабо модернизированных сибирских этнокультурных ландшафтов в "эпоху традиционности" (XIX - начало XX в.).

4. Метод регионального культурно-ландшафтного синтеза (РКЛС) -новый подход в инструментарии культурной географии, апробированный в полиэтничном сибирском ареале, позволяет выявить процессы культурно-географической дифференциации / консолидации этнокультурных ландшафтов и формирования региональной геокультурной целостности -важнейшие факторы социального развития и территориальной политики.

Полигоном оценки результативности РКЛС являлась зона контакта крупных физико-географических рубежей, разделяющих Южно- и Среднесибирскую, Байкало-Джугджурскую области (Сочава, 1978). Здесь представлены контрастные горные, равнинно-плоскогорные, котловинные геосистемы светло- и темнохвойной тайги, тундровых, субальпийско-альпийских и гольцовых комплексов, болот, лугов, островных лесостепей и степей.

В геокультурном отношении на протяжении последних более чем трех столетий исследуемый регион представляет ареал взаимодействия различных миров и стык четырех великих культурных традиций: славянско-земледельче-

ской (христианской), монголо-бурятской скотоводческой (будцийско-шаман-ской), тюркской и тунгусской охотничье-оленеводческой (анимистически-шаманской) (рис. 3).

Рис- 3. Схема гескулыурных миров Среднесибирского региона

Основные ареалы: 1 - славянско-земледельческий (христианский); 2 - тунгусский промыслово-оленеводческий и пеше-промысловый (анимистически-шаманский) ;3-тюркский (анимистически- шаманский): а) промыслово-оленеводческий: тофалары, тувинцы-тоджинцы;б) скотоводческо-промысловый:якуты;4-монголо-бурятский скотоводческо-земледельческо-промысловый(шаманско-буддийский).

Геокультурные миры соответствуют в основных чертах современным культурным ландшафтам. Пространственное положение культурных ландшафтов, их динамику, а также категории, относящейся к центральной зоне культуры, позволяет выявить топонимический анализ, который помимо этого, служит индикатором основных типов связей этноса и территории.

Топонимы тунгусского происхождения свидетельствуют о "проникающем", микроареально-ячеистом характере эвенкийского освоения территории. Эвенкийские географические названия в первую очередь отражают ландшафтные и биоресурсные особенности территории: орографию, гидрографию, фау-нистические и флористические характеристики. Основа эвенкийской картины мира - по топонимическим данным - "растворенность" этноса в своей природной "одушевленной" среде, диалогичность отношений со своей территори-

ей, когда человек в ее именах выделяет признаковые характеристики, поскольку в пределах этнического ареала осмысливается многомерное духовно-материальное "пространство жизни".

Тофаларский топонимический ареал отличается наложением и сплавом кетских, тюркских и, частично, монголо-бурятских названий. Стратегии географической номинации близки эвенкийским: "признаковость" топонима также является основной чертой; почти не представлены личноименные и этно-нимические названия в связи со сходными с эвенками нормами землепользования.

Бурятская топонимия имеет существенные организационные отличия. Проникновение монголов в ареалы тюркских и "лесных" народов (предков некоторых бурятских племен), вероятнее всего, происходило по описанной Г.Н. Потаниным (1883) модели постепенного "просачивания", а не тотального покорения и истребления аборигенов: осваивая плодородные, с богатыми лугами долины крупных рек, пришельцы оттесняли тюрков в горные и предгорные районы, приобщаясь одновременно к их образу жизни, заимствуя черты картины мира и приемы хозяйствования.

Общность с эвенкийскими и тофаларскими традициями географической номинации заключается в отражении свойств природного объекта, его состояния, что служит своеобразной "говорящей картой", "путеводителем" в жизнеобеспечении кочевников. Основное и важнейшее отличие бурятской топонимии - в закреплении родовых имен за названиями мест проживания. Устойчивость родовых и племенных топонимов представляет, "развертывает" и делает ощутимо близкой в материальном повседневном пространстве историю народа. Четко упорядоченная структура сакральной географии бурят - шаманистов, когда каждый эжин ("хозяин") "отвечает" за определенный географический объект, явление природы или вид деятельности (Михайлов, 1987; Хагдаев, 1998), регламентированность культовой системы, когда шаман должен неукоснительно придерживаться "канона", коррелирует с детальной территориальной этнонимией.

Русский, наиболее поздний топонимический пласт, отражает основные этапы освоения: казачью колонизацию с основанием полувоенных острогов и формирование мирного крестьянского населения. Приток мигрантов из северо-и среднерусских губерний, территориальное совмещение интересов способствовало изменению исходных ареалов; к XVIII в. русские прочно обосновались на бурятских и эвенкийских землях в долинах Лены, Ангары, Илима. Именно здесь наиболее плотно представлены русские топонимы; вкрапления их отмечены повсеместно.

Русские географические названия имеют яркую адаптивную специфику. Это "ностальгическое" приложение к новой родине привычных великорусских названий, "словотворчество" в разнообразной русификации аборигенных тер-

минов - результат стремления к "укоренению" и психологической комфортности. Специфичной чертой русского топонимического пласта является широкое применение личноименных названий. Кроме того, долинная колонизация в за-хватно-заимочной форме прежде всего легитимизировалась в установлении права на землю. Фамильные названия характерны для подавляющего большинства русских - поначалу одно- и малодворных деревень. Преемственность поколений прослеживается в них и по сей день: в течение более чем трех веков, сохраняя "ядро" сибирских старожилов не только на социокультурном, но и на популяционно-генетическом уровне, в сердцевине русского культурного ландшафта.

В XVII в. эвенкийский культурный ландшафт занимал практически всю таежную зону, за исключением горной тайги Восточного Саяна, где располагался тофаларский культурный ландшафт; бурятский охватывал подтайгу, островные лесостепи и степи. Их своеобразие, внутреннее смысловое содержание раскрывает РКЛС. Взаимодействие проявляется в различных аспектах: территориальных (ареальная динамика и структура), деятельностных (особенности природопользования, ритмика освоения ресурсно-этнохозяйственных территорий - РЭТ), образно-средовых.

Иерархическая организация и динамика культурных ландшафтов рассматривается с опорой на следующие ступени (Метщ, 1965): сердцевина - зона концентрации гомогенных черт культуры; домен - ареал, в котором преобладает конкретная изучаемая культура, однако межэлементные связи и степень их проявления слабее, чем в сердцевине; сфера - зона периферийного влияния и аккультурации, где люди этой культуры воспринимаются как меньшинство, вкрапленное в иную культуру; островки-изоляты - редкие спорадические поселения / группы.

В структурном отношении "исходные" эвенкийский, бурятский и тофа-ларский ЭКЛ были представлены сердцевиной и доменом (рис. 4).

Русская колонизация повлекла изменение границ, дифференциацию и усложнение внутренней структуры. Ареалы сердцевины резко сузились у эвенков и бурят; обособился домен, появилась и расширилась в своих границах сфера за счет зоны аккультурации и усилившихся этноконтактов.

Эволюция "исходного" ЭКЛ у эвенков и бурят шла различными путями. Эвенки, сохраняя свой культурно-хозяйственный уклад, покидали обжитые родовые угодья, мигрировали вглубь тайги, поскольку долины рек осваивались русскими земледельцами. Таким образом, сердцевина эвенкийского КЛ сформировалась на новых таежных пространствах. Окружающий ее домен включал отдельные островки промыслового русско-эвенкийского метисного населения. Огромная площадь сферы с преобладанием русского населения содержала редкие эвенкийские изоляты.

Рис. 4. Иерархическая структура и динамика культурных ландшафтов.

Трансформация бурятского ЭКЛ сопровождалась расширением его первоначального ареала. Более тесные, по сравнению с эвенками, контакты русских и бурят были обусловлены включением в бурятскую скотоводческую хозяйственную модель земледелия и превращением его в высокоэффективную жизнеобеспечивающую отрасль. Бурятский этнос стремился расширить первоначальный ареал; чересполосное проживание с русскими воспринималось позитивно. Это привело к территориальному сужению сердцевины, формированию домена с русскими и метисными изолятами и значительной сферы русско-бурятского населения с редкими эвенкийскими островками.

Тофаларский ЭКЛ практически не испытал прямого воздействия колонизационных процессов. Как и "исходный" ЭКЛ, после прихода русских структурно он представлен обширной сердцевиной, меньшим доменом, очень слабо выраженной сферой со смешанным населением, расположенной на периферии ареала. Его хронопространственная устойчивость связана с орографической и информационной изоляцией региона.

Русский ЭКЛ не имеет четких пространственных границ, в отличие от ЭКЛ коренных кочевых народов, поскольку его формирование связано с межкультурным взаимодействием в разных формах - от завоевания и вытеснения аборигенов до мирного соседства. Несмотря на краткость истории существования, в данном ЭКЛ также выделяется сердцевина, представленная старожилами - потомками первопоселенцев в долинах крупных рек. Домен с метис-

ным русско-бурятским и эвенкийским населением занимал самую обширную территорию, поскольку влияние русского хозяйственно-культурного комплекса было очень сильным. В сфере русского ЭКЛ при чересполосном проживании русских и бурят вкраплены иноэтничные изоляты.

Рубежи ЭКЛ довольно условны и взаимопроницаемы, поэтому создается множество специфичных локальных переходных вариантов, "цементирующих" регион как геокультурную целостность.

Анализ структурных особенностей ЭКЛ показывает значительную хро-нопространственную динамику эвенкийского и бурятского, статичность тофа-ларского, контактную специфику русского этноландшафта.

Деятельность, рассматриваемая как один из важнейших диагностических признаков культурного ландшафта, в данном случае - хозяйственные модели (традиционная в совокупности с аккультурационными модификациями) и ментальные установки их носителей явились первопричиной усложнения и преобразования внутренней структуры этноландшафтов.

Сердцевина определяет специфику культурных ландшафтов, их отличительные черты, поскольку в большей степени сохраняет "исходные" этнические типы образов жизни. У эвенков и тофаларов это промыслово-оленеводче-ские, у бурят - скотоводческие и скотоводческо-земледельческо-промысловые, у русских - земледельческо-промысловые хозяйственно-культурные комплексы. При этом РЭТ, осваиваемые в годовом кочевом цикле, у эвенков тайги по протяженности достигали 240 км, у тофаларов - 60-80 км в горной тайге и высокогорье, у бурят в лесостепных и степных районах, подтайте РЭТ охватывали радиус не более 20-30 (реже - 50) км, где сосредоточивались комплексы се-зонно осваиваемых пастбищ. РЭТ русского старожилого населения были структурированы по оси - заимка - деревня - зимовье и редко превышали расстояние 15-20 км.

Важнейшей характеристикой сердцевины является ее восприятие сквозь призму центральной зоны культуры: ключевой категорией, сопрягающей человека и ландшафт, является самоидентификация, воплощенная в образе дома. "Дом" в кочевой таежной культуре эвенков и тофаларов не был ограничен пределами жилища, он охватывал большую часть хозяйственного ареала (Сирина, 1992) со стоянками, лабазами, промысловыми угодьями, пастбищами и святыми местами.

Центральные жерди чума - прообраз "мирового дерева" - одновременно центра Вселенной и связующей нити с Небом. Это ключевой элемент культурологического "комплекса центра", присущего многим народам: и кочевник-эвенк, и тоф, поставив чум, всегда оказывался в центре не только своего дома-ареала, но и всего мироздания. Таким образом, выстраивается ряд семантических эквивалентов: для эвенков и тофов ареал обитания = хозяйственный ареал = "дом" = "я" - образ, или идентичность. С учетом этого становится понятной

"странная" стратегия взаимодействия эвенков с русскими крестьянами, заселявшими и распахивавшими эвенкийские долины рек: где это возможно, эвенки стремились уйти вглубь тайги, а следов оставшихся через 10-20 лет местное начальство не обнаруживало, как полностью "растворившихся среди крестьянского населения", или, иными словами, утративших свою этническую идентичность. Географическая изоляция труднодоступной Тофаларии повлекла сохранение сердцевинных территорий вплоть до начала коллективизации.

В бурятском ЭКЛ семантика понятия "дом" также не сводима к пространству жилища, а соответствует пределам родного улуса, где крепки внут-риродовые взаимосвязи, имеется комплекс локальных божеств и отношения между людьми отличаются четкой регламентированностью (Михайлов, 1980).

Для русского ЭКЛ домом была усадьба со всеми хозяйственными постройками и оберегами: по Б.А. Рыбакову (1988), - сложная, веками создававшаяся система заклинательных мер против неожиданного нападения. Микрокосмический символ дома - крепость: однодворная русская деревня была в буквальном смысле островом в неизвестном мире, поэтому для успешности адаптации переселенцы впитывали культурные традиции нового региона.

Сфера - ключевое звено, консолидирующее разные ЭКЛ в геокультурную целостность, зона интенсивной аккультурации, перекрытия хозяйственных моделей и образов жизни, этнодемографической метисации и духовных заимствований. Сфера во многом противоречива, сочетая несхожие установки и адаптивные поведенческие типы, нестабильна и подвижна. В сфере происходит значительная редукция РЭТ таежных кочевников из-за длительной оседлости; наличие утужного луговодства, огорода и молочного скота - предпосылки окончательного перехода на русскую и бурятскую хозяйственную модели. К сфере относятся зимовья купцов-покрутчиков, и отчасти - старожильческие поселки и русско-бурятские деревни крестьянского типа, куда со временем стали выходить кочевники тайги для продажи пушнины и пополнения запасов продовольствия. Заимствование промыслового и скотоводческого образа жизни, обычно сопряженное с межэтническими браками, "обурячивание" и "отун-гусивание" русского населения также происходит здесь. Субъективное восприятие этнокультурной группой таких ареалов как "своей земли" выражено неравномерно: наиболее - у таежных охотников-оленеводов, наименее - у славян-новопоселенцев.

В итоге культурно-географическая дифференциация межэтнического взаимодействия была одной из важнейших составляющих нового культурного ландшафта: религиозный синкретизм, цементирующий территориальное единство, дополнялся еще одной важнейшей составляющей - коэволюцией систем этнического природопользования. Основная их характеристика - сохранение основных черт традиционных общинных социокультурных институтов.

Введение христианства как религии, совершенно по иному интерпретирующей отношения человека и природы (человек - царь природы), было сопряжено с утилитарными целями русского государства - объясачиванием инородцев, получением новых богатств и расширением территориальных границ. Тем не менее, новая религия плавно инкорпорировалась в поликонфессиональную систему региона.

Вопреки замыслу православных миссионеров, не допускающих компромиссов с шаманизмом и буддизмом, сформировался специфический конгломерат, определивший общие принципы духовно-религиозного единства региона. Этому в значительной мере способствовало обыденно-бытовое соприкосновение разных культур на деятельностном уровне: переход бурят к земледелию сделал для них близким и понятным русский земледельческий календарь, а занятия крестьян охотой способствовали тому, что через поклонение "хозяевам мест" и другие промысловые шаманские ритуалы они сближались в своей идентификации с аборигенами.

В геокультурной региональной целостности происходит формирование нескольких ареалов "этнической реальности" посредством территориальной экспликации глубинных структур центральной зоны культуры. Этим ареалам присуще свое течение времени и семантика пространства, выраженные как в образно-артефактной (жизненная среда), так и в ментифактной (топонимия, мир сакрального) формах. Взаимодействие этнокультурно-репрезентацион-ных, "образных" граней ЭКЛ региона создает предпосылки устойчивости среднесибирской геокультурной целостности на основе консолидирующих черт картины мира проживающих здесь народов.

Успех российской колонизации Сибири напрямую зависел от духовных особенностей освоения: способность русской культуры воспроизводить свое ядро в самых разнообразных ландшафтных условиях связана с пластичностью ее центральной зоны, которая может инкорпорировать местные пласты этно-природных идентификаций.

В годы коллективизации вследствие насильственного изменения всего жизненного уклада населения региона сформировалась гибридно-химерическая деятельностная модель. Внедрение в сознание людей категорий "плана", производительности труда, отраслевое деление системы этнического природопользования, мощная антирелигиозная пропаганда, борьба с шаманами и кулаками "выбили почву" из под ног устоявшейся сбалансированной культурной системы. Фрустрация, вызванная совмещением несовместимого, проявилась в усвоении элементов хищнического природопользования с одновременным осознанием недопустимости такого поведения, несоответствия его глубоко интегрированным, архетипически закрепленным в коллективной памяти нормам. Механизм патологической адаптации подразумевает различные пути психологической защиты: от алкоголизма до перемены идентификации. В различных

социокультурных общностях региона эти процессы отличаются вариативностью и направленностью. Результаты их детального культурно-географического изучения должны стать неотъемлемой частью формулировки территориальной политики. Дальнейшее продолжение работ в этом направлении видится нам как актуальная исследовательская задача.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Российская культурная география стоит на пороге интеграции в качестве равноправного члена в систему географических наук. Пока еще остро ощущается дефицит обобщающих фундаментальных исследований, в которых бы излагались теоретико-методологические основы этого научного направления. В данной работе на основе анализа отечественных и зарубежных подходов выявлены тенденции эволюции, динамики и современного развития культурной географии в России.

Основные выводы и результаты состоят в следующем.

1. Установлено, что формирующаяся в течение двух десятилетий отечественная культурная география в настоящее время имеет более узкое предметное поле по сравнению с англо-, франко- и германо-язычными школами. Для решения задач познания геокультурных процессов современности необходимо расширение теоретико-методологического горизонта. Определены перспективные тенденции в контурах отечественной культурной географии: ассимиляция зарубежных успехов, возрождение отечественного наследия, разработка прикладной методологии.

2. В результате проведенной работы выявлен круг интересов зарубежной культурной географии, охватывающий объективные и субъективные грани связи человека и земли. Введены две базовых категории анализа. Первая -культурно-географические традиции: 1) пространственная; 2) средовая; 3) культурно-ландшафтная; 4) региональная; 5) топологическая; 6) временная. Вторая - парадигмы или мировоззренческие установки: сциентистская, феноменологическая и постмодернистская.

3. На пересечении трех названных мировоззренческих парадигм с шестью выделенными традициями получена информативная картина культурно-географических подходов, анализ которой позволяет сделать вывод о том, что контуры развития исследовательских традиций в течение XX в. демонстрируют их эволюцию от объективации культурных проявлений к возрастанию доли гуманистических подходов.

4. Выявлена зависимость методов исследования от мировоззренческих установок: доминирование феноменологии за рубежом вызвало преобладание методов культурной антропологии, качественной социологии, герменевтики. Таким образом, гуманитарная грань географического бытия культуры исследу-

ется обстоятельно и детально, а природная - неоправданно уходит в тень, что, на наш взгляд, является существенным дефицитом современной культурной географии.

5. Предложена новая трактовка культурного ландшафта, который определен как самоорганизующийся природно-культурный комплекс, целостно репрезентируемый в сознании членов социума и их соседей (ауто- и гетерообра-зы), осуществляющий жизнеобеспечивающую деятельность человеческого коллектива.

6. Разработана концепция регионального культурно-ландшафтного синтеза (РКЛС). Установлены структурные уровни культуры, значимые в географическом аспекте. Предлагаемая теоретическая модель регионального культурно-ландшафтного синтеза направлена на устранение "гуманитарно-природного" дисбаланса исследований.

7. Перспективность регионального культурно-ландшафтного синтеза как нового подхода в инструментарии культурной географии доказана апробацией в полиэтничном сибирском ареале. Выявлено взаимодействие комплекса культурных ландшафтов, порождающее целостную региональную геокультурную общность, которая является важнейшим фактором социального развития и территориальной политики. Доказано, что специфика "исходных" этнокультурных ландшафтов (ЭКЛ) обусловлена различием их природно-географиче-ской основы и особенностями центральной и периферийной зон культуры. Деятельность и ментальные установки - первопричины усложнения внутренней структуры этноландшафтов.

8. Проведенное исследование позволило выделить ключевые звенья, консолидирующее этноландшафты региона в геокультурную целостность. Это сердцевина - ядро этнического своеобразия, постоянно подпитывающее локальные культурные модели чистой этнотрадицией, обеспечивает многогранность картины мира, и сфера, зона интенсивной аккультурации, метисации и духовных заимствований. Их сочетания и перекрытия создают гибкую жизнестойкую геокультурную целостность.

Настоящая работа представляет первое сводное культурно-географическое исследование, проведенное с использованием критериев методологического "пересечения" основных мировоззренческих парадигм общенаучного и философского характера и ряда базовых исследовательских традиций. Проведенное исследование открывает перспективы дальнейшего изучения конкретных ветвей дисциплины и практической реализации названных подходов на любом региональном материале.

ОСНОВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

А вторские монографии

1. Рогулина М.В. Коренные этносы сибирской тайги. Мотивация и структура природополь-

зования (на примере тофаларов и эвенков Иркутской области). - Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2000. - 163 с. (9,6 п.л.)

2. Рогулина М.В. Культурная география: теории, методы, региональный синтез. - Иркутск:

Изд-во Ин-та географии СО РАН, 2004. - 171 с. (19,6 п.л.) Разделы в коллективных монографиях

3. Рогулина М.В. Оценка возможностей жизнеобеспечения населения в контексте устойчи-

вого развития / Экологически ориентированное землепользование в Байкальском регионе. Слюдянский район. - Иркутск: Изд-во Ин-та географии СО РАН, 2002. - С. 34-46.

4. Рогулина М.В. Вершино-Хандинская эвенкийская община / Экологически ориентирован-

ное планирование землепользования в Байкальском регионе. Ковыктинское газокон-денсатное месторождение. - Иркутск: Изд-во Ин-та географии СО РАН, 2005. - С. 47-57.

Статьи и другие публикации

5. Филиппова (Рогулина) М.В. Роль природных факторов в земледелии Прибайкалья / Исто-

рико-географические исследования Южной Сибири. - Иркутск: Ин-т географии СО АН СССР, 1991.-С. 47-61.

6. Филиппова (Рогулина) М.В. Хозяйственные модели и жизнеобеспечение тофаларов /

Эколого-экономические основы безопасной жизнедеятельности. Тез. докл. Всеросс. науч.-практ. конф. - Новосибирск, 1993. С. 75-77.

7. Филиппова (Рогулина) М.В. Этнологические аспекты региональных агроландшафтных

систем Средней Сибири / Теоретические и прикладные проблемы агроландшафтове-дения. Тез. докл. 9-го ландшафта, совещ. - Винница, 1993. - С. 103-105.

8. Филиппова (Рагулина) М.В. Ресурсопользование в системе жизнеобеспечения тофаларов /

Природные ресурсы Иркутской области: современный взгляд: Тез. докл. региональн. науч. конф. - Иркутск, 1993. - С. 63-65.

9. Филиппова (Рагулина) М.В. Демографические особенности тофаларов и эвенков Иркут-

ской области / Демографическая политика Иркутской области. - Иркутск, 1994. - С. 61-63.

10. Филиппова (Рагулина) М.В. Методологические подходы к изучению этнического при-

родопользования малочисленных народов Севера / Проблемы науки и практики. -Иркутск, 1994. - С. 61-63.

11. Рагулина М.В. Этническое природопользование в горной тайге и проблема ресурсно-

этнохозяйственных территорий / Географические исследования Азиатской России: история и современность. - Иркутск, 1995. - С. 186-187.

12. Рагулина М.В. Этнос и территория: методология географического анализа // География

и природ, ресурсы. - 1998. -№ 4. - С. 27-31.

13. Рагулина М.В. Этническое природопользование сибирских народов как проявление со-

творчества человека с природой: методологические аспекты / Проблемы экологии и природопользования Байкальского региона. - Иркутск, 1999. - С. 152-158.

14. Рагулина М.В. Методология изучения этнотерриториального взаимодействия / Десятое

научное совещание географов Сибири и Дальнего Востока. - Иркутск, 1999. - С. 130-131.

15. Рагулина М.В. Субъективный фактор в проблеме этнических территорий / Природные и

социально-экономические условия регионов Сибири. - Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2000. - С. 74-76.

16. Рагулина М.В. Географическое понимание этничности // География и природ. ресурсы.

- 2000.-№1.-С. 21-26.

17. Рагулина М.В. Географический анализ субъективных факторов этнотерриториального

взаимодействия в полиэтничном регионе: постановка проблемы / Региональное природопользование и фундаментальные проблемы географии будущего. - Иркутск: Изд-во Ин-та географии СО РАН, 2001. - С. 108-124.

18. Рагулина М.В. Категории "субъективности" в полиэтничном регионе: культурно- гео-

графический взгляд / Восточносибирский регионализм: социокультурный, экономический, политический и международный аспекты. - Иркутск: Оттиск, 2001. - С. 120— 139.

19. Рагулина М.В. Концепция жизнеобеспечения как основа социально-географического

исследования локальных сообществ / География Азиатской России на рубеже веков.

- Иркутск: Изд-во Ин-та географии СО РАН, 2001. - С. 117-118.

20. Рагулина М.В. Культурно-географический подход к изучению локальных сообществ /

Народы и культуры Сибири. Взаимодействие как фактор формирования и модернизации. - Иркутск: Оттиск, 2002. - С. 91-103.

21. Снытко В.А., Тулохонов А.К., Батуев А.Р., Гомбоев Б.О., Рященко С.В., Рагулина М.В.,

Галес Д.А. Этноэкологичсские факторы в формировании территориальных систем развития Байкальского региона // Закон Российской Федерации "Об охране озера Байкал" как фактор устойчивого развития Байкальского региона / Материалы Меж-дунар. науч. конф. - Иркутск, 2003. - С. 214-217.

22. Снытко В.А., Батуев А.Р., ГалесД.А., Рагулина М.В., Рященко С.В. Территориальный

анализ ресурсов развития этнических сообществ в Байкальской Сибири // Природно-ресурсный потенциал Азиатской России и сопредельных стран: геоэкономическое, геоэкологическое и геополитическое районирование / Материалы Междунар. науч. конф. - Иркутск, 2004. - С. 36-39.

23. Ишмуратов Б.М., БезруковЛ.А., Гаращенко А.В., Напрасников А.Т., Никольский А.Ф.,

Пономарев Г.В., Рагулина М.В., Савельева И..Л. Региональное природопользование и география общества // География и природ. Ресурсы. - 2004. - № 2. - С. 18-28.

24. КорытныйЛ.М., КалекЛ.Л., НапрасниковА.Т., ПарфеновВ.М., ПономаревГ.В., Рагу-

лина М.В., Савельева И.Л. Географический подход к выделению территорий традиционного природопользования // География и природ, ресурсы. - 2004. - № 3. - С. 35-42.

25. Корытный Л.М., КалепЛ..Л., НапрасниковА.Т., Рагулина М.В. Основные принципы вы-

деления территорий традиционного природопользования / Двенадцатое научное совещание географов Сибири и Дальнего Востока. - Владивосток: ТИГ ДВО РАН, 2004.-С. 211-213.

26. Рагулина М.В. Культурная география: предпосылки современного развития / Двенадца-

тое научное совещание географов Сибири и Дальнего Востока. - Владивосток: ТИГ ДВО РАН, 2004.-С. 316-318.

ОГЛАВЛЕНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

ВВЕДЕНИЕ

ЧАСТЬ 1. ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ КУЛЬТУРНОЙ ГЕОГРАФИИ: СПЕКТР

ТРАДИЦИЙ И ПАРАДИГМ Глава I. Культурная география как географическая наука

1.1. Дефиниции, предметное поле и основные направления культурной географии

1.2. Концептуализация культуры: географический ракурс

1.2.1. Суперорганическая трактовка культуры

1.2.2. Эпифеноменальная трактовка культуры

Глава II. Основания культурно-географической аналитики и классификации концепций

11.1. Характеристика основных исследовательских традиций в культурной географии

11.2. Мировоззренческие парадигмы в культурно-географических исследованиях и классификация культурно-географических подходов

Глава III. Анализ пространственной традиции в культурной географии и

сопредельных научных областях III. 1. Значение пространственности для современной культурной географии

111.2. Начальные ступени: метафизика пространства

111.3.A. Геттнер и культурное районирование

111.4. "Региональная хорология" и пространственный анализ в США

111.5. "Пространственность" в отечественных разработках культурно- географических тем: 1970-1980 гг.

111.6. Гуманистические и феноменологические трактовки пространства

111.7. "Гуманистический сциентизм" и структурализм в исследовании пространства

111.8. Пространство и постмодернизм: проблема "методологического метаболизма" естественного и гуманитарного знания

Глава IV. Средовая традиция культурно-географических исследований

IV. 1. Среда и пространство

IV.2. Истоки средовой традиции в России

IV.3. Проблемное поле "среда - культура" в европейский географии IV.4. Англоязычные концепции среды в культурной географии IV.4.1. Географический детерминизм (энвайронментализм) и поссибилизм IV.4.2. Культурная экология: антропологическая интерпретация Д. Стюарда и традиционный географический подход IV.4.3. Системные исследования 1960-х гг. и становление современной культурной экологии

IV.5. Гуманистические и перцепционные направления в средовой традиции

IV.6. Этническая экология в России

Глава V. Топологическая традиция в культурной географии

V. I. Топологический "перекресток" географических традиций и гуманитарная специфика

места

V.2. Место сквозь призму сциентизма

V.2.I. "Региональная хорология" и "пространственный анализ" в англоязычных

топологических исследованиях V.2.2. Европейские топологические подходы

У.3. Средовая традиция в локалистском преломлении У.3.1. Концепция локального сообщества

У.3.2. Культурно-географический подход к изучению жизнеобеспечения локальных сообществ

У.4. Гуманистическая география и феноменология: топологическая перспектива

У.4.1. "Минимальный ареал" и "игра масштабов"

У.5. Постмодернизм и культурно-географическая топология

У.5.1. "Своеобразие и различие" и специфика виртуального места

У.6. Современная феноменология и географическая "самость"

У.7. Биорегионализм - синтез науки и общественного движения

V.8. Взаимодействие социологии и культурной географии: концепция локэйла Глава VI. Региональная традиция и культурно-географическое районирование

VI. 1. Специфика понятия "район" в культурной географии и европейский "культурный

регионализм"

У1.2. Пространствоведение и регионализм в культурно-географическом аспекте У1.3. Комплексное культурное районирование: проблемы вернакулярных районов и региональной идентичности

У1.4. Культурно-географическое значение развития региональной традиции в современных европейских школах и "новая региональная география" в США

VI.5. Отечественный культурно-географический регионализм Глава VII. Ландшафтная традиция в культурной географии

VII. 1. Сциентистская трактовка

У11. 1.1. Морфологическая школа К. Зауэра

У11. 1.2. Становление концепции культурного ландшафта в России У11.2. Концепции культурного ландшафта в Европе

У11.3. Феноменологическая и постмодернистская парадигмы в англоязычном культурном

ландшафтоведении У11.4. Культурный ландшафт в современной отечественной географии У11.4.1. Ноосферная концепция культурного ландшафта У11.4.2. Культурное ландшафтоведение: средовой подход

VII.4.3. Ландшафтная феноменология В.Л. Каганского Глава VIII. Время: культурно-географический взгляд

VIII. 1. Время, логический позитивизм и география УШ.2. Временная география и "хореография бытия" УШ.3. Образы времени

У11.4. Современная культурная география и время

ЧАСТЬ 2. МЕТОДЫ КУЛЬТУРНО-ГЕОГРАФИЧЕСКОГО РЕГИОНАЛЬНОГО

СИНТЕЗА И ИХ АПРОБАЦИЯ Глава I. Методологические основы регионального культурно-географического синтеза

1.1. Поиски регионального синтеза

1.2. Концептуализация культуры - адаптационная и коммуникационная трактовки - геогра-

фический взгляд

1.3. Гуманитарные источники авторского культурно-ландшафтного подхода

1.4. Гипотеза географического "развертывания" культуры

1.5. Культурно-ландшафтный региональный синтез

Глава II. Формирование среднесибирской культурной региональной общности как

результат взаимодействия этнокультурных ландшафтов (XIX - начало XX в.) II. 1. Этноландшафт как территория

II. 1.1. Ареальная динамика этнокультурных сообществ и природные предпосылки

формирования культурных ландшафтов II. 1.2. Структурные особенности этнокультурных ландшафтов II. 1.2.1. Территориальная структура эвенкийского культурного ландшафта II. 1.2.2. Тофаларский культурный ландшафт - специфика изоляции П. 1.2.3. Бурятские и русские культурные ландшафты: модели этноконтакта II .2. Культурный ландшафт как деятельность

П.2.1. Этноэкологические факторы этнического природопользования

П.2.1.1. Формирование систем этнического природопользования таежных кочевников

(эвенки и тофалары) П.2.1.2. Этническое природопользование бурят П.2.1.3. Русско-крестьянское природопользование

П.2.2. Ритмика освоения этноландшафта и пространственно- временная "пульсация"

в жизнеобеспечении кочевых культур П.2.2.1. Эвенки П.2.2.2. Тофалары П.2.2.3. Буряты

П.3. Ландшафт как образ и жизненная среда

П.3.1. Имена Родины: топонимические характеристики взаимодействия этноса и территории

П.3.2. Этнические образы пространства и репрезентативные территории П.3.3. Субъективное время: основные черты и вклад в сакрализацию ландшафта П.4. Региональная аппликация географического развертывания культуры: направления и задачи исследования

П.4.1. Центральная зона культуры: идентификация и системы ценностей в географическом преломлении

П.4.2. Периферийная зона культуры: стратегии экологического поведения и этноконтактов: деятельностно-контекстуальный срез

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЛИТЕРАТУРА

Подписано к печати 15.03.2005 г. Объем 2 пл. Тираж 120 экз. Заказ № 303. Издательство Института географии СО РАН 664033, г. Иркутск, ул. Улан-Баторская, 1

2 2. МАР 2005

Содержание диссертации, доктора географических наук, Рагулина, Милана Владимировна

ВВЕДЕНИЕ

ЧАСТЬ 1. ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ КУЛЬТУРНОЙ ГЕОГРАФИИ: СПЕКТР ТРАДИЦИЙ И ПАРАДИГМ!

Глава ЬКультурнаи география как географическая наука

1.1. Дефиниции, предметное поле и основные направления культурной географии;

1.2. Концептуализация культуры: географический;ракурс

1.2.1. Суперорганическая трактовка культуры

1.2.2. Эпифеноменальная трактовка культуры;

Глава П.Основания культурно-географической аналитики: и классификации концепций?

ИЛ. Характеристика основных исследовательских традиций в культурной географии;

II.2. Мировоззренческие парадигмы в культурно-географических: исследованиях ^ классификация культурно-географических подходов

Глава III. Анализ пространственной традиции в культурной географии и сопредельных научных областях

III. 1. Значение пространственности для современной» культурной географии

111.2. Начальные ступени: метафизика пространства?

111.3. А. Геттнер и культурное районирование:

111.4. "Региональная хорология" и пространственный анализ в США III.5: "Пространственность" в отечественных разработках культурно- географических тем: 1970—1980 гг.

111.6. Гуманистические и феноменологические трактовки пространства

111.7. "Гуманистический сциентизм" и структурализм в исследовании пространства

111.8. Пространство и постмодернизм: проблема "методологического метаболизма" естественного и гуманитарного знания

Глава IV. Средовая традиция культурно-географических исследований

IV. 1. Среда и пространство

IV.2. Истоки средовой традиции в России

IV.3. Проблемное поле "среда— культура" в европейской географии *

IV.4. Англоязычные концепци и среды в культурной географии

IV.4'. 1.Географический детерминизм (энвайронментализм) и поссибилизм 73 IV.~4.21,Культурная экология: антропологическая интерпретация?

Д. Стюарда и традиционный географический подход 76 IV.4.3. Системные исследования 1960-х гг. и становление современной; культурной ЭКОЛОГИИ; 79 IV.5; Гуманистические и перцепционные направления в средовой традиции

IV.6. Этническая экология в России

Глава V. Топологическая традиция в культурной географии £

V. 1. Топологический "перекресток" географических традиций и гуманитарная специфика места.

V.2. Место сквозь призму сциентизма 95 V.21 Г. "Региональная хорология" и "пространственный анализ" в англоязычных топологических исследованиях

V.2.21 Европейские топологические подходы 97 V.3. Средовая традиция в локалистском преломлении ■

V.3.I. Концепция локального сообщества 98 V.3.2. Культурно-географический подход к изучению жизнеобеспечения локальных сообществ 101 V.4. Гуманистическая география и феноменология: топологическая перспектива

V.4.I. "Минимальный ареал" и "игра масштабов"

V.5. Постмодернизм и культурно-географическая топология

V.5.I. "Своеобразие и различие" и специфика виртуального места

V.6. Современная феноменология и географическая "самость"

V.7. Биорегионализм - синтез науки и общественного движения

V.8. Взаимодействие социологии и культурной географии: концепция локэйла

Глава ^.Региональная традиция и культурно-географическое районирование

VI. Г. Специфика понятия "район" в культурной географии! и европейский "кул ьтурный регионализм" 120 VL2. Пространствоведение и регионализм в культурногеографическом аспекте 122 VI.3. Комплексное культурное районирование: проблемы вернакулярных районов и региональной идентичности

VI.4. Культурно-географическое значение развития региональной традиции в современных европейских школах и "новая региональная; география" в США

VI.5. Отечественный культурно-географический регионализм

Глава VII. Ландшафтная традиция в культурной географии

VII. 1. Сциентистская трактовка 136 VII. 1.1. Морфологическая школа К. Зауэра 136 VIL1.2. Становление концепции культурного ландшафта в России 139 VII.2. Концепции культурного ландшафта в Европе

VII.3. Феноменологическая и постмодернистская парадигмы в англоязычном культурном ландшафтоведении

VII.4. Культурный ландшафт в современной отечественной географии

VII.4.1. Ноосферная концепция культурного ландшафта

VII.4.2. Культурное ландшафтоведение: средовой подход

VII.4.3: Ландшафтная феноменология В:Л. Каганского

Глава VIII. Время: культурно-географический взгляд

VIII.1. Время, логический позитивизм и география 166 VIII.2. Временная география и "хореография бытия" 168 VIIL3. Образы времени

VIII.4. Современная культурная география и время 173 ЧАСТЬ 21 МЕТОДЫ КУЛЬТУРНО-ГЕОГРАФИЧЕСКОГО

РЕГИОНАЛЬНОГО СИНТЕЗА И ИХ АПРОБАЦИЯ

Глава I. Методологические основы регионального культурногеографического синтеза

I: 1. Поиски,регионального синтеза

1.2. Концептуализация культуры - адаптационная и коммуникационная трактовки - географический взгляд

1.3. Гуманитарные источники авторского культурно-ландшафтного подхода

Г.4. Гипотеза географического "развертывания" культуры;

I.5. Культурно-ландшафтный региональный синтез

Глава II. Формирование среднесибирской геокультурной региональной общности как результат взаимодействия этнокультурных ландшафтов * (XVII -начало XX в.) s

II.1. Этноландшафт как территория 207 11.1.1. Ареальная динамика этнокультурных сообществ и природные; предпосылки формирования культурных ландшафтов 210 II. 1.2: Структурные особенности этнокультурных ландшафтов 218 II. 1.2.1.Территориальная структура эвенкийского культурного ландшафта 219 II. 1.2.2. Тофаларский культурный ландшафт- специфика изоляции 224 II. 1.2.3. Бурятские и русские культурные ландшафты: модели этноконтакта; 226 11:2. Культурный ландшафт как деятельность 230 И.2.1. Этноэкологические факторы этнического природопользования

11.2.1. Г. Формирование систем этнического природопользования; таежных кочевников (эвенки и тофалары)

11:2:1.2. Этническое природопользование бурят

11.2:1.3. Русско-крестьянское природопользование:

11.2.2. Ритмика освоения этноландшафта и пространственно-временная "пульсация" в жизнеобеспечении кочевых культур

П.2.2.1. Эвенки

IL2.2.2. Тофалары

II.2.2.3. Буряты I

II.3 . Ландшафт как образ и жизненная среда

11.3.1. Имена Родины: топонимические характеристики взаимодействия этноса и территории

11.3.2. Этнические образы пространства и репрезентативные территории 283 И.З.З. Субъективное время: основные черты и вклад в сакрализацию ландшафта 289 II.4. Региональная аппликация географического развертывания культуры: направления и задачи исследования

11.4.1. Центральная зона культуры: идентификация и системы ценностей втеографическом преломлении

11.4.2. Периферийная зона культуры: стратегии экологического поведения и этноконтактов; деятельностно-контекстуальный срез

Введение Диссертация по наукам о земле, на тему "Культурная география"

Научная проблема, решаемая в диссертации, состоит в аналитическом осмыслении теоретико-методологического состояния культурной географии, выявлении тенденций ее современного развития в России и за рубежом как основы-, построения авторской концепции регионального культурно-географического синтеза.

Актуальность темы исследования. Выбор темы работы обусловлен острой необходимостью включения культурно-географических подходов в теоретико-методологическую палитру географических исследований: взаимодействия природы и общества. Признание культуры активной социоформирующеи силой, открытие культурной подоплеки современных глобализационных процессов подвело мировую географическую науку современности: к неизбежности так называемого "культурного поворота" (Barnes, 2001). Усложнение и переструктурирование общественных отношений и социогеографических систем, контрасты между высокотехнологизированными: социумами и ядрами экономической депрессивности даже в развитых странах в совокупности с мозаичной картиной модернизированное™ и архаики в развивающемся: мире требуют своего осмысления в терминах культурной географии. Уникальность и специфичность отечественным процессам регионализции: придает жизнеобеспечивающая основа; - эксполярная экономика нетехнологизированнои глубинки, натуральное, традиционное и этническое природопользование. В совокупности с изменением самого жизнеобеспечения и стратегий репрезентации географической реальности, основных ценностей нескольких: культур, контактирующих в рамках полиэтничного региона, а также при учете глубинного историко-географического вектора, создается; поле исследования, которое требует методов; познания, отличных от устоявшихся? экономико- и социо-географических подходов. Искомой научной дисциплиной, имеющей в своем арсенале подобные методы, является культурная географиямощная и авторитетная ветвь географии человека, которая в настоящее время заново открывается отечественной географической мыслью.

Содержание и возможности сегодняшней географии человека напрямую связаны с динамичным и не всегда предсказуемым характером происходящих в обществе перемен. Еще не так давно основой общенаучной методологии были эволюционные модели, провозглашавшие безграничные возможности технологии и научно- технического прогресса. Линейность, ориентированность на бесконечный подъем, - унификацию и стандартизацию отношений мира и человека как: сущностные черты такого видения были широко представлены в западном мире. "Все общества, как считается, движутся от разного рода несообразностей: и неразумия: к истинному,, логичному и единообразному, отодвигая "на обочину" то, что не собирается следовать в: общем: потоке" (Шанин, 1990, с. 111).

Однако река истории выбрала другое русло, меняя само содержание современной географии. Модернизация и постмодернизация западных обществ породили глобалистские теории такого, как казалось, близкого будущего. В качестве примера наиболее влиятельных среди многих из них - концепция "конца истории" Ф. Фукуямы (1990), который; трактуется? как грядущее установление либерально-демократической системы в планетарном масштабе, и теория "электронного коттеджа" О. Тоффлера (1993).

В- СССР эволюционная парадигма поддерживалась господствующей идеологией; будучи одним; из; столпов теории; развитого социализма. Довольно типичны для >того времени были прогнозы неуклонного экономического роста: Д. Валентей предсказывал в 1978 г.: "Вовлечение в хозяйственный оборот еще не освоенных природных богатств,- появление новых отраслей народного хозяйства, которые будут вызваны: к, жизни достижениями науки и техники, позволят многократно увеличить национальное богатство общества, резко изменить: структуру самого народного хозяйства; решить проблему рационального использования природных ресурсов, , обеспечить в изобилии население всем;необходимым" (Валентей; 1978,. с. 8). Развитие представлялось восходящей линией: "перестройка", сменившая "застойные" годы, трактовала тоталитарное прошлое как искажение истинного ленинского курса, а технический: прогресс мыслился в качестве общемирового контекста, куда необходимо достойно вписаться.

Синхронно этому и в географическом знании, фундаментом и катализатором парадигмального обновления науки считался: научно-технический прогресс (Машбиц, 1990; Котляков, 1990; Валесян, 1995; Христов, 1996). "Всепроникающая; НТР, всеохватная; интернационализация мирового развития напрямую связаны с прогрессом науки. Современная география, далеко еще не исчерпав потенциал своей описательной функции, вышла на конструктивно- прогнозные рубежи более эффективного научного познания; совместного развития общества и природы" (Машбиц, 1990, е., 18.)

В отечественной географии зачастую преобладала освоенческая: ориентация (Котляков, Преображенский, Л 992), поэтому "за кадром" оставались важнейшие проблемные поля, не вписывающиеся в ее жесткие рамки. Живая ткань человеко-природного бытия: разъединялась на строго определенный и ранжированный субдисциплинарный ряд,, где человек как таковой, вместе со своим обыденным* жизненным миром — не "природопользователь", не "элемент, производительных сил",, не рекреант,. не фактор антропогенной: нагрузки иг даже не 'некая единица, обладающая ; своим кусочком "потенциала качества населения", был просто не уместен: "Гипертрофированная! антропоцентричность'' зарубежных ветвей географии человека критиковалась как проявление субъективного идеализма.

В России: проблематика? и подходы, сам дух антроногеографии начала XX в. могли стать, прочным фундаментом; дальнейшего развития географии; ведь они были? на уровне, а зачастую: опережали: зарубежных современников. Первым? следствием тоталитаризма стал разрыв: этой традиции; и: отказ от гуманистической, антропокультурной сердцевины географии; Второе следствие - зачастую? происходящая сначала» принудительно-обязательная; а затем^ -инерционная унификация и обезличка индивидуального творчества географа.

Третья характерная черта — продолжающееся дистанцирование географии от философии, психологии, социологии.

Процессы отечественной модернизации и трансформации общества традиционно глубоко осмысливаются в экономическом, политическом, социологическом знании. Понимание; происходящего в терминах концептов культуры привело JI.F. Ионина: (1996) к: выводу о том, что ".переворот, происходящий ныне в России: и других странах Восточной Европы имеет прежде всего культурный характер. Социальные: изменения получают в основном культурную мотивацию" (с. 5). При трактовке культуры как: надстроечного явления, эпифеномена, сведении ее к виду человеческой деятельности эвристическая ценность высказанного положения не была бы настолько интересной;. В большинстве современных дефиниций культура: понимается как целостность, охватывающая жизнь людей, их надежды и ценности: ".она (культура - М.Р.) уже; не столько отражение, пассивный слепок с реальных процессов поведения, сколько их активная: форма, .культура оказывается логически и фактически впереди того, что происходит "в реальности"(там; же, с. 6). Поэтому географическое понимание происходящих: перемен нуждается в культурной размерности; как методологическом принципе. Это относится не только к культурной географии, но и к географической науке в целом.

Объект диссертационного исследования - культурная география: как географическая субдисциплина.

Предмет изучения охватывает формирование культурно-географического проблемного поля, парадигмального спектра, теоретического и практического потенциала и; его использования в решении конкретных региональных задач.

Цели работы - на основе анализа парадигм и состояния культурной географии, тенденций ее современного развития в зарубежных национальных научных школах и процессов возрождения этой географической дисциплины в

России, разработать комплексный подход - региональный культурно

11 географический синтез на базе деятельностного понимания культурного ландшафта.

Достижение названных целей: предполагает постановку и последовательное решение следующих основных задач; среди которых:

•систематизация' существующих дефиниций: культурной географии, подходов; к определению ее проблемного поля, концептуальных трактовок культуры в географическом аспекте;

•систематизация? и анализ многообразия культурно- географических концепций;

•изучение основных исследовательских: культурно-географических традиций;

•разработка авторского подхода - регионального культурно-географического синтеза;

•выявление: специфики "географического развертывания культуры" в, процессе апробации метода регионального культурно-географического синтеза напримере этноконтактных ареалов Южной и Средней Сибири.

Степень разработанности темы. Значительные информационные лакуны: в географии советского периода обусловили диспропорции в изученности культурно - географической тематики: огромное количество разноплановых публикаций за более чем столетний иериод в европейских и американских национальных научных школах, постоянные рубрики в периодической научной печати - и появившиеся в отечественной науке только к 1990-м годам? немногочисленные, но яркие культурно-географические; исследования. Последние наметили "ядра" будущих направлений: в основном -культурно-ландшафтного (Ю.А. Веденин, B.JI. Каганский, В.Н. Калуцков, В.А.Николаев и др.), пространственно - образного (Д.Н.Замятин), средового -этноэкологического (В.И.Козлов, И.И.Крупник), регионального (А.Г. Дружинин). Тем не менее, ряд важнейших культурно. - географических: традиций, и направленийг пока не имеет адекватных отечественных аналогов, теоретико-методологические разработки представлены в недостаточной степени, обзорные аналитические работы практически единичны. Заявленная тематика отличается; как острой5 востребованностью, так и недостаточной освещенностью в отечественной научной печати.

Научная новизна. Настоящая работа представляет первое сводное культурно - географическое исследование, проведенное с использованием критериев методологического "пересечения" основных мировоззренческих парадигм общенаучного и философского характера'и ряда базовых культурно-географических исследовательских традиций. Впервые на основе анализа отечественных и зарубежных подходов выявлены тенденции эволюции, динамики и современного состояния культурной географии как географической: субдисциплины. Предложены новая; трактовка культурного ландшафта, авторская» теоретическая модель регионального культурно-ландшафтного синтеза и гипотеза "географического развертывания культуры". Названные подходы апробированы применительно к этноконтактным ареалам; Южной Сибири, где впервые выявлено взаимодействие комплекса культурных ландшафтов, порождающее целостную региональную геокультурную общность, которая является важнейшим фактором социального развития и территориальной политики.

Информационная база исследования. В основу диссертации легли материалы опубликованных отечественных и; зарубежных литературных источников, документы архивных фондов, результаты собственных, многолетних (в том числе - экспедиционных) исследований.

Практическая< значимость. Проведенное исследование состояния тематического; поля культурной географии открывает перспективы; более детального дальнейшего изучения конкретных теоретико е - методологических; ответвлений: дисциплины и практической реализации названных подходов на любом региональном материале.

Авторские культурно -географические разработки были положены в основу планирования; региональной социальной политики- в отношении северных малочисленных народов Иркутской и. Читинской областей (Иижнеудинский район - тофалары, Катангский, Казачинско - Ленский и Каларский районы: - эвенки), вовлекаемых в процессы промышленного освоения. Результаты; культурно-географического исследования; локальных: общин русского старожилого населения вошли в программу ландшафтного планирования экологически. ориентированного землепользования в Байкальском регионе.- Материалы диссертации могут использоваться для подготовки лекционных курсов в системе высшего географического, экологического и социологического образования.

Апробация работы: Основные положения докладывались и обсуждались на заседаниях Восточно - Сибирского отдела Русского географического общества (Иркутск, 2000), X Совещании географов Сибири и Дальнего Востока (Иркутск, 2002), на Международной конференции "Закон РФ "Об охране озера Байкал" как фактор устойчивого развития Байкальского региона; (Иркутск, 2003), Всероссийских Научных чтениях памяти проф. Помишина С.Б. (Улан-Удэ,. 2003), международной научной? конференции; "Природно-ресурсный потенциал Азиатской России и: сопредельных стран: геоэкономическое, геоэкологическое; и геополитическое районирование" в рамках Байкальского экономического форума (Иркутск, 2004). Монография автора "Коренные этносы Сибирской: тайги: мотивация; и структура; природопользования (на примере тофаларов и эвенков Иркутской области)"- Новосибирск, 2000, была удостоена медали: и премии РАН за победу в конкурсе молодых ученых РАН 2000 года (Диплом Президиума РАН N 150 от 6. 09: 2001г.).

Всего по теме диссертации опубликовано более 25 работ общим объемом около 40 а. л., в том числе две авторские монографии. Содержание основных публикаций полностью соответствует диссертационной работе и автореферату диссертации.

Структура1 и объем работы. Диссертация состоит из введения, двух частей, каждая из которых включает соответственно восемь и две главы, заключения и списка литературы. Работа изложена на 340 страницах машинописного текста, содержит 10 таблиц и 25 рисунков. Список литературы насчитывает 457 наименований.

Заключение Диссертация по теме "Экономическая, социальная и политическая география", Рагулина, Милана Владимировна

Основные выводы и результаты состоят в следующем:

1. Установлено, что формирующаяся; в течение двух; десятилетий отечественная; культурная; география; в: настоящее время имеет более узкое предметное поле по сравнению с англо-, франко- и; германо-язычными национальными научными школами.

Для решения; задач познания; геокультурных; процессов современности; необходимо; расширение теоретико-методологического горизонта данной дисциплины, поскольку прерывистость, развития отечественной: культурной; географии имела глубокие последствия: сужение; проблемного поля,, немногочисленность научных школ, ощутимость междисциплинарных барьеров,, "перетекание" гуманитарно-географической проблематики, из-за невостребованности, в другие области знания.

Определены основные перспективные тенденции в контурах отечественной культурной географии: ассимиляция зарубежных успехов; возрождение отечественного наследия; разработка прикладной методологии.

2. В результате: проведенной работы выявлен круг основных интересов зарубежной культурной географии, охватывающий объективные и субъективные грани связей человека и земли. Введены две базовых: категории анализа. Первая - культурно-географические традиции - спектр исследовательских: предпочтений, который преемственно разрабатывается: в определенном участке: предметного поля. Этот ключевой критерий позволяет выделить следующие исследовательские традиции: 1) пространственную; 2) средовую; 3) культурно-ландшафтную; 4) региональную; 5) топологическую; 6) временную. Вторая - парадигмы или мировоззренческие установки- "линзы", через которые в сознании ученого преломляется мир. В современной науке наиболее влиятельны три парадигмы:: сциентистская, феноменологическая и постмодернистская,, которые- не: только сосуществуют, но; и борются" за лидерство;

3. На пересечении трех названных мировоззренческих парадигм с шестью выделенными традициями (пространственной, средовой, топологической, региональной, культурно-ландшафтной и временной) получена информативная картина: культурно-географических подходов, анализ: которой позволяет сделать вывод о том,, что контуры развития: исследовательских традиций: в течение XX в. демонстрируют их эволюцию от объективации: культурных проявлений к возрастанию доли гуманистических подходов.

4. Выявлена; зависимость методов: исследования от мировоззренческих установок:: абсолютное доминирование феноменологии; за:рубежом: вызвало преобладание: методов» культурной; антропологии; качественной? социологии, герменевтики, психологии восприятия. Таким образом, гуманитарная грань географического бытия культуры исследуется обстоятельно и детально, а природная - неоправданно уходит в тень, что, на наш взгляд, является существенным 'дефицитом современной культурной географии.

5.- Разработана концепция регионального культурно-ландшафтного синтеза (PKJIC) - комплексного гуманитарного и природно-географического направления в исследовании жизни этнокультурных: сообществ моно- и полиэтнических: ареалов в хронопространственном динамическом1 единстве. Установлены: структурные: уровни; культуры,- значимые в географическом аспекте: Ядро - центральная зона внутрикультурной детерминации, содержит идентификацию, ценности, стереотипы и стратегии деятельности. Периферийная; зона включает сферы контекстуально-деятельностной детерминации и природных доминант. Предлагаемая теоретическая:: модель регионального культурно-ландшафтного синтеза направлена на устранение "гуманитарно-природного" дисбаланса исследований.

6. Предложена новая трактовка культурного ландшафта, который мы определяем как самоорганизующийся природно-культурный комплекс,, целостно репрезентируемый в сознании: членов социума.и их соседей (ауто- и гетеро-образы), в; рамках: которого осуществляется жизнеобеспечивающая: деятельность человеческого коллектива.

Проведенное; исследование- теоретико-методологического? поля: культурной географии открывает перспективы, дальнейшего: изучения! конкретных, ветвей; дисциплины* и; практической реализации: названных подходов на любом региональном материале. .

7. Названные подходы впервые: апробированы» в этноконтактных ареалах Южной? и Средней Сибири. Перспективность, регионального культурно-ландшафтного синтеза; как нового; подхода; в инструментарии культурной: географии; доказана апробацией; в полиэтничном сибирском:ареале; Выявленоt взаимодействие комплекса культурных ландшафтов; порождающее целостную ? региональную- геокультурнуюобщность, которая? является важнейшим: фактором: социального развития и территориальной политики. Доказано, что специфика "до-модернизационных" этнокультурных ландшафтов (ЭКЛ) обусловлена различием их природно-географической основы и особенностями центральной и периферийной: зон; культуры. Деятельность и ментальные установки - первопричины усложнения внутренней структуры этноландшафтов.

8. Анализ структурных особенностей ЭКЛ показал значительную хронопространственную динамику эвенкийского и бурятского,, статичность, тофаларского, контактную специфику русского этноландшафта.

Взаимодействие культурных ландшафтов региона порождает геокультурную целостность на основе консолидирующих черт картины мира; и хозяйственных стратегий проживающих здесь народов.

Проведенное исследование позволило выделить! ключевые звенья; консолидирующие этноландшафты региона в геокультурную целостность. Это -сердцевина; ядро этнического своеобразия, постоянно подпитывающее локальные: культурные модели: чистой этнотрадицией, обеспечивает многогранность картины мира, и сфера;, зона интенсивной аккультурации, метисации и духовных заимствований. Их сочетания и перекрытия создают гибкую жизнестойкую геокультурную целостность.

9i Настоящая работа представляет первое в отечественной науке сводное культурно-географическое исследование, проведенное- с использованием критериев: методологического? "пересечения" основных мировоззренческих парадигм общенаучного и; философского характера; и ряда базовых исследовательских традиций; Культурно-географические разработки автора были положены: в основу планирования релевантной региональной социальной; политики в отношении северных малочисленных народов.

Гуманистическая; методология культурной; географии нуждается; в практическом? воплощении в: теоретических; и практических разработках на; конкретном: региональном; материале. Обширность исследовательского; поля дисциплины предполагает многообразие; возможных: подходов; и создает: для? географов дальнейшие перспективы творческого поиска.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Актуальность, работ культурно-географического плана подтверждается? остротой и масштабом социокультурных перемен в обществе.

Российская культурная география стоит на пороге интеграции в качестве равноправного члена в систему географических наук. Пока еще остро ощущается дефицит обобщающих фундаментальных исследований, в которых бы излагались теоретические и методологические основы этого научного направления. Даже в научной среде культурная география зачастую понимается как размещение объектов культуры - памятников природы, архитектуры и истории, театров, музеев и так далее. Однако перспективность данного направления и его* мощный исследовательский потенциал признается большинством ведущих отечественных географов.

В настоящей работе мы попытались предложить свое видение состояния культурной географии как научной дисциплины: ее парадигмального и концептуального спектра, тенденций развития и взаимодействия с другими науками. Очерк концептуализации культуры в географическом аспекте и мировоззренческие критерии культурно-географической; аналитики позволили перейти на этой; основе к анализу теоретико-методологического состояния дисциплины и дать, примерную классификацию основных концепций. Подробно- рассмотрены основные: исследовательские традиции: пространственная, средовая, топологическая (локалистская), региональная, культурно-ландшафтная и временная.

Последствия прерывистости в географическом изучении человека и природы? отчетливо? проявились в культурной географии: опережающие мировой уровень работы российских ученых геокультурного и этногеографического плана конца XIX — начала XX вв. по идеологическим причинам были свернуты и? на протяжении более чем полувека данное направление почти не разрабатывалось. Поэтому выработка культурно-географических методологических принципов и эмпирических подходов является неотложной задачей, направленной на преодоление российской географией человека положения; аутсайдера в международном общенаучном контексте; Именно это обстоятельство определяет серьезный и неотложный круг задач по осмыслению современного геокультурного процесса, стоящий перед российскими учеными.

Гуманистическая эпистемология культурной географии, восходящая, к классическим: работам начала XX, в., нуждается в практическом:воплощении в методологических и методических: разработках на конкретном: региональном: материале. Рассматривая под этим углом зрения культурно-географическую специфику полиэтничного региона, природно-деятельностные контексты и структурные аспекты деятельностисоциокультурных общностей, совокупность, их ценностных ориентаций и особенностей идентификации в геокультурном; ракурсе; мы; пытались изложить, свое видение региональных и локальных: культурно-географических процессов. Предлагаемый авторский методологический подход может быть использован при культурно-географическомисследовании различных сообществ, выделенных не только по этническому принципу в пределах любых территориальных единиц.

В данной работе впервые на основе анализа отечественных; и зарубежных подходов выявлены тенденции эволюции; динамики и; современного состояния зарубежной; и отечественной; культурной географии; а также перспективы» ее дальнейшего развития; в России:.

Библиография Диссертация по наукам о земле, доктора географических наук, Рагулина, Милана Владимировна, Иркутск

1.В. Чань-буддизм и культурно-психологические традиции в средневековом Китае. - Новосибирск: Наука, 1989.

2. ТАверинцев С.С. Филология / Краткая литературная энциклопедия, т. 7. -М. 1972.

3. Аверкиева Ю.П. История теоретической мысли в американской этнографии. М.: Наука, 1979. -288 с.

4. Андрианов Б.В., Брук С.И., Козлов В.Н. Проблемы этнической географии и картографии. М.: Наука, 1978.

5. ЪАнненков В.В; География и культурология // Изв. РАН. Сер. геогр. -1998.-№4.-С. 134-136.9Арманд А.Д. Жшш, на Земле и человеческая культура / Анатомия кризисов. М.: Наука, 1999. - С. 83-95.

6. Асалханов И А. Социально-экономическое развитие юго-восточной Сибири во второй половине XIX века. —Улан-Удэ, 1963;

7. Асланикашвили А. Ф:, Саушкин Ю.Г. Новые подходы к решению методологических проблем современной географической науки // География в Грузинской ССР. Вып. 1. Тбилиси, 1975.

8. Баранский Н.Н. Экономическая география. Экономическая картография. М., 1960.13 .Баранский Н.Н. Научные принципы географии. М.: Мысль, 1980.

9. Баттимер А. Путь в географию: Пер. с англ. М.: Прогресс, 1990. сост. А. Баттимер.

10. П.Бейтсон Г. Экология разума: Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии / Пер. с англ. М.: Смысл, 2000.

11. Берг Л.С. Из истории географического образования в Ленинградском университете // Избранные труды, т. 1. М., 1956. - С. 377-386.

12. Берг JI.C. Географические зоны Советского Союза, т. 1. -М., 1948.

13. Беручашвили H.JI. Этология; ландшафта и картографирование состояний природной среды. Тбилиси: Изд-во Тбилисского государственного университета, 1989.21 .Богораз-Тан В1Г. Распространение культуры на земле. М., 1928. 314 с.

14. Боже-Гарнье Ж. Автобиографический очерк / Путь в географию: Пер. с англ. М.: Прогресс, 1990, сост. А. Баттимер.23.£ольшая советская энциклопедия. М., 1930, т. XIX.

15. Бородай Т.Ю: Семантика слова chora у Платона // Вопросы классической филологии. Вып. VIIL 1984. - С. 62-73.

16. Бурятия. Концептуальные основы=стратегии устойчивого развития. -М.: Круглый год, 2000.

17. Бэндлер Р., Гриндер Д. Структура магии. Нейролингвистическое программирование. -СПб: Белый кролик, 1996.1Ъ.Вайль П. Гений места. М.: Новая газета, 2001.

18. Вайнштейн С.И. Археологические исследования в Туве // Уч. зап. Ту-вин. науч. иссл.ин-та языка, литературы и истории. Кызыл, 1955. — Вып. 4. — С. 36-37.

19. Вайнштейн С.И. Мир кочевников центра Азии. М.: Наука, 1991.31 .Валентей Д.Н. Проблемы управления процессами развития народонаселения // Вопр. философии. 1978. - № 2. - С. 3-13.

20. Валесян A.JI. Антиномичность методологических сдвигов в современной общественной географии // Изв. РАН. Сер. геогр. 1995. - № 1. - С. 19-28.

21. Василевич Г.МТопонимика Восточной Сибири// Изв. ВГО, 1958. Т. 90.-Вып. 4. С. 324-334.

22. Василевич Г.М. Эвенки. Историко-этнографические очерки. JI.: Наука, 1969.

23. Васшевич .Г.МНекоторые вопросы племени и рода у эвенков / Охотники, собиратели, рыболовы. — JL: Наука, 1972. С. 160-171.

24. Викторова JI.JI. Монголы: происхождение народа и истоки культуры. М.: Наука, 1980.

25. Воронков В., Освальд И. Постсоветские этничности. / Конструирование этничности. Этнические общины Санкт-Петербурга. -Спб, 1998. С. 6-31.

26. Воейков А.И. Воздействие человека на природу. М., 1949.41 .Гагемейстер Ю.А. Статистическое обозрение Сибири. СПб., 1854. -T.I-II.

27. Геттнер А. География, ее история, сущность и методы. JI. - М.: Госиздат, 1930.

28. Гохман В.М. Географическое пространство // Третий Всесоюзный симпозиум по теоретическим вопросам географишТез. докл. Киев,Л977. - С. 42^5;50Гохман В.М. Послесловие: П.Хаггет. География: синтез современных знаний; Мi: Прогресс, 1979. С. 674-682.

29. Гохман В.М. Общественная география: ее сущность, структура// Вопр. географии. М.: Моск. фил. геогр; о-ва СССР, 1984. - Сб. 122/ 123. - С. 57-64.

30. Ъ1.Грицай О. В. Глобализация в мире науки и национальные традиции в географии // Изв. РАН; Сер. геогр. 1999. -№ 6. - С. 7-11.5ЪТромыко М.М. Трудовые традиции русских крестьян Сибири (18 в. -первая половина 19 в.). —Новосибирск: Наука, 1975.

31. Ъ4.Гроссман JI. Антропология и география о взаимоотношениях человека с природной средой // Новые идеи в географии. Географические аспекты экологии человека. М.: Прогресс, 1979, С. 40-73.

32. Гумилев JI.H. Древняя Русь и ее соседи в системе международной торговли и натурального обмена // Изв. РГО. 1987. - Т. 119, вып. 3. - С. 227-234.

33. Гурулев С. А. Что в имени твоем, Байкал ? — Новосибирск: Наука, 1982.

34. Дамешек JI.M. "Устав об управлении инородцев" М.М.Сперанского и

35. Г.С.Батенькова / Памяти декабристов: к 150-летию со дня; восстания. Иркутск, 1975. С.21-45.58Демек Я. Теория систем и изучение ландшафта. М;: Прогресс, 1977.

36. Дерябо С.Д., Ясвин В.А. Экологическая: педагогика и г психология. -Ростов н/Д.: Феникс, 1996.

37. Дилтс Р. Изменение убеждений с помощью НЛП. Ml: Класс, 1997.

38. Долгих К. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. -М., 1960.

39. Дроздов И.П. Природные кормовые угодья Иркутской области и пути их улучшения. Иркутск, 19611

40. Дулов А.В. Русское православие: очерк истории. Улан-Удэ: Изд-во полигр. комплекс ВСГАКИ; 2000.

41. Ю.Ермолова Н.В. Эвенки: проблема этнических различий и: локальных групп // Этносы и этнические процессы. М.: Наука, 1993. - С. 97-106.

42. ХЖекулин B.C. Историческая география: предмет и методы. Л.: Наука,1982:

43. ШКюлъенН. Словарь символов: Екатеринбург, 19981 1Ъ.Забелин ИМ. Теория физической географии. - М.: Географгиз, 1959. 1А Забелин ИМ. Путешествие в глубь науки (Академик А. А. Григорьев). - М.: Мысль, 1976.

44. Замятин Д.Н. Сознание Земли // Изв. РАН. Сер. геогр. 1995. -№ 1. -С. 140-142.1 бЗамятин Д.Н. Методологический анализ хорологической концепции в географии // Изв. РАН. Сер. геогр: 1999. - № 5. - С. 7-16.

45. Илъин И.И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. -М.: Интрада, 1996.

46. Исаченко А.Г. Ландшафтоведение и физико-географическое районирование. М.: Высш. шк., 1991.

47. Исаченко А.Г. География в двадцатом столетии (о некоторых расхождениях в оценке событий и достижений) // Изв. РГО. 2000. - Т. 132, вып. 5; -С. 20-31.

48. Исаченко А.Г. О двух трактовках понятия "культурный ландшафт" // Изв. РГО.-2003.-Т. 135, вып. 1.-С. 5-16.87 .Историко-этнографическпйатлас Сибири. iVl.-Л.: Из д.-во АН СССР,1961.

49. ЪЪ.Исторш Бурятско-Монгольской; АССР. Улан-Удэ: БМЭГИ; 1951. —1. Т. Г

50. ИтсР.Ф. Введение в этнографию. М.: Просвещение, 1990.

51. Ишмуратов Б.М. Территориализация общественно- исторических процессов как объект географических исследований / Географические особенности формирования: аграрно-промышленных комплексов в Предбайкалье. -Иркутск: ИГ СО АН СССР, 1978. С. 5-16.

52. Ишмуратов Б.М. Региональные системы производительных сил. -Новосибирск: Наука, 1979.

53. Ишмуратов Б.М. Ландшафты и ландшафтные зоны в связи с задачами оптимизации природопользования // География и природ, ресурсы. 1980. - № 1.-С. 42-53.

54. Ишмуратов Б.М. География теории, детерминизм и природопользование будущего // Региональное природопользование и фундаментальные проблемы географии будущего. - Иркутск: Изд.-во ИГ СО РАН, 2001. - С. 5-34.

55. Кабо P.M. Природа и человек в их взаимных отношениях как предмет социально- культурной географии // Вопр. географии. —1947. № 5. - С. 5-32.

56. Карцов В.Г. Опыт историко-социологического изучения села Молди-но. -М.: Наука, 1968.

57. Клаваль П. Пространство в географии человека / Новые идеи в географии. Вып. 1. М.: Прогресс,. 1976.- С. 234-250;

58. ЮА.Клакхон К.К.М. Зеркало для человека;.Введение:в антропологию. -СПб;: Евразия, 1998.

59. Ковалев С.А. Изучение населения в географии // Проблема человека в системе географических наук. М.: Наука, 1977. - С. 31-43.

60. Юв.Козло П.Г. Эколого-морфологический анализ? популяций: лося; — Минск: Наука и техника^ 1983;

61. Козлов В.И. Введение/ Этническая экология: теория и практика. -М.: Наука, 1991. С.3-12.

62. Козлов В.И. Основные проблемы этнической экологии // Советская этнография. 1983. -№ 1. - С. 3-18.

63. Козлов В.Щ Покшишевский В.В. Этнография и география // Советская этнография. 1973. - № 1. - С. 3-21.

64. Костинский Г.Д. Установка сознания непредставление о различных традициях в географии // Изв. АН СССР. Сер. геогр. 1990. - № 5. - С. 123— 128.

65. Костинский Г.Д. Идеяпространственности в географии // Изв. РАН. Сер. геогр. 1992. -№ 6. - С. 31-40.

66. Костинский Г.Д. Географическая матрица пространственности //Изв. РАН. Сер. геогр. 1997. - № 5. - С. 16-31.115:Котляков В.М. Географическая^^ наука на пороге 90-х годов // Изв. АН СССР. Сер. геогр. 1990.-№4. - С. 5-16.

67. Котляков В.М: Преображенский B.C. С чем мы подходим к рубежу XXI века? (О некоторых чертах менталитета отечественных географов) //, Изв. РАН. Сер. геогр. 1992. - № 3. - С. 4-11.

68. Крауклис А.А. Проблемы экспериментального ландшафтоведения. -Новосибирск: Наука, 1979.

69. Крестьянство Сибири в эпоху капитализма. Новосибирск: Наука,

70. Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. Новосибирск: Наука,

71. Кривошапкин М.Ф. Об остяках, тунгусах и прочих инородцах Енисейского края // Зап. СОРГО. Т. 4. 1863.121 .Кроль М. Охотничье право и звериный промысел у бурят // Изв. ВСОРГО. Т. XXV, № 4-5. 1885. С. 82-94.

72. ХЪЪЛысенко А.В. Формирование этнокультурного ландшафта ставропольских туркмен в XIX начале XX вв.: Автореф. дис.канд. геогр. наук. —1. М.: ИГ РАН, 2000.

73. МангатаеваД.Д. Эволюция традиционных систем жизнеобеспечения; коренных народов Байкальского региона. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2000.

74. Макаренко А. Сибирский народный календарь в этнографическом, отношении // Зап. СОРГО. СПб., 1913. - № 36.

75. Маркарян Э.С. О генезисе человеческой деятельности и культуры. -Ереван: Изд-во АН Арм. ССР, 1975.

76. Материалыпо исследованию землепользования и хозяйственного быта сельского населения Иркутской и Енисейской губерний. М.: 1898. - Т. II. -Вып. 2.

77. Материалы Приполярной переписи; 1926 1927 гг. в Сибирском крае.1- Красноярск, 1928. Вып.1.

78. Материалы Приполярной переписи 1926 1927 гг. в Сибирском крае. -Новосибирск, 1929: Вып.2.4в.Машбиц Я.Г. Тенденции развития географической мысли // Изв. АН СССР. Сер. геогр.-1990. № 4. - С. 17-27.

79. Мельник А.В1 Динамика антропогенных ландшафтов' Западного Забайкалья (историко-географический аспект). М:: Изд.-во МИИГАиК, 1999.14^.Мельникова JI.B. Тофы. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1994;

80. Мельхеев М.Н. Географические названия Восточной Сибири (Иркутская и Читинская области). Иркутск: Вост.-Сиб; кн. изд-во, 1969.

81. Мельхеев М.Н. Карты расселения и перемещения бурятских родо-племенных групп по данным топо- и этнонимики / Этнографический сборник. Вып. 6. - Улан - Удэ, 1974.

82. Мильков Ф.Н. Человек и ландшафты. Очерки антропогенного ландшафтоведения. М.: Мысль, 1973.

83. Мироненко Н. С. Концепции синтеза в современном страноведении // Вестн. МГУ. Сер. 5. № 1. 1992. - С. 3-7.

84. Михайлов Т.М. Влияние ламаизма и христианства на шаманизм бурят / Христианство и ламаизм у коренного населения Сибири. Л.: Наука, 1979. -С. 127-149.

85. Николаев В.А. Ландшафтоведение на рубеже веков // География, в Московском университете. М.: Изд-во МГУ, 1988: - С. 34-42.6Ъ.Николаев В.А. Ландшафтоведение: эстетика и дизайн. М.: Аспект-пресс, 2003.

86. Николаенко< Д.В. Гуманистическая география? Запада: критический анализ: Автореф. дис.канд. геогр. наук. Л.: ЛГУ, 1993.

87. Новиков А.В. Культурная; география; как интерпретация территории // Вопросы экономической и политической географии; зарубежных стран. Вып. 13.-М.: МГУ-ИЛА РАН, 1993.-С. 84-93.

88. Ныммик С.Я. Соотношение экономической, социальной и социально-экономической географии // Изучение проблем социально- экономической и социальной географии. Тарту, 1979; - С. 3-18.

89. Патканов С.К. Опыт географии и статистики тунгусских племен Сибири на основании данных Переписи населения 1897 г. и других источников // Зап. РГО, т. XXI. Ч. 1. Выи. 1.- Спб, 1906.

90. Пащенко В.М. Теоретические проблемы ландшафтоведения. Киев: Наукова думка, 1993;

91. Плюснин Ю.М. Многообразие простоты системы жизнеобеспечения сельского населения России в период кризиса общественной, жизни?// Этносоциальные процессы в Сибири. Новосибирск, 2000. - Вып. 3. - С. 63-68.

92. О.Петри Б.Э. Степени посвящения монголо-бурятских шаманов. — Иркутск, 1926.

93. Ш.Петри Б.Э. Карагасский суглан. —Иркутск, 1926.

94. МТ.Петри Б.Э. Охотничьи угодья и расселение карагас. Иркутск,.1927.1Ъ.Петри Б.Э. Оленеводство у карагас. — Иркутск, 1927.1А.Петри Б.Э. Промыслы карагас. Иркутск, 1928.

95. МЪЛетри Б.Э. Охота и оленеводство у Тутурских тунгусов в связи с организацией охотхозяйства Иркутск, 1930.

96. Петри Э.Ю. Методы и принципы географии. СПб, 1892.

97. Покшишевскии В;В: Население и география. М.: Мысль, 1978.

98. Преловский Н. Нижнеудинские карагасы / Тр. Иркутского губернского стат. комитета. Вып. IV. - 1869. - С. 87-97.

99. Преображенский B.C. Острые проблемы ландшафтоведения на рубеже веков // Изв. PAH. Сер. геогр. 1998. - № 3. - С. 14—19.

100. Преображенский B.C., Александрова Т.Д., Послевоенное развитие общественных ветвей географии Германии // Изв. РАН. Сер. геогр. 1994. -№ 4.-С. 114-119.

101. Рагулина М.В. Этнос и территория: методология; географического анализа // География и природ, ресурсы. 1998. - № 4. - С. 27-31.

102. Рагулина М.В. Коренные этносы сибирской тайги. Мотивация и структура природопользования (на примере тофаларов и эвенков Иркутской области). Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2000.

103. Рагулина М.В. Географическое понимание этничности // География и природ, ресурсы, 2000. №1. - С. 21-26.

104. Рагулина М.В. Категории "субъективности" в полиэтничном регионе: культурно- географический взгляд:/ Восточносибирский регионализм:: социокультурный, экономический, политический и; международный; аспекты. — Иркутск: Оттиск, 2001* С. 120-139.

105. Рагулина М.В. Концепция жизнеобеспечения как; основа социально-географического исследования локальных: сообществ / География Азиатской России на рубеже веков. Иркутск: Изд-во ИТ СО РАН, 2001. - С. 117-118.

106. Рассадин В. И. Этапы истории: тофаларов; по языковым данным // Происхождение аборигенов Сибири и их языков. Томск, 1969. - С. 34—37.

107. Риттер К. Землеведение Азии: Т. III. - СПб;, 1860.20\.Русские старожилы Сибири. М.: Наука, 1972. - 190 с.

108. Сабурова JI.M. Культура и быт русского населения;Приангарья. Л::: Наука, 1967.

109. Саушкин Ю.Г. Культурный ландшафт // Вопр. географии. Вып. 1. -1946.-С. 97-106.

110. Саушкин Ю.Г. Географическая наука в прошлом, настоящем и будущем. М.: Просвещение, 1980.

111. Саушкин Ю.Г., Преобраэюенский В.С. Дифференциация и интеграция географических наук в перспективе // Вопр: географии. Сб. 100: "Перспективы географии". М.: Мысль, 1976. - С. 16-27.

112. Северное оленеводство. М., 1961.

113. Семенов Тян-Шанский В.П. Что должен знать каждый краевед о географии человека. Л.: Брокгауз и Ефрон, 1927.

114. Семенов Тян-Шанский 5.77. Район и страна. М. - Л.: ГИЗ, 1928.

115. Серебренников И.И. Инородцы Восточной Сибири, их состав и занятия (статистический очерк) // Изв. ВСОРГО. Т. XLIII, 1914; С. 121-168.

116. Серебренников И.И. Первоначальное заселение Иркутской губернии // Изв. ВСОРГО. 1915. - Т. 44. - С. 197-224.

117. Сидоров П.И., Шубин С.В. Этнические особенности алкогольного психоза у ненцев // Социс. 1994. -№ 1.,

118. Сирина А. А. Преемственность в:организации среды жизнедеятельности (на примере эвенков р. Нижняя Тунгуска) // Этнографическое обозрение. -1992. -№ 2. G. 77-88.

119. Сирина А.А. Катангские эвенки в ? XX веке: расселение, организация среды жизнедеятельности. М. - Иркутск: Оттиск, 2002.

120. Снытко В.А:, Филиппова С.А: Техногенез и самоочищающая способность в ландшафтах Прибайкалья // Докл. РАН! Т. 324. 1992. - № 5. - С. 1104-1107.

121. Солдатова Г. У. Этническая идентичность и этнополитическая мобилизация / Демократизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х годов. М.: Мысль, 1996. - С.296-366.

122. Солдатова ГУ. Психология межэтнической напряженности. — М.: "Смысл", 1998;

123. Солнцев Н.А. Морфологическая структура географического ландшафта.-М.: МТУ, 1963;

124. Сочава В. Б. Введение в учение о геосистемах. — Новосибирск: Наука,1978:

125. Стрелецкий В.Н. Географическое пространство и культура: мировоззренческие установки и; исследовательские парадигмы в культурной географии // Изв. РАН. Сер. геогр. 2002. - № 4. - С. 18-28.

126. Стрелецкий В.Н. Культурный ландшафт современной России (рецензия) // Изв. РАН. Сер. геогр. 2003. -№ 2. - С. 126-127.221 .Сущий С.Я., Дружинин А.Г. Очерки географии русской культуры. -Ростов н/Д.: СКНЦВШ, 1994.

127. Туров М.Г. Краткая? этническая история: (XVII начало XX вв.) / Эвенки бассейна Енисея. - Новосибирск: Наука, 1992. - С. 8-19.

128. Туров М.Г. Хозяйство эвенков таежной зоны Средней Сибири в конце XIX начале XX вв. — Иркутск: Изд-во Ирк. ун-та. - 1990.

129. Туровский Р.Ф. Культурная география:: теоретические основания и пути развития / Культурная география. М., 2001. - С. 10—94.

130. Урбанаева PLC. Буряты и русские // Восточно-Сибирская правда,1009.1993.

131. Федулов С.В. P.M. Кабо один из основоположников советской социальной географии // Изв. РГО. Т. 119, вып. 3. - 1987. - С. 282-284.2Ъ\.Филиппов Ю.В., Авдеева Т.Т., Пенюгалова А.В. Как организовать развитие. Краснодар, 1996.

132. Филиппова (Рагулина) М.В. Роль природных факторов в земледелии; Прибайкалья? / Историко-географические: исследования Южной Сибири. Иркутск: ИГ СО АН СССР, 1991.- С. 47-61.

133. Филиппова С.А. Использование ландшафтной основы для рационализации природопользования Западного участка БАМ / Проблемы изучения и рационального использования природы Восточной Сибири. Иркутск, 1981. - С. 25-41.

134. Филиппова C.Al Географические аспекты освоения: и использования» пахотных земель таежного Прибайкалья // География; и природ, ресурсы. -1985.-№4.-С. 37-43.

135. Философский словарь. М.: Изд-во полит, литературы, 1963:23&.Флиер А.Я.Культурогенез. М!: Смысл, 1995;

136. Франкфорт Г., Франкфорт F.A, Уилсон Дж. и др. В 5 преддверии философии. Духовные искания древнего человека. М.: Мысль, 1984.

137. Фукуяма Ф. Конец истории // Вопр. философии, 1990. -№ 3.

138. Чепурных Н.В., Мерзлое А.В., Антипов А.Н. Устойчивое развитие сельской местности в России: концепция и рекомендации. М. - Иркутск, 2000.247Шанин Т. Формы: хозяйства вне систем // Вопр. философии, 1990. -№ 8. С. 109-114.

139. Шерстобоев В.И. Илимская пашня. Иркутск, 1949. - 'Г. I.

140. Шерстобоев В.Н. Илимская пашня. Иркутск, 1957. - Т. II.

141. Штубендорф Ю.О. О карагассах // Этнографический сборник. Вып. IV. Спб, 1858. - С.1-18.251 .Шупер В.А. О природе импульсов территориального развития // Изв. РАН. Сер. геогр. 1998. -№ 4. - С. 16-24.

142. Экологически ориентированное планирование землепользования в Байкальском регионе. Иркутск - Ганновер, 1998.

143. Экологические традиции в культуре народов Центральной Азии. -Новосибирск: Наука, 1992.25<\.Элиаде М.Шаманизм. Киев.: София, 2000.

144. Энциклопедический словарь. -М., 1954.

145. Этнографические замечания и наблюдения Кастрена о лопарях, самоедах и остяках, извлеченные из его путевых воспоминаний 1838-1844 гг. //Этнографический сборник. Вып. IV. Спб, 1858. - С. 219-320.

146. Adams P. Television as gathering place // Annals of the Association of American Geographers, 1992, vol. 82 №1, p. 117-135.

147. Adams P. Network topologies and virtual place // Annals of the Association of American Geographers, vol. 88 №1, 1998, p. 88-106.

148. Adams P. A reconsideration of the personal boundaries in space- time// Annals of the Association of American Geographers, vol.85, № 2, 1995, p. 267-285.325

149. Agnew У. The devaluation of place in social science / The Power of place: Bringing together geographical and sociological; imaginations, eds Agnew J: and? Duncan J: Boston: Unwin Hyman, 1989, p. 9-29.

150. Anderson K., Gale. F. eds. Inventing places: studies in cultural geography. Melbourne: Longman Cheshire, 1992.,

151. Bahr J. German population geography/ 40 years after. German geography development, trends and prospects 1952-1992. Erkhart Ehlers eds. FRG, 1992.

152. Bahrenberg G. The changing basis of human geography:-a view from: West Germany // Geography Z., vol. 76, №. 2, 1988, p. 65-78.

153. Benedict R. The Patterns of Culture. New-York, 1934.21Ъ.Веппо Werlen Von der Raum zur Situationswissenschaft// Geogr. Z. -1988, vol. 76, № 4, S. 193-208.

154. Bertrand G. Les geographers francais et leur paysages // Annales de geographie, № 516, 1984:

155. Bird J, Curtis В, Putnam Т., eds. Mapping the futures: local cultures, global change. New York: Routledge, 1993.

156. Brookfield H. C. Local study and comparative method an example from Central New Guinea// Annals of the Association of American Geographers, vol. 52, №3, 1962, p. 229-241.

157. Butzer K. W. Early hydraulic civilization in Egypt: a study in cultural ecology. The University of Chicago press, Chicago — London, 1976.

158. Camap R. Introduction to symbolic logic and its applications. New York, 1958.2S6.Carter G. Man and the land. New York:Holt, Rinehart and Winston, 1968., p. 568.

159. Casey E.S. Between geography and philosophy: what does it mean to be in the place world // Annals of the Association of American Geographers, vol. 91 № 4, 2001, p. 683-693.

160. Chomsky /^. Syntactic structures. Mounthon, The Haque, Netherlands,1957.

161. Chomsky N. Language and mind. Harcourt Brace Jovanovich, Inc, New York, 1968.

162. Claval P. L"espace en geographie humaine // Le Geographe Canadien, XVI, 2, 1970.291 .Clay G. Real Places: an unconventional guide to America's generic landscape. Chicago: University of Chicago Press, 1994^

163. Clout H.D. Review: France: les dynamicues du territorie. R. Brunet, J. Sallois eds., Montpellier, 1986 II Professional Geographer, vol. 40, № 3, 1988, p. 350-351.

164. Cohen A. Review: Mitchell D. Cultural geography.// Annals of the Association of American Geographers, vol. 91, № 3, 2000, p. 632-634.

165. Collier J. Fullness of life through leisure / The subversive science. Essays toward an ecology of man. Boston: Houghton Miflin company: - 1969, p. 416436.

166. Conzen M: Spatial patterns of German ethnic identity in US / Ethnic persistence and change in Europe & America: traces -: in landscape and society: Ins-bruck, Austria: University of Insbruck, 1996.

167. Cork T,ed. Spaces of globalization: reasserting the power of local. New York: Guilford Press, 1997 .291 .Cosgrove D. Place, landscape and dialectics of cultural geography // Canadian Geographer, vol. 22, № 1, 1978, p. 66-72.

168. Cosgrove D. Towards a radical cultural geography: problems of theory // Antipode, vol. 15, № 1, 1983. P. 1—11.

169. Cosgrove D: Social formation and symbolic landscape. Totova, N. J:: Barnes & Noble, 1985.

170. Cunningham E. The revolution in landscape science / Geographical Series, № 25, Vancouver, 1977.

171. V.Davis A., Gardner В., Gardner M. Deep South:: a? social anthropological study of caste and class. Chicago, Chicago University Press, 1946.

172. Davis W. An inductive study of the content of geography // Bull; of the Amer. Geogr. Society, vol. 38, 1906, p. 67-84.

173. Dear Mi The postmodern: challenge:: reconstructing human geography // Transactions of the Institute of British Geographers, 1988; vol. 13, № 3, p. 262-274.

174. Denevan W.A. Adaptation, variation and cultural; geography // Professional Geographer, vol. 35, № 4, 1983, p. 399-406.

175. Duncan J.S. Social formation^^and symbolic landscape // Annals of the Association of American Geographers, vol. 77, № 2, 1987, p. 309-311.

176. Entrikin N. The betwenness of place: towards a geography of modernity: Baltimore: John Hopkins Press, 1991.

177. Entrikin N. Review: Cosmos and hearts: cosmopolitan viwepoint by Y-Fu Tuan// Annals of the Association of American Geographers, vol. 88, № 1, 1998, p. 176-178.

178. Feld S., Basso J., Keds R. Sences of place. Santa Fe: School of American Research, 1996.

179. Frenkel S. Geography, empire and' enviromental determinism // Geographical Review, vol. 82, № 1, 1992, p. 143-153.

180. Frenkel S. Old theories; in the new places? Environmental» determinism and bioregionalism// Professional Geographer, vol. 46, № 3, 1994, p. 289-295.

181. Folsh — Serra M. Geography and postmodernism: linking humanism and development studies // Canadian Geographer, vol; 33, № 1, 1989, p. 66-75.

182. Foote D.C., Greer Wooten B. An approach to systems analisis in cultral georaphy// Professional Geographer, vol. 20, № 1, 1968, p. 86—91.

183. Foote D.C. Changins resourse utilisation by eskimos in North-western Arktic Alaska // Тр. VII: Междунар. конгр. антропологических и этнографических наук. М., 1970. - Т. 10. - С. 58-66.

184. Foote D. С. An Eskimo Sea-Mammal and caribou hunting economy: human ecology in terms of energy// VII Intern. Congr. of Anthropol. and ethnol. sc. -Tokyo. 1965.-p. 28-31.

185. Forde C. Habitat, economy and society. London:Methuen, 1934.

186. Gesler A. Sacred places // Annals of the Association of American Geographers, vol: 88, №3,1998, p. 175-186.

187. Giddens A. Time, space and regionalisation / Social relations and spatial structures, D. Gregory and J. Urry eds., New York, 1985, p. 531-533.

188. Goppel K. Raumfordung und Landesplanung am Beispiel Bayerns // Petermanns Geographishe Mitteilungen, 1993, vol. 137, № 1., S: 3-11.

189. Grabski-Kieron U., Knieling S. Aktivierung endogener Potentiale fur die Entwicklung europaischer Regionen // Petersman Geogr. Mitteilungen, vol 138, № 4, 1994, S. 161-170.

190. Gregory D. A geographical unconscious. Spaces for dialogue and difference// Annals of the Association of American Geographers, vol. 85, № 1, 1995, p. 175-186.

191. Gregory D. Time geography and social structures / Social relations and spatial structures, D. Gregory and J. Urry eds., New York, 1985, p. 218-235.

192. Greverus l.M. Kultur und Alltagswelt. Eine Einfuerung in Fragen der Kulturantropologie und* europaeische Ethnologie der Universitaet Frankfurt am Main. — Fr. a. M., 1987.

193. Gross A. Understanding ordinary landscapes // Annals of the Association of American Geographers, vol. 88, № 3, 1998, p. 525-526.

194. Grossman L. Man-enviroment relationship in anthropology and geography // Annals of the Association of American Geographers, vol; 67, № 1, 1977, p. 126144.

195. Gallusser A. Raumbezogene Identitut:: Bausteine zu einen theorie raumlichsoziale Gognit und Identification. Stutgart,,1991.

196. Hartshorne R. The nature of geography a critical survey of current thought in the light of the past. //Association of American Geographers, Pensilvania, 1939:

197. Health D.E. Highly localized vernacular regionalization in Allentown-Bethlehem area, PA NJ // Professional Geographer, vol. 45, №. 3, 1993, p. 251263.33A.Huntington E. Civilization and climate. New Haven: Yale Univ. Press,1915

198. Hale R. A map of vernacular regions in America / Unpubl. doctoral diss.— University of Minnesota, 1971.

199. Hart S.F. Review: Discovering the vernacular landscape // Professional Geographer, vol. 37, № 1, 1993.

200. Hart J.F. The highest form of geographers art // Annals of the Association of-American Geographers, vol: 72; № 1, 1982, p. 1-29.

201. Hard G. Das; Regionalbewusstseim im Spiegel? der Regionalistischen Utopie // Inf. Raumentwicklisch, № 7-8, 1987, S. 419-439.

202. Hardesty D. Rethinking cultural adaptation // Professional Geographer, vol. 38, № 3, 1986.

203. Jakle J. Rewiwe: The american enviroment, perceptions and politics // Geographical Review, vol. 67, № 3, 1977.

204. Jackson J.B. Selecting writings: Landscape / ed. ZubeE.H. University of Massachusetts Press, 1977.

205. Jackson J.B. Discovering the vernacular landscape. New Haven: Yale. -University Press, 1984:

206. Johnston R.J: The world is our oyster // Transactions of the Institute of British Geographers. № 9. -1984, p. 443-459.

207. Johnston RIJ., Gregory D:, Smith d., eds. The Dictionary of Human Geography. Oxford; Blackwell publishers, 1994.

208. Jones S. Field geography and postwar political problems // Geographical Review. 1943, vol. 33, p. 446-456.

209. Kates R. W. The human environment: the road not taken, the road still becoming //Annals of the Association of American Geographers, vol. 77, № 4, 1987, p. 525-534.

210. Kellerman A. An integrative potential of structuration theory in geography // Professional Geographer, vol. 39, № 1, 1988, p: 3-11.

211. King L. Alternative to the positive economic geography // Annals of the Association of American Geographers, vol! 66, № 3, 1976, p. 293-308.

212. King L. The seventies disillusionment and consolidation // Annals of the Association of American Geographers, vol; 69, № 1, 1979, p. 155-156.

213. Kniffen F. The elements of American cultural landscape // Geographical Review.- 1951, vol.41, p. 246-256.

214. Konradi V. The Iroquois return to their homeland: military retreat of cultural adjustment / A cultural1 geography of North American Indians. Boulder Co, London: Westviwe Press, 1987, p. 135-148.

215. Kroeber A.L., Kluckhohn C. Culture, a critical review of concepts and definitions // Papers of the Peabody Museum of American archeology and ethnology.- Cambridge: Harvard University, 1952, vol. 47, p. 1-222.

216. Leighly J. Ecology as metaphor: Karl Sauer and human ecology // Professional Geographer, vol. 39, № 4, 1987, p. 405-411.

217. Lindt R., Lindt H. Middletown: a study in contemporary American culture.- New York, 1937.

218. Lowenthal D: The bicentennial landscape: a mirror held up to the past:// Geographical Review. 1977, vol. 67, № 3, p. 253-267.

219. Mail U. Kulturschock und Identitaetsverlust // Geographische Rundschau. 1993, №4.

220. Maier E. Torah as movable territory // Annals of the Association of American Geographers, vol. 65. 1975.

221. MannigE.W. Sustainable development, the challenge // Canadian Geographer, vol. 34, № 4, 1990;

222. Massey D. New direction in space / Social relations and spatial structures, D. Gregory and J. Urry eds., New York, 1985, p. 9-19.

223. Mathewson K. Human ecologist: Karl Sauer as metaphor // Professional Geographer, vol. 39, № 4, 1987, p. 412^14.

224. Л/с Neely J. A., Peet D. Culture and conservation: the human dimension in environmental planning. Dover N.H.: Groom Helm, 1985.

225. Meinig D.W. The Mormon culture region: strategies and patterns in the geography of the American West, 1847-1964 // Annals of the Association of American Geographers, vol. 55, № 2, 1965, p. 191-220.

226. Meinig D. W. American Wests: preface to a geographical interpretation // Annals of the Association of American Geographers, vol. 62, № 1, 1972, p. 159184.

227. Merrifield A. The extraordinary voyages of Ed Soja: inside the trialectics of spatiality // Annals of the Association» of American Geographers, vol. 89, № 2, 1999, p. 345-347.

228. Mikesell M. W. Cultural: geography of the United States by W. Zelinsky: review // Geographical Review. 1975, vol; 65, № 2, p. 278-280.

229. Mitchell D. Cultural geography: a critical introduction: Maiden, Black-well, 2000.

230. Nietschmanm B. Between; land ands water::the subsistence ecology of the Miskito Indians. New York, 1973;383.7V Place and the paradox of modernity // Annals of the Association of American Geographers, vol. 87, №1, 1997, p. 509-5321

231. Odum H.W:, Moore H.E. American regionalism: a cultural historical approach to the national integration. —New Jork: Henry Hold and Co, 1938.3%5.Parsons J. "Bioregionalism" and watershed consciousness // Professional Geographer, vol. 35, № 1, 1985.

232. Parsons J. The cultural geographer at work / Reading cultural geography, K. Foote, ed., New York, 1995;

233. Pattison W. The four tradition in geography // Journal of geography. -1964, vol; 63, p: 211-216.3SS.Peet R. The social origins of environmental determinism // Annals of the Association of American Geographers, vol. 75, № 2, 1985, p. 309-333.

234. Perspectives on? environment II Association? of American Geographers, publ. 13, 1974.

235. Pieterse J.N. Globalization and culture. Three paradigms // Economic and; Political weekly. 1996, vol. XXX, №23.391 .Pitte J.R. Historie du paysage francais, Paris. 1983.

236. Porteus D: Place and placelessness by E. Relph: the review // Canadian Geographer, vol. 22, № 1, 1978, p. 74-76.

237. Pred A. The choreography of existence: comments on Hagerstrand"s time-geography and its usefulness II Economic Geography, vol; 53; № 2, 1977.

238. Pred A. Place as historically contingent process // Annals of the Association of American Geographers, vol. 74, № 2, 1984.

239. Prise E.T. Cultural Geography // International encyclopedia of the social sciences. New York, Mc. Millan and Free Press, 1968. vol. 6. p. 129-134.

240. Prise P. Longing for less of the same // Annals of the Association of American Geographers, vol. 89, №2, 1999, p. 342-344.391 .Pudup M.B. Arguments within regional geography // Progress in Human Geography, vol. 12, № 3, 1988, p. 369-390.

241. Pudup M.B. "Rethinking region'' by Allen J., Massey D., Cochrane A.: the review // Annals of the Association of American Geographers, vol. 90, № 2, 2000, p. 404-406.

242. Rabinow P. French modern: norms and forms of the social environment. -Cambridge, MA: MIT Press, 1989.

243. Relph T. Human territoriality by R.D. Sack: the review // Professional Geographer, vol: 40, № 3, 1988, p. 371-372.

244. Richadsen M. Senses of place // Annals of the Association of American Geographers, vol. 88, № 1, 1998, p. 152-154.

245. Robinson L. Review: Cunningham F. The revolution in landscape science // Canadian Geographer, vol. 22, № 1, 1978, p. 81-82.

246. Rodrique CM. On the dehiscence of debate in; the geography of domrsti-cation // Professional Geographer, vol: 45, № 3, 1994, p. 363-366.

247. Ross Т.Е., Tyrel G.M., eds. A cultural geography of north american indians. Boulder Co, London: Westviwe Press, 1987.40S.Rougerie G. Le paysage sous Tangle de sa dinamique // L"Espace geographique, Paris, 1973.

248. Sack R.D. Human territoriality: its theory and history. Cambridge: Cambridge University Press, 1986.

249. Sandler G., Ossenbrugge S. German political geography // Geography Z., vol. 76, № 2, 1988, p. 54-64.

250. Sauer КО. The morphology of landscape // University California Publ. Geography, 1925, №2, p: 19-53.416 .Sauer K.O. The forth dimention of geography // Annals of the Association; of American Geographers, vol. 64, № 2, 1974, p. 189-1921

251. Schatzki T.R. Subject, Body, Place // Annals of the Association of American Geographers, vol. 91, № 4, 2001, p. 698-702:

252. ScheimR.H: Review:: Mapping the futures: local cultures, global change.-by Bird J, Curtis B, Putnam Т., eds. // Professional Geographer, vol. 46, № 3, 1994, p. 388-399.

253. Schein R.H. The place of landscape:: a conceptual framework for interpreting an American scene // Annals of the Association of: AmericaniGeographers, vol: 87, №4, 1997, p. 660-680.

254. Schuyler D: The new urban; landscape Baltimore; John Hopkins Univ. Press, 1986.421 .Seamon D. A geography of the life world: movement, rest andencounter. — St./ Martin Press, New York, 1979.

255. SempleE. Influences of Geographic enviroment. New York: Henry Holt,1911.

256. Shils; E. Center and periphery // The: logic of personal knowledge: essay, presented to Michael Polonai on his seventees birthday, 1981.

257. Sluyter A. The making of the myth in; postcolonial s development: material-conceptual landscape transformation in sixteen century Veracruz // Annals of the Association of American Geographers, vol; 89, № 3, 1999; p. 377-401.

258. Soja E. Socio- spatial dialectics II Annals:of the Association of American; Geographers, vol., №, 1980.

259. Steward J.H. Theory of cultural change. Urbana, 1955.

260. Stoddart D:R. Geography and ecological approach: the ecosystems a geographical principle and method// Geography, vol: 50, 1965, p. 189-192.

261. Taaffe E. The spatial view in context // Annals of the Association of American Geographers, vol. 64, № 1, 1974, p. 1-16.

262. Taaffe E. Geography in the sixties in the Chicago area// Annals of the Association of American Geographers, vol. 69, № 1, 1979; p. 133-138.

263. Г/гп/г AT. On the determination of the social actions in space-time // Environment and planning: D. Society and Space, № 1, 1983, p. 23-57.

264. AbA.Thrift N. Taking aim at the heart of region / Human geography: society, space and social science. Minneapolis: University of Minneapolis Press, 1994.

265. Tuan Y-Fu Place: an experiental perspective // Geographical Review. — 1975, vol. 65, № 2, p. 151-165.

266. Tuan Y-Fu Humanistic geography // Annals of the Association of American Geographers, vol; 66, № 3; 1976, p. 266-276.

267. Tuan Y-Fu Early hydraulic civilisation in Egypt: a study in cultural ecologyby K.W. Butzer // Geographical Review. 1977, vol. 67, № 3, p. 369-371.

268. Tuan Y-Fu Segmented worlds and Self: group life and individual consciousness. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1982.4397 wan Y-Fu Topophilia: a study of enviromental perception, attitudes and values. Englewood Cliffs, Prentice Hall, 1994.

269. Tuan Y-Fu The Good Life. Madison: University of Wiskonsin Press,1986.

270. AAV.Tuan Y-Fu Cosmos and hears: a cosmopolits viewpoint. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1996.

271. Turner B.L. Specialist-synthesys approach to the revival of geography: the case of cultural ecology // Annals of the Association of American Geographers, vol. 79, № 1, 1989, p. 88-100.

272. Turner M.D. Merging localand regional analyses of land-use change: the case of livestock in the Sahel // Annals of the Association;of American Geographers, vol. 89, № 2, 1999, p. 191-192.

273. Vayda A., Rappoport R. Ecology, cultural and nonculltural // Introduction! to culturalantropology. Boston: Houghton Mifflin, 1968, p. 481-482.

274. Wallach B. James J. Parsons (1915-1997). Immemoriam// Annals of the Association of American Geographers, vol. 88, № 2, 1998, p. 316-328.

275. Wallerstein I. The inventions of time-space realities: towards to understandings to our historical systems // Geography, vol. 73, № 4, 1988, p. 289-297.

276. AAl.Warf B. Comments on "Rethinking cultural adaptation" // Professional: Geographer, vol. 39, № 1, 1987, p. 65-66.

277. Watson J.W., O^ Rio rdan 7V The american enviroment: perceptions and politics. London - New Jork: J. Wiley and sons, 1976.

278. Winchell D.J. Ethnic persistence and change in Europe & America: traces in landscape and society. The review. // Annals of the Association of American Geographers, vol. 88, № 1, 1998, p. 154-156.

279. Wong S.T. Person, plase and third: Interpretative and empirical essays in cultural geography: Reviewd by D. Stanislawski // Annals of the Association- of American Geographers, vol. 85, № 1, 1995, p. 210-212.

280. Wright J.К. Terra incognita: the place of imagination in geography // Annals of the Association of American Geographers, vol. 37, № 1, 1947, p. 1-15.

281. Zelinsky W. The cultural geography of the United States (Foundation of Cultural Geography Series). -Englewood Clifts, New York: Prentice Hall, 1973.

282. Young T. Place matter // Annals of the Association of American Geographers, vol. 91, № 4, 2001, p. 681-682.