Бесплатный автореферат и диссертация по биологии на тему
Зоопланктон Арктического бассейна
ВАК РФ 03.02.10, Гидробиология

Автореферат диссертации по теме "Зоопланктон Арктического бассейна"

УЧРЕЖДЕНИЕ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК ИНСТИТУТ ОКЕАНОЛОГИИ им. П. П. ШИРШОВА

0046

ге.7

На правах рукописи

КОСОБОКОВА Ксения Николаевна

ЗООПЛАНКТОН АРКТИЧЕСКОГО БАССЕЙНА: СТРУКТУРА СООБЩЕСТВ И РЕГИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ КОЛИЧЕСТВЕННОГО РАСПРЕДЕЛЕНИЯ

Специальность 03.02Л 0 - Гидробиология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора биологических наук

Москва 2010

2 1 0Н7 2010

004611267

Работа выполнена в Учреждении Российской академии наук Институте океанологии им. П.П. Ширшова РАН

Официальные оппоненты:

доктор биологических наук, Алексеев Виктор Ростиславович, Учреждение Российской академии наук Зоологический Институт РАН, г. Санкт-Петербург

доктор биологических наук, профессор Гиляров Алексей Меркуриевич, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, Биологический факультет, г. Москва

доктор биологических наук, профессор Кляшторин Леонид Борисович, Федеральное государственное унитарное предприятие Всероссийский научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии, г. Москва.

Ведущая организация:

Учреждение Российской академии наук Институт проблем экологии и эволюции им. А.Н.Северцова РАН, г. Москва

Защита состоится « ¿¿Г » октября 2010 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 002.239.01 при Учреждении Российской академии наук Институте океанологии им. П.П. Ширшова РАН по адресу: Москва, 117997, Нахимовский проспект, 36.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института океанологии им. П.П. Ширшова РАН.

Автореферат разослан « сентября 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета Д 002.239.01 кандидат биологических наук

Г.Г. Николаева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность работы. Центральный Арктический бассейн является уникальным природным регионом со своеобразными физико-географическими и климатическими условиями. Ледовый покров и долгая полярная ночь существенно ограничивает в нем период, благоприятный для создания биологической продукции, в результате чего морские экосистемы обеднены качественно и количественно, а, значит, чувствительны и уязвимы к любому внешнему воздействию. Существует опасение, что наблюдаемые в последние годы изменения интенсивности притока в Арктику атлантических и тихоокеанских вод и повышение их температуры, а также колебания площади и толщины многолетнего ледового покрова уже в ближайшее время могут привести к серьезным изменениям в морских экосистемах Арктического бассейна и привести к их необратимым перестройкам. В частности, изменения могут затронуть один из важнейших компонентов пелагических экосистем - зоопланктон, продукционные циклы которого определяются процессами таяния льда и началом цветения фитопланктона, что в свою очередь может повлечь за собой изменение объема ресурсов, доступных животным более высоких трофических уровней. Именно поэтому в современных условиях вопросы организации структуры зоопланктонных сообществ Арктического бассейна, механизмов поддержания разнообразия зоопланктона, факторов и процессов, регулирующих его продукционные характеристики и количественное распределение, представляются исключительно актуальными и требующими глубокого и безотлагательного изучения.

Выбор объекта и предмета исследования. В качестве объекта исследования в работе рассматриваются зоопланктонные сообщества центральной глубоководной части Северного Ледовитого Океана - Арктического бассейна. Предметом изучения являются фаунистический состав зоопланктона и закономерности его количественного распределения, соотношение таксономических групп в сообществах, вертикальная структура сообществ, экология и закономерности воспроизводства планктонных популяций.

Цель исследования - формирование современных представлений о структуре зоопланктонных сообществ Арктического бассейна и закономерностях количественного распределения зоопланктона для оценки продуктивности пелагических экосистем арктического региона и возможных изменений в этих экосистемах в будущем.

Постановка конкретных задач.

Цель работы определяет постановку следующих задач:

1. Изучение, инвентаризация и сравнительный анализ видового состава планктонной фауны Арктического бассейна в связи с особенностями топографии дна и циркуляции вод. Сравнение фауны Евразийского и Канадского бассейнов. Выявление связи их фауны с современной фауной Атлантического и Тихоокеанского регионов.

2. Оценка роли отдельных видов и таксономических групп в структуре сообществ. Выявление ключевых компонентов зоопланктонных сообществ и сравнение их роли в Евразийском и Канадском бассейнах.

3. Выявление автохтонных и аллохтонных компонентов сообществ на основании изучения состава популяций и особенностей экологии массовых видов. Оценка их роли в формировании биомассы зоопланктона в разных регионах Арктического бассейна.

4. Оценка общей биомассы зоопланктона и создание карты ее распределения для Арктического бассейна. Анализ закономерностей горизонтального распределения биомассы и связи количественного распределения зоопланктона с циркуляцией атлантических и тихоокеанских вод.

5. Сравнительное изучение вертикального распределения зоопланктона в Евразийском и Канадском бассейнах. Характеристика вертикальной структуры сообществ, вертикального распределения численности и биомассы и анализ их сезонных изменений.

Методологические основы исследования. Основным подходом при проведении исследований было сравнительное изучение качественных и количественных характеристик зоопланктонных сообществ в разных районах Арктического бассейна на основании материалов, полученных едиными методами. Необходимые материалы были собраны в 7 экспедициях научно-исследовательских ледоколов в Арктический бассейн при непосредственном участии автора. Во всех экспедициях сбор материала осуществлялся однотипными орудиями лова. Таксономическая и количественная обработка материала полностью осуществлена автором по единым методикам. Для характеристики фауны детальной таксономической обработке подвергнуты не только хорошо изученные, но и редкие группы планктонных животных. Расчеты биомассы проведены с использованием единых стандартизированных весов всех животных, что позволило провести надежные межрегиональные сравнения. Экспериментальные наблюдения за экологией массовых планктонных животных и оценка их плодовитости проводились в условиях, максимально приближенных к естественным.

Основные результаты работы, выносимые на защиту:

1. Зоопланктонные сообщества Арктического бассейна формируются за счет двух основных компонентов. Это автохтонная фауна, способная поддерживать независимые популяции в его акватории, и аллохтонная, приносная фауна, поступающая из прилежащих океанических районов - Северной Атлантики и северной части Тихого океана. Региональные особенности фаунистического состава зоопланктона определяются соотношением этих компонентов в сообществах.

2. Видовой состав автохтонной планктонной фауны Арктического бассейна сходен во всем диапазоне его глубин, несмотря на то, что его глубоководные котловины Нансена, Амундсена, Макарова и Канадская разделены подводными хребтами. Однородность видового состава доказывает, что подводные хребты не являются барьерами для обмена планктонной фауной между его котловинами.

3. Количественное распределение зоопланктона по акватории Арктического бассейна определяется интенсивностью местной продукции и поступлением аллохтонных популяций из соседних регионов. Сообщества Евразийского бассейна обогащаются за счет зоопланктона, приносимого атлантическими водами. Обогащения Канадского бассейна за счет тихоокеанских вод не происходит, так как популяции, проникающие с ними через Берингов пролив, отмирают на мелководном Чукотском шельфе, а атлантические аллохтонные компоненты Канадского бассейна не достигают из-за особенностей циркуляции и недостаточной продолжительности своей жизни.

4. На основании оригинальных материалов создана первая в истории изучения Арктического бассейна карта распределения биомассы зоопланктона, которая дает основу для оценки возможных изменений в арктических экосистемах в будущем, связанных с изменениями уровня местной продукции и/или интенсивности притока аллохтонной фауны.

Научная новизна исследования. Впервые в истории изучения Арктического бассейна на массовом материале проведен подробный анализ видового состава всех таксономических групп зоопланктона, а также инвентаризация и сравнение планктонной фауны всех его глубоководных бассейнов. Впервые для такой обширной акватории получены оценки численности и биомассы, основанные на материале, собранном и обработанном едиными методами. Впервые выявлена неравномерность количественного распределения планктона по акватории Арктического бассейна и проанализирована его связь с особенностями циркуляции вод и особенностями экологии массовых видов. Впервые показана важнейшая роль атлантических вод в обогащении зоопланктонных сообществ Евразийского бассейна и отсутствие такого обогащения в Канадском секторе Арктики. Впервые на основании изучения состава популяций и биологии размножения массовых представителей арктического планктона доказан автохтонный характер большинства населяющих Арктический бассейн видов. Впервые экспериментальным путем получены оценки генеративной продукции эпипелагических и глубоководных планктонных животных Арктического бассейна. Впервые для Арктического бассейна составлена карта распределения биомассы зоопланктона, позволяющая оценить его продуктивность.

Практическая ценность и теоретическое значение. Данные о видовом составе зоопланктона и характере количественного распределения отдельных видов могут быть использованы при изучении изменений в составе зоопланктона под влиянием меняющихся условий, регистрации проникновения новых видов в Арктику и/или исчезновения обычных компонентов сообществ, а также сдвигов существующих на сегодня границ их ареалов. Результаты изучения сезонной динамики общей численности, биомассы и обилия массовых видов могут быть использованы для выявления изменений в динамике биологических процессов под воздействием климатических изменений. Оценки обилия отдельных видов, общей численности и биомассы зоопланктона могут служить для сравнения продуктивности вод Арктического бассейна с водами других районов Мирового Океана. Представленная

карта распределения биомассы может служить основой для дальнейших оценок изменений в распределении планктона и продуктивности арктических пелагических сообществ. Разработанные методы культивирования глубоководных планктонных животных могут быть рекомендованы для исследований в Арктике и других холодноводных районах Мирового Океана.

Результаты апробации работы. Результаты исследований были представлены на семинарах и коллоквиумах Лаборатории экологии и распределения планктона Института океанологии РАН, а также международных, всесоюзных и российских научных конференциях и совещаниях, в том числе Ш-м съезде советских океанологов (Ленинград, 1987), 4, 5 и 7-й региональных конференциях "Проблемы изучения, рационального использования и охраны природных ресурсов Белого моря" (Архангельск, 1990; Петрозаводск, 1992, Санкт-Петербург, 1995), рабочей встрече по результатам Российско-Германской экспедиции ЛАПЭКС-93 (Санкт-Петербург, 1993), Европейской конференции "Главные направления исследований океана и полярных исследований" (ECOPS, Бремен, Германия, 1994), 2, 3, 5 и 6-й рабочих встречах по программам Российско-Германского сотрудничества «Система моря Лаптевых» и «Система моря Лаптевых-2000» (Санкт-Петербург, 1994, 1996, 1999, 2000), международной конференции "Современное состояние и перспективы исследований экосистем Баренцева, Карского морей и моря Лаптевых" (Мурманск, 1995), 6, 8 и 10-й международных конференциях по копеподам (Олденбург, Германия, 1996; Килунг, Тайвань, 2002; Патгайя, Таиланд, 2008), юбилейной научной конференции к 60-летию Беломорской биологической станции им. Н.А.Перцова МГУ (ББС МГУ, 1998), II (XXV) международной конференции «Биологические ресурсы Белого моря и внутренних водоемов Европейского Севера» (Петрозаводск, 1999), 4-6, 8 и 10-й научных конференциях Беломорской биологической станции им. Н.А.Перцова МГУ (ББС МГУ, 1999, 2001, 2002, 2003, 2005), международном симпозиуме Комитета по исследованию океанов (ICES) «Результаты транс-атлантического изучения Calanus finmarchicus», (Тромсо, Норвегия, 1999), 3-х международных рабочих встречах по программе «Взаимодействие суши и океана в Арктике» (LOIRA) (Москва, 2000, 2002, 2004), рабочей встрече по программе «Сток сибирских рек» (SIRRO) (Москва, 2002), 3 и 4-м международных Симпозиумах «Продукция зоопланктона» (Хихон, Испания, 2003; Хиросима, Япония, 2007), 3-х международных школах морской геологии (Москва, 2003, 2005, 2007), международной конференции по программе ESSAS (Виктория, Канада, 2005), международных конференциях Американского Общества Лимнологии и Океанографии (ASLO, Сантьяго Де Компостела, Испания, 2005, Гонолулу, США, 2006), международной конференции «Водная экология на заре XXI века» (Санкт-Петербург, 2005), II конференции по долгосрочному планированию исследований в Арктике (ICARP II) (Копенгаген, Дания, 2005), 4-й рабочей встрече «Взаимодействие шельфа и океана - Панарктическая перспектива» (Сопот, Польша, 2006), 3-х международных конференциях "Arctic Frontiers" (Тромсо, 2007, 2009, 2010), международной конференции ((Морские исследования полярных областей Земли в Международном

полярном году 2007/08» (Санкт-Петербург, 2010), международной конференции «Результаты Международного полярного года 2007/08» (Осло, Норвегия, 2010).

Публикации. По теме диссертации опубликована 61 работа, включая 42 статьи в рецензируемых российских и международных научных журналах и 3 главы в коллективных монографиях.

Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, 8 глав и заключения. Диссертация содержит 316 страниц машинописного текста, включая 105 рисунков, 58 таблиц (из них 10 таблиц в Приложении) и список литературы из 560 наименований, из которых 426 - на иностранных языках.

ВВЕДЕНИЕ

Северный Ледовитый океан среди всех океанов Земли менее всего изучен из-за его ледового покрова, препятствующего проведению исследований с обычных океанографических судов, сурового климата, низких температур и долгой полярной ночи. Изучение его центральной глубоководной части, Арктического бассейна, началось более ста лет назад с Норвежской Полярной экспедиции на «Фраме» под руководством Ф. Нансена (1893-1896 гг.). Материалы этой экспедиции заложили основу представлений о разнообразии жизни в водах под многолетней толщей арктических льдов (Sars, 1900; Nansen, 1902; Gran, 1904).

С начала XX века изучению биологии арктических морей и Арктического бассейна серьезное внимание стало уделяться и отечественными исследователями (Линко, 1907, 1908, 1913; Богоров, 1938, 1946; Усачев, 1938, 1946, 1949; Ширшов, 1938, 1944; Яшнов, 1940). Сбор зоопланктона вошел в программу научных исследований уже во время дрейфа первой станции «Северный Полюс» (СП) в 1937-38 гг. (Ширшов, 1938) и ледоколов «Садко» и «Седов» в 1938 и 1939 гг. (Богоров, 1946; Усачев, 1946).. За ними последовали дрейф СП-2 (Бродский, Никитин, 1955) и других станций СП, на которых сбор зоопланктона стал обычной частью научной программы (Никитин, 1961). С 1950 по 1980-е гг. дрейфующими станциями СП были собраны обширные коллекции зоопланктона, позволившие исследовать его видовой состав, вертикальное распределение, миграции отдельных видов, получить первые оценки численности и биомассы (Бродский, Никитин, 1955; Виркетис, 1957, 1959; Павштикс, 1971, 1972, 1976, 1977; Бродский, Павштикс, 1976; Мельников, 1976, 1978; Кособокова, 1981, 1982, 1989, 1990). В эти же годы исследования зоопланктона проводились и по материалам, собранным американскими и канадскими дрейфующими экспедициями (Mohr, 1959; Johnson, 1963; Grainger, 1965; Harding, 1966; Hopkins, 1966 a,b; Hughes, 1968; Möhr, Geiger, 1968, Pautzke, 1979) и подводными лодками (Grice, 1962).

Большинство дрейфующих станций с 1950 по 1980-е начинали свой путь в Канадском секторе Арктики, где льды отличались наибольшей толщиной, и где для их работы выбирали крепкие и обширные ледовые платформы. Из-за системы господствующих течений дрейфовали они также в основном в пределах Канадского бассейна, редко пересекая район хребта Ломоносова в западном направлении. По этой

причине сборы из Евразийского бассейна долгое время полностью отсутствовали (Kosobokova, Hirche, 2000; Кособокова, 2003).

С появлением научно-исследовательских ледоколов в 1980-х годах на смену сбору материала во время пассивного дрейфа на льдинах пришла возможность заблаговременного планирования района работ с учетом возможной ледовой обстановки. Первым современным ледоколом, собравшим зоопланктон севернее 80°с.ш., в 1980 г. стал шведский "Ymer" (Groendahl, Hernroth, 1986). В 1982 г. был введен в строй немецкий научный ледокол "Polarstern", совершивший на сегодня более 20 экспедиций в высокую Арктику. Сбор зоопланктона входил в программу 8-ми его экспедиций в Арктический бассейн. Первоначально (1987, 1991, 1993 гг.) сборы ограничивались лишь частью водного столба (Mumm, 1993; Mumm et al., 1998). Впоследствии (1995, 1996, 1997, 1998, 2007 гг.) послойные сборы до 3000 м стали стандартным подходом (Kosobokova et al., 1998; Kosobokova, Hirche, 2000; Кособокова, 2003, 2009; Kosobokova, Hirche, 2009). Благодаря перечисленным ледокольным экспедициям, за последние 25-30 лет исследования в Евразийском бассейне развернулись с не меньшей интенсивностью, чем в Канадском. В последнем они были возобновлены после 20-летнего перерыва также преимущественно с ледоколов (Wheeler et al., 1996; Thibault et al., 1999; Kosobokova and Hirche, 2000; Hopcroft et al., 2005; Raskoff et al., 2005, 2010; Lane et al., 2008; Ota et al., 2008; Kosobokova, Hopcroft, 2010). Использование дрейфующих ледовых платформ постепенно стало редкостью (Ashjian et al., 2003; Melnikov, Kolosova, 2001).

Несмотря на интенсификацию исследований, разные экспедиции ставили разные задачи и применяли разные методы сбора и обработки материала, что нередко затрудняло сравнение их результатов. Возможность подойти к анализу структуры зоопланктонных сообществ и закономерностей количественного распределения зоопланктона в Арктическом бассейне появилась лишь тогда, когда стали применяться единые методы его сбора и обработки, а районы его сбора за относительно короткий отрезок времени охватили всю его акваторию и области, пограничные с соседними океаническими районами - Северной Атлантикой и Северной Пацификой.

ГЛАВА 1. ФИЗИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАЙОНА ИССЛЕДОВАНИЙ И ОСОБЕННОСТИ БИОТОПА

Область исследований включает центральную глубоководную часть Северного Ледовитого Океана - Арктический бассейн и прилежащие районы континентального склона Евразии и Северо-Американского континента. В главе приводится физико-географическая характеристика этого района и описание особенностей биотопа арктической пелагиали.

Глубины и рельеф дна. Северный Ледовитый Океан представляет собой обособленный замкнутый водоем, соединяющийся с Атлантическим океаном через глубоководный пролив Фрама, Баренцево море и Канадский Архипелаг, и с Тихим -через мелководный Берингов пролив. Краевые эпиконтинентальные моря составляют

более 60% его площади, причем ширина шельфа некоторых из них (моря Лаптевых, Восточно-Сибирского, Чукотского) достигает 1000 км. Центральная часть океана -Арктический Бассейн - представляет собой глубоководную впадину с максимальными глубинами более 5000 м.

Дно Арктического бассейна расчленено тремя почти параллельными подводными горными цепями - хребтами Ломоносова, Альфа-Менделеева и Нансена-Гаккеля. В районе простирания хребта Ломоносова оно представляет собой подводную горную страну с отрогами и отдельными возвышенностями с крутыми склонами. Хребет тянется от Новосибирских островов через Северный Полюс к о. Элсмир и разделяет Арктический бассейн на Евразийский и Канадский бассейны. Глубина над ним 9541650 м, над дном океана он возвышается на 3.3-3.7 км. Хребет Альфа-Менделеева расположен к востоку от хребта Ломоносова и простирается от его центральной части примерно по 180° к материковому склону Чукотки. Его средняя высота над дном около 1 км. Вместе с поднятием Альфа-Менделеева он разделяет Амеразийский бассейн на котловины Макарова и Канадскую. Хребет Нансена-Гаккеля (длина около 2000 км, средняя высота около 1500 м), располагается западнее хребта Ломоносова и отделен от него котловиной Амундсена, в среднем самой глубокой котловиной Ледовитого Океана. К юго-западу от хребта Гаккеля лежит котловина Нансена, характеризующаяся преобладанием глубин более 4 км. Максимальная глубина Арктического бассейна отмечена именно здесь, она достигает 5449 м.

Вертикальная структура вод. Воды Арктического Бассейна формируются под влиянием притока атлантических и тихоокеанских вод, речного стока и процессов таяния и образования льда (Nansen, 1902; Coachman, Barnes, 1961, 1962, 1963; Rudels et al., 1994, 2000, 2004; Schauer et al., 1997; Woodgate et al., 2001). По вертикальному распределению температуры и солености в Арктическом бассейне выделяют 3 основных водных массы: слой Арктических поверхностных вод, Атлантический слой и Глубинные (донные) арктические воды (Coachman, Aagard, 1974).

Слой Арктических поверхностных вод простирается от поверхности до глубины 200-250 м, характеризуется относительно низкой соленостью 30-30.5 psu и отрицательной температурой, близкой к точке замерзания: -1.8°С. Этот слой подразделяется на поверхностный перемешанный слой (0-25-50 м), непосредственно взаимодействующий с атмосферой и льдом, и подстилающий его слой промежуточных арктических вод - гапоклин (25-50 - 150-200 м), в пределах которого наблюдается резкое увеличение солености и плотности с глубиной. Воды галоклина имеют более высокую температуру, чем поверхностные, соленость в них возрастает с 31 psu на глубине 50 м до >34 psu на глубине 200 м. Резко выраженная стратификация в галоклине препятствует вертикальному перемешиванию и изолирует поверхностные Арктические воды от залегающего под ними теплого Атлантического слоя.

Верхнюю и нижнюю границу Атлантических вод обычно определяют по положению изотермы 0°С. Как правило, это глубины от 200-300 до 900-1000 м. Атлантический слой имеет слабо положительную температуру +1-3°С и более высокую

соленость, чем Арктические воды. Он формируется за счет теплых и соленых атлантических вод, проникающих в Арктический Бассейн через пролив Фрама, Баренцево и Карское моря. Соленость Атлантических вод с глубиной постепенно увеличивается до 34.9 psu.

Глубинные (донные) арктические воды воды занимают большую часть объема Арктического бассейна и имеют отрицательную температуру, которая в приатлантической части бассейна доходит до -0.8°С, а в тихоокеанской - до -0,4°С. Их соленость возрастает от 34.93 до 34.99 psu.

Особенности циркуляции вод. Поверхностная циркуляция в Арктическом бассейне формируется под влиянием речного стока и преобладающих ветров. Поверхностные воды и покрывающие их льды движутся вдоль берега Азии с запада на восток, затем подхватываются общим течением на запад и покидают Арктический бассейн через пролив Фрама между Шпицбергеном и восточным берегом Гренландии. Эта генеральная циркуляция состоит из трех основных компонентов (Гордиенко, Лактионов, 1969). Первый - это циклонический круговорот вод в море Лаптевых. Второй - трансарктическое течение (Трансарктический Дрейф) - поток вод из Чукотского моря через центральную часть океана и Северный Полюс, который, соединяясь с первым, образует Восточно-Гренландское течение. Третий компонент -обширный, медленно движущийся антициклонический круговорот к северу от моря Бофорта.

Атлантические воды в Арктическом бассейне движутся с запада на восток, образуя циклоническую циркуляцию вдоль континентального склона Евразии - Атлантическое краевое течение. Первоначально считалось, что их основным источником является приток вод из Атлантики через пролив Фрама (Nansen, 1902; Никифоров, Шпайхер, 1980), где эти теплые, но более соленые и плотные воды погружаются под распресненные Арктические поверхностные воды. Позднее было показано, что приток Атлантических вод происходит и через Баренцево море, причем он оказывается ничуть не меньшим, чем приток через пролив Фрама (Blindheim, 1989; Rudels et al., 1994). Баренцевоморская ветвь атлантических вод проходит между Новой Землей и Землей Франца Иосифа, откуда они попадают в Карское море и далее через желоб Св. Анны в Арктический бассейн. При подходе к хребту Ломоносова севернее моря Лаптевых струя атлантических вод разветвляется. Воды одной ветви пересекают хребет Ломоносова в восточном направлении и проникают в Канадский бассейн, где продолжают движение вдоль континентального склона. Воды другой отклоняются у основания хребта на север, движутся вдоль его западного склона по направлению к Полюсу и возвращаются в Гренландское море через пролив Фрама. В 1990-х годах было показано, что важную роль в формировании циркуляции атлантических вод играет не только хребет Ломоносова, но и другие подводные хребты. В частности, их ветвь, движущаяся на север и запад по направлению к проливу Фрама, была обнаружена и в районе хребта Нансена-Гаккеля (Schauer et al., 1997). Скорость атлантических вод в струе Атлантического краевого течения составляет 2.5-3 см сек'1 (Иванов, 2001; Ашик, 2010).

Их распространение от пролива Фрама до Новосибирских о-вов занимает около 2-х лет, в районе хребта Ломоносова их возраст оценивается в 3 года, а на долготе Берингова пролива - в 4-5 лет (Трешников, 1985).

О циркуляции Глубинных арктических вод известно очень мало. Обычно предполагается, что она также циклоническая, и также приуроченная к узкой области континентального склона (Aagaard, 1989; Rudels et al.,1994).

Особенности биотопа. Морские биотопы полярных широт характеризуются резкими изменениями абиотических условий в течение года. Среди основных факторов, влияющих на существование зоопланктона в Арктике, следует выделить (1) сезонные изменения интенсивности солнечной радиации, (2) подвижный снежно-ледовый покров, и (3) низкую температуру водной толщи.

Сезонные изменения солнечной радиации лежат в основе изменений всех остальных условий среды. Поступление солнечной радиации регулирует процессы теплообмена океана и атмосферы, таяние и образование льда, следствием которого являются изменения солености и плотности вод и их плотностная стратификация. Регулирует оно и количество световой энергии, проникающей под лед и доступной для фотосинтеза.

Огромную роль в формировании биотопа толщи вод играет морской лед„ Снежно-ледовый покров контролирует процессы теплообмена между океаном и атмосферой и прохождение в воду света, необходимого для развития ледовых водорослей и фитопланктона. Весенне-летнее таяние льда определяет формирование вертикальной стратификации водного столба, необходимой для удержания планктонных водорослей в верхнем перемешанном слое и развития цветения. Образование льда в осенне-зимний период в связи с интенсивной отдачей тепла в атмосферу приводит к конвективному перемешиванию лежащих под ним вод, необходимому для возобновления запасов биогенов. Снежно-ледовый покров является средой обитания целого ряда организмов, попадание которых в водную толщу в отдельные сезоны может влиять на процессы поступления органики в пелагиаль (Мельников, 1989; Gradinger, 1999; Lizotte, 2003; Сажин, Ратькова, Кособокова, 2004; Bluhm, Gradinger, 2007).

Важнейший для обитателей толщи вод фактор - низкая температура на всех глубинах. Ледовый покров изолирует поверхностные воды от воздействия атмосферных процессов, и их температура (—1.8°С) почти не меняется в течение года. Температура Атлантического слоя не превышает +3°С, поэтому общий размах ее колебаний в пределах огромной водной толщи протяженностью 3-4 км составляет не более 5°С. Резкие градиенты наблюдаются только в пределах слоя поверхностных перемешанных вод, на всех же остальных глубинах изменения температуры носят плавный постепенный характер.

Фитопланктон и первичная продукция. Ледовые водоросли и фитопланктон -основа пищевой цепи арктической пелагиали. Развитие ледовых водорослей и фитопланктона находится в прямой зависимости от количества поступающего света и условий снабжения их питательными веществами, поэтому в полярных районах оно имеет выраженный сезонный характер. Количество фитопланктона в водах подо льдом

зимой очень мало (5-20 кл/л) и держится на постоянном уровне (Kawamura, 1967). Весенний сезон начинается с развития ледовых водорослей, которое предшествует началу вегетации фитопланктона. В результате вымывания рассола изо льда при его таянии ледовые водоросли попадают в подледную воду и некоторые из них дают начало весеннему «цветению» фитопланктона (Schandelmeier, Alexander, 1981; Syvertsen, 1991). Цветение обычно образует пояс шириной 20-100 км вдоль кромки льдов (Alexander, Niebauer, 1981; Sakhaug, Skjoldal, 1989; Head et al., 2000). До тех пор, пока лед продолжает таять и отступать, цветение продолжает следовать за его кромкой, благодаря освобождению все новых и новых богатых биогенами вод (Sakhaug, 2003). По этой причине районы вблизи кромки льда в покрытых сезонными льдами частях Арктики являются наиболее продуктивными и важными в экологическом отношении зонами (Sakhaug, 2003). В арктических морях прикромочное цветение может начаться в апреле-мае, в то время как в центральных частях океана оно наблюдается обычно не раньше июля (Sakhaug, Slagstad, 1991; Eilensen et al., 1993; Strass, Noethig, 1996). Как следствие, сезон вегетации длится в более южных районах, покрытых сезонными льдами, 180-200 дней, а в районах, покрытых многолетним льдом, всего 70-100 дней (Strass, Noethig, 1996; Neibauer et al., 1999). Так как в покрытых льдом районах большая часть света отражается, поглощается и рассеивается при прохождении сквозь лед, толщина эвфотической зоны в центральной Арктике обычно не превышает 20-25 м.

Из-за короткого вегетационного сезона и ледового покрова центральный Арктический бассейн является районом с исключительно низкой первичной продукцией. Недавние ее измерения в воде, на границе вода-лед и в нижнем 2-4 см слое льда на трансарктическом разрезе от Чукотского моря к бассейну Нансена позволили оценить ее годовую величину в Арктическом бассейне в 15 г С м"2 (Gosselin et al., 1997), что на порядок выше существовавших исторических оценок (English, 1961; Apollonio, 1961).

ГЛАВА 2. МАТЕРИАЛ И МЕТОДЫ

Основным материалом для работы послужили сетные пробы мезопланктона, собранные с 1993 по 2007 гг. в Арктическом бассейне в 7-ми комплексных экспедициях ледоколов «Polarstern» (ARK IX/4, XI/1, XII, XIII, XIV и XXII/2) и «Healy» в 2005 г. (ОЕ 05/2) (Рис. 1), в 5-ти из которых автор принимал участие лично. Этот материал включает 800 проб с 142 станций, полностью обработанных автором. Сроки проведения работ, районы сборов и количество использованных станций приведены в Табл. 1.

Район сбора материала в перечисленных экспедициях охватывал все четыре глубоководных бассейна Арктики - бассейны Нансена, Амундсена, Макарова и Канадский (Рис. 1 ). В экспедициях ARK IX/4, XI, XIII и XXII/2 большинство станций располагались на разрезах от края шельфа арктических морей (Баренцева, Карского, Лаптевых и Восточно-Сибирского) через континентальный склон к глубоководным бассейнам Нансена, Амундсена и Макарова, пересекавших область распространения Атлантического краевого течения (Рис. 1, разрезы W, Wl, A-F). В экспедициях ARK XII

и ARK XIV работы проводились в центральных бассейнах Амундсена и Макарова, в ОЕ-05 - в Канадской котловине. Район работ экспедиции ARK XXII/2 включал также центральные районы Евразийского бассейна и бассейна Макарова (Рис. 1).

Таблица 1. Материалы ледокольных экспедиций, использованные в работе. MN - сеть Multinet; Bongo - сеть Бонго.* - MN с площадью входного отверстия 0.25 м2, ** - MN с площадью входного отверстия 0.49 м2.

Судно экспедиция, Сроки проведения Район Количество станций

MN Bongo

"Polarstern", ARKIX/IV Август-сентябрь 1993 Море Лаптевых, бассейны Нансена и Амундсена 37* 34

"Polarstern", ARKXI/I Июнь-сентябрь 1995 Море Лаптевых, Карское море, бассейны Нансена, Амундсена, Макарова 39* 55

"Polarstern", ARK XII Август 1996 Карское море, бассейны Нансена, Амундсена, Макарова 8* 8

"Polarstern", ARK XI11/2 Июнь-август ] 997 Моря Баренцево, Гренландское, пролив Фрама 13* 23

"Polarstern", ARK XIV Июль 1998 Бассейн Макарова (хребет Альфа-Менделеева) 3** -

USCGC "Healy", OE-05/2 Июль 2005 Канадский бассейн 12* 6

"Polarstern", ARK XXII/2 Июль-сентябрь 2007 Бассейны Нансена, Амундсена, Макарова 30** 54

Во всех перечисленных экспедициях количественные сборы зоопланктона осуществляли послойно замыкающимися сетями Multinet (MN, Hydrobios, г. Киль, Германия). В пяти из них (109 станций из 142) использовали сеть с площадью входного отверстия 0.25 м2 из газа с ячеей 150 цм (Табл.1). В районе шельфа послойно облавливали всю водную толщу, в районе океанических глубин - верхние 1500 м (ARK IX/4) или 3000 м водного столба (ARK XI/1, XII, XIII и ОЕ 05/2). Облов проводили по стандартным горизонтам 3000 м (дно), 2000, 2000-1000, 1000-750, 750-500 (или 1000500), 500-300, 300-200, 200-100, 100-50, 50-25, 25-0 м, что впоследствии позволило отдельно характеризовать каждую из трех основных водных масс. Слой Глубинных арктических вод, таким образом, облавливали по 1-2 горизонтам, Атлантический слой по 3—4 горизонтам, а слой Арктических поверхностных вод по 3-4 горизонтам. Еще в двух экспедициях (ARK XIV и XXII/2) использовали сеть Multinet с площадью входного отверстия 0.49 м2 и ячеей 150 цм, снабженную счетчиком профильтрованной воды (Табл. 1). Облов водного столба проводили по тем же стандартным горизонтам до глубин 3000 м или дна.

В дополнение к описанному материалу использованы 312 проб с 18 станций в Канадском бассейне и бассейне Макарова, полученные во время дрейфа станций «Северный Полюс» (СП-22) в 1975-76 гг. и СП-23 в 1977-78 гг. (Рис. 1) (Мельников, 1976; Мельников, Циновский, 1978), также обработанные автором. Планктон собирали

сетями Джеди с входным отверстием 0.1 м и газом с ячеей 180 цм послойно от дна до поверхности по стандартным горизонтам (Кособокова, 1981). Из-за отличного от MN входного отверстия сети эти материалы не использовались при построении карты распределения биомассы зоопланктона.

150" W

ßocmcwHOCu&ipeirce море

Сибирь

_ \\

О G sv

во- _ а |г %

° .1 S

Бассейн W 16

Макарова ° • - щ W \

Л. £.4.

• AR К IX/4, 1993 • ARK XIII. 1997 • NP-22, 1975-76

• ARK XI/1, 1995 ARK XIV, 1998 О NP-23, 1977

• ARK XII, 1994 • ARK XXII-2, 2007 • ОЕ-05/2, 2005

Рис. 1. Положение станций и буквенное обозначение разрезов, материал с которых использован в работе.

Все перечисленные коллекции зоопланктона были фиксированы 4-% формалином. Их количественная обработка проведена по стандартной методике (Kosobokova, Hirche, 2000). Представителей всех таксономических групп определяли до вида и стадии развития и измеряли. Животных крупнее 1 мм подсчитывали тотально, остальных - в выборке от 1/10 до 1/6 объема пробы. Для подсчета биомассы использовали опубликованные данные о средних сухих весах арктических планктонных животных и уравнения зависимости сухого веса от длины их тела (Richter, 1994).

Изучение вертикальной структуры планктонных сообществ проведено с использованием пакета программ Primer V6. Для анализа использовали данные о численности представителей всех обнаруженных таксономических категорий, из которых исключали наиболее редкие таксоны с вкладом в общую численность менее 3% в любой из использованных проб, появление которых можно статистически отнести

к случайности. В результате полный список был сокращен до 60 видов, систематически встречавшихся в пробах. Индекс сходства (индекс сходства Брея-Кертиса) рассчитывали по нелинейно преобразованным плотностям отдельных видов (корень 4-й степени из плотности) для каждой пары проб.

Экспериментальное изучение биологии размножения массовых эпипелагических и глубинных представителей планктона проведено во время экспедиций 1993-1997 и 2005 гг. Животных инкубировали в сосудах с фильтрованной морской водой при температуре -0.5-+1.0°С. Детали использованных методик описаны в работах Kosobokova, Hirche, 2001, 2003 и Kosobokova et al., 2007.

ГЛАВА 3. ВИДОВОЙ СОСТАВ ЗООПЛАНКТОНА

В исследованных районах Арктического бассейна зарегистрировано 170 видов многоклеточного планктона, относящихся к восьми крупным таксонам беспозвоночных: Cnidaría (Hydrozoa, Scyphozoa, Siphonophora), Ctenophora, Annelida (Polychaeta), Nemertea, Mollusca (Pteropoda), Arthropoda (Crustacea), Larvacea и Chaetognatha. Представители двух групп, Crustacea и Cnidaria, составляли 87% всех видов. Crustacea (>72% общего числа видов) включали 91 вид Copepoda (80 Calanoida, 6 Cyclopoida, 1 Siphonostomatoida, 1 Mormonilloida, 1 Monstrilloida), 5 видов Ostracoda, 17 Amphipoda (6 Hyperiidea, 11 Gammaridea), 4 Mysidacea, 4 Euphausiacea и 1 вид Decapoda. Пелагические Cnidaria были представлены 15 видами Hydromedusae, 3 Scyphomedusae и 7 видами Siphonophora, составившими суммарно 15% видов. Количество видов в остальных группах распределилось следующим образом: 7 видов Ctenophora, 5 Polychaeta, 1 Nemertea, 2 Pteropoda, 4 Larvacea, и 4 вида Chaetognatha.

137 из 170 найденных видов были известны из Арктического бассейна и ранее (Бродский, Никитин, 1955; Виркетис, 1957, 1959; Dunbar, Harding, 1968; Shirley, Leung, 1970; Кособокова, 1981; Mumm, 1993; Sirenko et al., 1996; Kosobokova et al„ 1998; Kosobokova, Hirche, 2000; Sirenko, 2001; Auel, Hagen, 2002; Kosobokova, Hopcroft, 2010). Кроме них, обнаружено еще 16 видов, до этого в Арктическом бассейне не зарегистрированных, и 17 новых для науки видов. Среди новых видов - 12 видов каляноидных копепод (Markhaseva, Kosobokova, 1998, 2000; Markhaseva, 2001; Andronov, Kosobokova, в печ.; Andronov, в печ.), 1 вид остракод (Angel, в печ.), 1 вид полихет (Гагаев, в печ.), 1 вид гидромедуз и 2 новых вида гребневиков (Raskoff et al., 2010). Большинство новых и впервые зарегистрированных видов - обитатели глубин >1000 м или бентопелагические животные.

144 вида (85%) из 170 обнаруженных являются резидентами (местными видами) Арктического бассейна, способными поддерживать в его акватории самостоятельные популяции. Подтверждением тому служит повсеместное наличие молоди и размножающихся половозрелых особей в их популяциях. Остальные 26 видов являются стерильными экспатриантами (Экман, 1953), не способными к размножению в Арктическом бассейне. В исследованных районах их популяции состояли исключительно из старших стадий развития и взрослых, не размножающихся особей.

Среди представителей этой категории выделяются атлантические, тихоокеанские и шельфовые (неритические) экспатрианты.

К числу экспатриантов из Северной Атлантики относятся копеподы Calanus finmarchicus, Metridia hicens, Paraeuchaeta norvegica, Oithona atlantica, Rhincalanus nasutus и Pleuromamma robusta, эвфаузииды Meganyctiphanes norvegica и Thysanoessa ¡ongicaudata, полихета Tomopíerís septentrionalis. Их распространение ограничено Евразийским сектором Арктики, куда они попадают с атлантическими водами из Северной Атлантики. Их численность уменьшается с запада на восток по пути следования атлантических вод вдоль континентального склона Евразии. К востоку от хребта Ломоносова они практически не встречаются, так как скорость распространения атлантических вод, продолжительность их жизни и отсутствие потомства не позволяют им расселиться шире. В числе тихоокеанских океанических экспатриантов - копеподы Neocalanus crístatus, Eticalamts btmgii, Metrida pacifica и Pseudhaioptilus pacificus, встречающиеся только в Канадском бассейне, куда они проникают с тихоокеанскими водами через Берингов пролив. К шельфовым экспатриантам относятся копеподы Acartia longiremis, Drepanopus bungei, Pseudocalanus acuspes, P. minutus, P. major, P. newmani, Bradyidius similis, Monstrilla sp., медузы Aglantha digitale, Plotocnide borealis, Cyanea sp., Chrysaora melanaster и хетогната Parasagitta elegans. Эти обитатели шельфовой зоны единично отмечены в районе континентального склона к северу от широко сообщающихся с Арктическим бассейном морей - Лаптевых, ВосточноСибирского и Чукотского. В пределах зоны склона они выпадают из планктона, и в океанических районах бассейна отсутствуют.

По своему географическому распространению резидентная планктонная фауна Арктического бассейна делится на виды, встречающиеся только в Арктике, а также более широко распространенные виды (Рис. 2) (Kosobokova et al., 2010). Среди первых - 20 эндемичных видов, известных только из Арктического бассейна. 1/3 из них составляют животные, ассоциированные со льдом (копеподы Jaschnovia tolli, J. brevis, Eurytemora richingsi, амфиподы Onisimus glacialis, O. nanseni, Eusirus holmi, Eusirogenes arctica, Apherusa glacialis, Gammarus wilkitzkii), a 2/3 - обитатели глубин >1000 м (копеподы Mimocalanus damkaeri, Spinocalanus elongatus, S. horridus, Chiridieila reductella, Paraeuchaeta polaris, Scaphocalamis polaris, Lucicutia pseudopolaris, гидромедузы Rhabdoon reesi, Sminthea arctica, сифонофоры Rudjakovia plicata, и аппендикулярии Fritillaria polaris). Высокий уровень видового эндемизма (14% всей резидентной фауны) - характерная черта фаунистического состава зоопланктона Арктического бассейна (Dunbar, Harding, 1968; Бродский, Павштикс, 1977; Kosobokova, Hopcroñ, 2010). Она обусловлена особыми условиями существования - наличием многолетнего ледового покрова, с которым связана эволюция криопелагической фауны, и длительной изоляцией глубин бассейна от остальных районов Мирового океана (Jakobsson et al., 2007), способствовавшей развитию специфической глубоководной фауны.

Кроме перечисленных хорошо известных эндемиков Арктического бассейна (Бродский, 1950; Dunbar, Harding, 1968; Kosobokova, Hirche, 2000; Kosobokova et al., 2000) нами обнаружено еще 17 новых для науки видов, известных пока только из Арктического бассейна (Рис. 2). Делать выводы об их географическом распространении преждевременно, поскольку в силу малочисленности сборов с больших глубин данных об их встречаемости очень мало.

все

систематические группы

8% 8%

только Copepoda

% 1% 10%

26%

4%

12%

28%

10% — 26% 3%

I АБ. глубоководные эндемики I | АБ. криопепагические эндемики I ) АБ. новые виды Г | АБ + СА ■ АБ + СП

16%

19%

I I АБ + СА + СП

Щ широко распространенные

Щ биполярные

Щ распространение неизвестно

Рис. 2. Географическое распространение резидентных видов зоопланктона Арктического бассейна. АБ - Арктический бассейн; СА - Северная Атлантика; СП -

Северная Пацифика.

Помимо видов, известных только из Арктического бассейна, в состав его планктонной фауны входят элементы, общие с Северной Атлантикой, Северной Пацификой, с двумя этими регионами, биполярные и широко распространенные виды (Рис. 2). Долгое время считалось, что общие с Северной Атлантикой виды составляют в Арктическом бассейне большую часть фауны (Бродский, 1956; Бродский, Павштикс, 1977; Grainger 1989). Наши данные показывают, однако, что их доля составляет 19% среди копепод и 26% среди всех таксонов, т.е. не более четверти всей фауны (Рис. 2). В сумме, эти и известные только из Арктического бассейна виды составляют половину всей фауны (Рис. 2). Широко распространенные виды составляют 26-28%, биполярные 8-10%, а доля видов, общих с Северной Пацификой, не превышает 3^1% (Рис. 2), что можно объяснить длительной топографической изоляцией глубин Арктического бассейна от глубоководных районов северной части Тихого океана.

Сравнение фауны четырех глубоководных котловин Арктического бассейна показало, что в каждой из них число видов-резидентов и видов-экспатриантов различно (Табл. 2). Причиной различий в составе резидентной фауны явилась редкость ряда недавно обнаруженных глубоководных видов, о которой говорилось выше, и неравноценность материалов по бентопелагической фауне, сборы которой требуют

использования особых орудий лова. В Евразийском бассейне они проводились и дали много новых находок (Зпепко е! а1., 1996; МагкЬазсуа, 1998), а в Канадском бассейне пока не проводились. Различия в составе видов-экспатриантов, и в частности, снижение числа атлантических экспатриантов с запада на восток от бассейна Нансена к Канадской котловине вдоль пути распространения атлантических вод, а также присутствие тихоокеанских экспатриантов только в Канадском бассейне, отчетливо демонстрирует их связь с атлантическими и тихоокеанскими водами (Табл. 2).

Таблица 2. Количество видов зоопланктона в отдельных глубоководных бассейнах.

Экспатрианты:1 - атлантические; 2 - шельфовыс; 3 - тихоокеанские.

Бассейны Нансена Амундсена Макарова Канадский

Всего видов (резидентов + экспатриантов) 136(119+17) 134(122 + 12) 124(116 + 8) 136(124+ 12)

Виды-экспатрианты 9' + tf + 0J 4' + 82 + 0j 3' +4'+ I3 О1 + 8'1 + 4J|

Бассейн Евразийский Канадский

Всего видов-резидентов 130 133

Анализ распространения 144 резидентных видов в Евразийском и Канадском бассейнах показал, что 130 (90%) из них встречается в первом, и 133 (92 %) - во втором (Табл. 2). Общими для Евразийского и Канадского бассейнов являются 119 видов, т.е. 83% резидентной фауны. Сходство фауны Евразийского и Канадского бассейнов, и, в особенности, фауны глубин - важная черта планктонных сообществ, особо примечательная, если вспомнить, что хребет Ломоносова создает между ними топографический барьер, изолирующий 3-4 километровый слой вод, лежащий глубже 900-1600 м. Сходство видового состава сообществ по обе стороны хребта Ломоносова показывает, что обмен глубоководной планктонной фауной между Евразийским и Канадским бассейнами имеет место. Возможность такого обмена хорошо согласуется и с результатами недавних гидрофизических исследований, подтверждающими возможность обмена глубинными водами между Евразийским и Канадским бассейнами (Jones et al., 1995).

ГЛАВА 4. ВЕРТИКАЛЬНАЯ СТРУКТУРА СООБЩЕСТВ

В главе рассматривается вертикальная структура зоопланктонных сообществ на основании изучения глубин обитания отдельных видов, выделения группировок видов, характерных для отдельных слоев и водных масс, а также анализа изменений видового разнообразия с глубиной. Глубины обитания изучены у 50 видов копепод и 12 представителей других таксономических групп по данным более чем из 70 географических точек в районах с глубинами >1500 м (Кособокова, 1989; Kosobokova, Hirche, 2000; Kosobokova et al., 2010).

Для большинства животных отмечен широкий диапазон вертикального распределения, охватывающий, по крайней мере, две водных массы - Арктические поверхностные и Атлантические воды, или Атлантические и Глубинные арктические

воды, или все три перечисленные водные массы (Рис. 3). Предпочитаемые глубины (слои максимальной концентрации) у разных видов различались. Выделялись виды, предпочитающие поверхностные слои, обитатели верхней мезопелагиали, нижней мезо-и батипелагиали, и, наконец, виды, предпочитающие бати- и абиссопелагические глубины (Рис. 3). Характер распределения одних и тех же видов в Евразийском и Канадском бассейне был однотипен (Рис. 3).

# Евразийский бассейн

Канадский бассейн

Численность, экз м3

ф >100 00

# 1001-100 00

• 1.01-10.00

• 010 • 1 00

• <010

Арктические поверхностные

Атлантические воды

Глубинные арктические воды

* <

^ 1000-2000

0-25 м м Л

25-50 8 • • •

50-100 м • • •у

1СЮ-200 -■т. л* • •• ••

200-300 •• • • • • • •• ••

300-500 • • • * • • • •• ••

500-750 • • . . • . £ • •

750-1000 . • • • • • • • •

И

\»» «у

Рис. 3. Схематическое изображение вертикального распределения отдельных видов планктонных животных, предпочитающих поверхностные воды (зеленый цвет), верхнюю мезопелагиаль (голубой), нижнюю мезо- и батипелагиаль (розовый), бати- и

абиссопелагиаль (синий).

Простое сравнение предпочитаемых животными глубин позволяет уже на качественном уровне выделить группировки видов, характерные для отдельных слоев и водных масс, однако для более формализованного описания вертикальной структуры планктонных сообществ были использованы методы кластерного анализа (КовоЬокоуа, ШпЛе, 2010; КоэоЬокоуа, е! а1., 2010). Их применение показало, что в каждом отдельном слое облова комплексы видов индивидуальны, и состав зоопланктона изменялся с глубиной постепенно, так, что обилие одних видов снижалось, и они исчезали, в то время как другие появлялись, и их обилие увеличивалось. Попытка связать полученные группировки с параметрами среды показала, что корреляция с глубиной высока (коэффициент корреляции Спирмана = 0.83), в то время как добавление других параметров (например, температуры, солености) ее снижало, т.е. ни один из них не отвечал за формирование структуры сообществ.

При снижении уровня сходства до 60-70% пробы распались на 4 основных группы, которые можно рассматривать как представляющие более или менее устойчивые сообщества. Среди них: 1) эпипелагическое сообщество слоя Арктических поверхностных перемешанных вод (0-100 м); менее однородное сообщество мезопелагических глубин, включающее 2) верхне-мезопелагическое сообщество слоя

галоклина и верхней части Атлантического слоя (глубины 100-500 м) и 3) нижне-мезопелагическое сообщество части Атлантического слоя и верхней части Глубинных арктических вод (глубины 500-2000 м); и, наконец, 4) батипелагическое сообщество Глубинных арктических вод глубже 2000 м. На Рис. 4 для наглядности приведены результаты анализа вертикальной структуры сообществ Канадского бассейна с выделением 4-х перечисленных сообществ.

Рис. 4. Многопараметрический анализ сходства сообществ. А - иерархия различия; черные ветви графа соединяют статистически разные группы проб (при уровне значимости а=5%); В - двумерное представление -60-мерной структуры сообщества Канадского бассейна, в котором расстояние между точками пропорционально различию плотностей видов в соответствующих пробах. Степень сходства представлена объединяющими линиями разного уровня.

Анализ полного набора данных из всех исследованных точек подтверждает существование выделенных группировок, включая эпипелагическое, верхне-мезопелагическое, нижне-мезопелагическое и батипелагическое сообщества, как в Евразийском, так и в Канадском бассейне (Рис. 5). В структуре эпипелагических сообществ, однако, выявляются особенности, связанные, в основном, с разной численностью ряда массовых видов в поверхностных слоях этих бассейнов. Причины выявленных различий изложены в Главе 7.

Видовое разнообразие зоопланктона с глубиной изменяется следующим образом: самое низкое число видов, не более 25-30 (все таксономические группы), характерно

для Арктической поверхностной водной массы, в пределах которой наблюдаются самые низкие температуры и пониженная резко меняющаяся соленость. С глубиной число видов растет, достигая максимума в слое Атлантических вод и верхней части Глубинных арктических вод в слое 500-2000 м (65-75 видов). Еще глубже оно вновь снижается до <50 видов. Характер изменения видового разнообразия с глубиной в Евразийском и Канадском бассейне однотипен. В целом, характер наблюдаемых изменений, в том числе увеличение числа видов на глубинах 500-2000 м и его снижение в более глубоких слоях, сходен с изменениями видового разнообразия большинства групп зоопланктона в сообществах умеренных вод Атлантического, Тихого и Южного океанов (Виноградов, 1968).

20т

40--

60--

ю<Н-

Нижне-мезопепагическое сообщество

Верхне-мезопелагическое сообщество

Эпипелагическое сообщество

Батипелагическое сообщество

Рис. 5. Многопараметрический анализ сходства сообществ по всем данным (детали см. в подписи Рис. 4). Черные ветви графа соединяют статистически разные группы проб (при уровне значимости а=5%).

Еще одной важной чертой вертикального распределения зоопланктона в Арктическом бассейне является смещение границ распределения многих видов в верхние слои (polar emergency, «полярный подъем») по сравнению с границами их обитания в других районах Мирового океана. У ряда животных такой сдвиг составляет до нескольких сотен метров. Так, мезо- и батипелагические копеподы Aetideopsis rostrata, Scaphocalanus acrocephalus, S. brevicornis, обитающие в Норвежском море преимущественно глубже 600 м (Ostvedt, 1955), в Арктическом бассейне поднимаются до глубины 50-100 м и образуют максимальные скопления в слоях 100-500 м. Аналогичный сдвиг вертикальных диапазонов на несколько сотен метров характерен и для массовых мезопелагических копепод Gaetanus tenuispinus, Chiridius obtusifrons, Heterorhabdus norvegicus, Temorites brevis и щетинкочелюстных Eukrohnia hamata. Подъем животных на несвойственные им в средних и тропических широтах глубины

объясняется особенностями арктического биотопа - низкой освещенностью покрытых льдом вод, малой глубиной проникновения света, отсутствием прогрева поверхностных вод, и малой мощностью эвфотического слоя (Зенкевич, 1947).

ГЛАВА 5. КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ СООТНОШЕНИЯ КОМПОНЕНТОВ В СООБЩЕСТВАХ

Роль разных видов и таксономических групп в зоопланктоне Арктического бассейна с точки зрения их вклада в численность и биомассу различна. Со времен ранних исследований известно, что в сообществах выделяется несколько компонентов, резко преобладающих над всеми остальными (Grainger, 1965; Minoda, 1966; Павштикс, 1971, Бродский, Павштикс, 1976, Кособокова, 1981, 1982; Mumm, 1993; Wheeler et al., 1996; Thibault et al., 1999; Ashjian et al., 2003). В главе проводится оценка роли разных видов и таксономических групп по их относительному (%) вкладу в общую численность и биомассу на основании данных, полученных с использованием единой методики, что дало возможность для сравнения различных районов бассейна. Хотя изучение шельфовых сообществ не входило в круг основных задач работы, представлялось существенным также проанализировать различия между сообществами глубоководных бассейнов и шельфовых областей. Для Евразийской Арктики структура сообществ была исследована на разрезах от шельфа моря Лаптевых через континентальный склон Евразии к глубоководным бассейнам Нансена и Амундсена (Kosobokova et al., 1998). В пределах этого района станции были объединены в три группы в зависимости от глубины места: 1) станции в шельфовой области (глубины < 100 м), 2) в области континентального склона (глубины >100-1000 м), и 3) в глубоководных бассейнах (глубины > 1000 м). Для Канадской Арктики аналогичное исследование проведено по материалам с шельфа Чукотского моря и из глубоководного Канадского бассейна (Kosobokova, Hopcroft, 2010; Hopcroft et al., 2010).

Роль отдельных компонентов в общей численности зоопланктона. Оценка вклада разных таксономических групп в численность сетного мезопланктона в исследованных районах во всем столбе воды подтвердила, что ведущей группой почти повсеместно, за исключением отдельных шельфовых областей, являются веслоногие рачки Copepoda.

Диапазоны значений и средние величины вклада копепод в общую численность зоопланктона на шельфе, континентальном склоне и в бассейнах Евразийской и Канадской Арктики приведены в Табл. 3. На шельфе доля копепод варьировала в широких пределах от 39.7 до 98.6%, поскольку летом, когда были проведены исследования, в отдельных районах была высока численность меропланктона. В среднем доля копепод на шельфе моря Лаптевых составляла 80.9%, а в Чукотском море 69.2% (Табл. 3). В области континентального склона и океанических районах их вклад повсеместно превышал 88%, а в отдельных случаях достигал 97% (Табл. 3). На долю

всех прочих таксономических групп приходилось суммарно не более 6-9% общей численности.

Таблица 3. Размах колебаний и средние значения вклада (%) копепод в общую численность зоопланктона на шельфе, в области континентального склона и в глубоководных бассейнах Евразийской и Канадской Арктики.

Евразийская Арктика Канадская Арктика

Min - max Среднее ± SD Min - max Среднее ± SD

Шельф 49.4-98.6 80.9 ± 17.4 39.7-95.4 69.2 ±15.6

Склон 88.4-97.3 93.9 ±3.2 91.7-93.5 92.3 ±0.8

Бассейны 91.9-97.4 94.4 ± 1.9 88.0 - 94.6 92.8 ±2.1

Как на шельфе, так и за его пределами в сообществах отчетливо выделяются виды, преобладающие над всеми остальными. На шельфе моря Лаптевых (Евразийская Арктика) самый большой вклад в численность давали представители мелкоразмерной фракции 0.2-1.5 мм копеподы Oithona similis, Pseudocalanus spp., представители меропланктона и науплиусы копепод (при большом разбросе значений для каждой из этих групп, Табл. 4). В области склона возрастала роль О. similis, высокая роль науплиусов сохранялась, а доля видов p. Pseudocalanus и меропланктона снижалась (Табл. 4). Кроме того, к числу массовых видов добавлялись мелкие океанические виды р. Опсаеа, молодь Metridia longa и Microcalanus spp. В открытом океане доля последних еще более возрастала при одновременном выпадении из планктона меропланктона и видов р. Pseudocalanus (Табл. 4).

Таблица 4. Евразийская Арктика. Вклад (%) отдельных компонентов в численность зоопланктона на шельфе моря Лаптевых, в области континентального склона к северу от него и в прилежащих бассейнах Нансена и Амундсена. Доминирующие виды (>9%) выделены жирным шрифтом на сером фоне.

Шельф, < 100 м Склон, 100-1000 m Бассейны, >1000 м

Oithona similis 21.7 ±23.4 39.5 ±14.1 32.0 ± 7.2

Pseudocalanus spp. 29.0 ± 19.4 6.2 ±5.1 0.9 ± 1.2

Меропланктон 15.2 ± 15.3 4.5 ±3.1 0

Науплии копепод 7.0 ± 9.8 10.2 ±3.8 9.3 ± 5.9

Опсаеа spp. 2.4 ±3.9 13.0 ±4.7 16.2 ±4.6

Metridia longa 0.8 ±1.0 7.8 ±3.9 11.2 ±5.2

Microcalanus spp. 1.8 ±2.8 9.9 ± 2.8 15.0 ± 5.2

На шельфе Чукотского моря (Канадская Арктика), как и на шельфе моря Лаптевых, по численности доминировали мелкие копеподы Р5еиёоса1ап^ врр., О. зипШз, представители меропланктона и науплии копепод (Табл. 5) (Норсгой е! а1., 2010). В открытом океане Р5е^оса1апи5 5рр. и меропланктон практически полностью отсутствовали, а к числу доминирующих видов добавлялись, как и в Евразийском бассейне, Опсаеа врр. и М1сгоса1апт Брр. Таким образом, набор доминант и их процентный вклад в общую численность зоопланктона на шельфе, над склоном и в океанических районах Евразийской и Канадской Арктики говорит о существенных различиях в структуре сообществ шельфовой зоны и центральной глубоководной части

Арктического бассейна. Важно подчеркнуть, что в океанических областях Евразийской и Канадской Арктики массовыми по численности являются одни и те же компоненты мелкоразмерной фракции копеподы Oithona similis, Microcalanus spp., Oncaea spp., a также науплиусы копепод, которые вместе составляли 83.7% в Евразийском и 73.6% Канадском бассейне (Табл. 4, 5).

Таблица 5. Канадская Арктика. Вклад (%) отдельных компонентов в численность зоопланктона на шельфе Чукотского моря, в области континентального склона к северу от него и в прилежащем Канадском бассейне. Доминирующие виды (>9%) выделены жирным шрифтом на сером фоне.

Шельф, < 100 м Склон, 100-1000 м Бассейны, >1000 м

Oithona similis 13.5 ±15.1 18.4 ±4.5 20.4 ± 4.1

Pseudocalanus spp. 43.2 ±22.8 0.08 ± 0.01 0.06 ± 0.03

Меропланктон 23.9 ±20.5 0 0

Науплии копепод 9.0 ± 10.8 10.1 ±5.5 9.1 ± 2.9

Oncaea s pp. 1.7 ±2.2 20.3 ±2.6 20.4 ±2.9

Microcalanus spp. 0.2 ± 0.3 23.1 ±8.4 23.7 ± 3.3

Структура биомассы зоопланктона. Оценка вклада различных компонентов зоопланктона в его суммарную биомассу показала преобладание той же группы -копепод - над всеми остальными таксономическими группами и на шельфе, и в районе склона, и в глубоководных бассейнах (Табл. 6). Второй группой по роли в биомассе оказались щетинкочелюстные, составлявшие в Евразийской Арктике на шельфе, над склоном и в бассейнах в среднем 6.5±8.2, 7.7±10.9 и 13.2±4.6%, а в Канадской 9.7±11.8, 12.8±2.0 и 12.6±2.7%, соответственно.

Таблица 6. Размах колебаний и средние величины вклада копепод (%) в суммарную биомассу зоопланктона на шельфе, в области континентального склона и в глубоководных бассейнах Евразийской и Канадской Арктики.

Евразийская Арктика Канадская Арктика

Min - max Среднее ± SD Min - max Среднее ±SD

Шельф 73.1-99.5 90.6 ±9.8 15.2-85.6 55.0 ± 22.2

Склон 54.7-98.1 88.0 ± 11.4 70.2 - 75.0 74.4 ± 2.2

Бассейны, южнее 82° с.ш. 73.1 -89.2 80.9 ± 5.0 87.2 - 92.2 75.1 ± 4.6

Бассейны, севернее 85° с.ш. 88.7-94.2 91.4 ±2.8 87.2-97.0 93.4 ±5.4

Интересно, что севернее 85°с.ш. роль копепод в суммарной биомассе в Евразийском бассейне была в среднем на 10%, а в Канадском на 20% выше, чем в более южных районах этих бассейнов (Табл. 6). Увеличение доли копепод происходило за счет резкого сокращения биомассы всех остальных групп планктона, и в особенности -щетинкочелюстных (до <2.5% в Евразийском и <1.4% в Канадском бассейне).

Состав видов, доминирующих по биомассе на шельфе, над склоном и в открытом океане, различался (Табл. 7). В Евразийской Арктике на шельфе резко преобладала неритическая копепода Со/аиги glacia!is, доля которой доходила до 60% (Табл. 7).

Другими важными компонентами биомассы были С. fmmarchicus, Pseudocalanus spp. и неритические щетинкочелюстные Sagitta elegans, однако доля каждого из них была в 10 раз ниже доли С. glacialis (Табл. 7). В районах склона С. glacialis оставался на первом месте по биомассе, но к числу доминант добавлялись океанические копеподы С. hyperboreus, М. longa и щетинкочелюстные Eukrohnia hamata, которые замещали обильную на шельфе S. elegans. Доля Pseudocalanus spp. также снижалась (Табл. 7). В океанических районах на первое место по биомассе выходил С. hyperboreus, за ним следовали С. glacialis, М. longa и Е. hamata, тогда как массовые на шельфе Pseudocalanus spp. и S. elegans присутствовали в следовых количествах (Табл. 7).

Таблица 7. Евразийская Арктика. Вклад доминирующих видов (>5%, жирный шрифт на сером фоне) в общую биомассу зоопланктона на шельфе моря Лаптевых, в области континентального склона и в глубоководных бассейнах Нансена и Амундсена.

Шельф, < 100 м Склон, 100-1000 м Бассейны, >1000 м

Calanus glacialis 60.7 ± 13.9 41.4 ± 15.9 18.9 ±5.3

С. fmmarchicus 6.7 ±8.8 8.5 ± 5.8 4.2 ± 1.8

Pseudocalanus spp. 6.4 ± 5.4 2.6 ±5.5 0.1 ±0.1

Sagitta elegans 6.5 ± 8.2 1.6 ± 1.3 <0.1

C. hyperboreus 4.0 ±5.8 10.3 ± 8.2 27.8 ± 9.9

Metridia longa 1.9 ±2.0 10.7 ± 5.8 16.5 ±4.3

Eukrohnia hamata <0.1 7.7 ±10.9 13.2 ±4.4

В Канадской Арктике различия в составе основных компонентов биомассы на шельфе и в открытом океане были выражены также ярко, как и в Евразийской (Норсгой е1 а1., 2010; КовоЬокоуа, Норсгой, 2010) (Табл. 8).

Таблица 8. Канадская Арктика. Вклад доминирующих видов (>5%, жирный шрифт на сером фоне) в общую биомассу зоопланктона на шельфе Чукотского моря, в области континентального склона и в глубоководных бассейнах Макарова и Канадском.

Шельф, < 100 м Склон, 100-1000 м Бассейны, >1000 м

Pseudocalanus spp. 18.9 ±18.3 0.02 ± 0.009 0.02 ± 0.003

Меропланктон 7.4 ± 6.6 0 0

Calanus marshallae 12.7 ±16.2 0 0

C. glacialis < 0.001 9.9 ± 7.20 8.4 ± 2.9

C. hyperboreus 0 28.6 ± 5.5 27.0 ±3.9

C. fmmarchicus 0 0 0

Sagitta elegans 9.7 ±11.8 0.4 ±0.3 0.1 ±0.2

Eukrohnia hamata < 0.001 7.7 ± 10.9 13.2 ± 4.4

Metridia longa 0 9.0 ± 2.4 5.9 ± 1.0

От шельфа в океан наблюдалось резкое снижение роли неритических Pseudocalanus spp. и меропланктона, смена доминирующих видов р. Calanus (Calanus marshallae замещался на С. glacialis и С. hyperboreus) и замещение щетинкочелюстных S. elegans на Е. hamata. Как и в Евразийской Арктике, к числу доминант добавлялась М. longa (Табл. 8). Состав видов, доминирующих по биомассе в глубоководных Евразийском и Канадском бассейнах, оказался очень близок, за одним существенным исключением. В

первом ключевыми компонентами биомассы являются три представителя крупных копспод р. СЫапш (Са/аши ИурегЬогеш, С. glacialis и С. АптагсЫсий), во втором из этого списка полностью выпадает С. АптагсЫст.

Более детальное рассмотрение вклада представителей р. Са1апт в биомассу в разных районах Арктического бассейна показывает, что каждый из трех видов характеризуется приуроченностью к определенному району и диапазону глубин. Самый крупный вид, С. ИурегЬогеиз, наиболее обилен в океанических районах, где его вклад достигал 30—60%. В районе склона его доля снижалась до 10—25%, а на шельфовых станциях не превышала 5-6% (Рис. 7).

I. к м

5 5 Шельф

III

"Ib

У ш

□ С, hyperboreus Ш С, glacialis

□ С. linmarchicus

Рис. 7. Доля трех видов р. Са1апш (С. АптагсЫсиэ, С. ¿1ас'шИ8, С. ИурегЬогеиз) в суммарной биомассе зоопланктона на разрезах \¥, \У[, А, Б, Е, Р, М от шельфа в океан и в бассейнах севернее 85°с.ш. (разрезы К, Ь).

Область максимального (до 70% суммарной биомассы) вклада С. glаciаlis, совпадала с частью шельфовой зоны с глубинами >50 м и районами над континентальным склоном. Над океаническими глубинами южнее 82°с.ш он составлял до 35—40%, а в покрытых многолетним льдом районах севернее 86°с.ш. не более 22%.

Максимальный вклад атлантического С. АптагсЫсш, до 50-60%, наблюдался в области континентального склона Евразии к северу от Баренцева моря. На более восточных разрезах его вклад был значительно ниже. На северо-восточном склоне моря Лаптевых он не превышая уже 10% суммарной биомассы. В Канадском бассейне вид почти полностью отсутствовал (Рис. 7).

ГЛАВА 6. ЭКОЛОГИЯ И ОСОБЕННОСТИ ВОСПРОИЗВОДСТВА МАССОВЫХ ВИДОВ ЗООПЛАНКТОНА

В Главе рассматривается структура популяций, сезонные изменения вертикального распределения, особенности размножения и жизненных стратегий видов зоопланктона, доминирующих в Арктическом бассейне по биомассе (копепод Calanus hyperboreus, С. glacialis, С. flnmarchicus, Metridia longa и щетинкочелюстных Eukrohnia hamata) и численности (копепод Oithona similis, Microcalanus pygmaeus и Tricoma (=Опсаеа) borealis) на глубинах до 1000 м, а также массовых мезо- и батипелагических видов копепод, играющих существенную роль в глубинных сообществах Арктического бассейна.

Фитофаг-фильтратор Calanus hyperboreus является видом номер один с точки зрения его роли в суммарной биомассе зоопланктона. Возможность поддержания самостоятельной популяции вида в Арктическом бассейне, районе с крайне низкой первичной продукцией, ранее неоднократно подвергалась сомнению (Dawson, 1978; Rudyakov, 1983; Olli et al., 2007). Наш анализ круглогодичных сборов дрейфующих станций СП-4, СП-22 и СП-23 (Гейнрих и др. 1980; Кособокова, 1981) и многочисленных летних коллекций из Евразийского и Канадского бассейнов опроверг эти сомнения и показал, что размножение С. hyperboreus проходит в Арктическом бассейне вполне успешно. Младшие I и II копеподитные стадии были найдены нами за пределом шельфовой зоны повсеместно. Судя по сезонной динамике возрастного состава, в течение первого в своей жизни вегетационного сезона новая генерация С. hyperboreus достигает II-III копеподитных стадий (Kosobokova, Hirche, 2ООО), приостанавливая развитие в конце лета. Более старшие копеподитные стадии присутствуют в популяции круглогодично. Полная продолжительность жизненного цикла, по всей видимости, составляет не менее 3 лет, как в Гренландском море, где динамика возрастного состава сходна (Hirche, 1997).

Изучение изменений вертикального распределения С. hyperboreus в течение года по данным станций СП показало наличие у него сезонных вертикальных миграций, охватывающих слой вод от поверхности до глубин более 1500 м (Гейнрих и др. 1980, Кособокова, 1981). Миграции сводятся к подъему популяции в поверхностные слои весной на короткий (2-3 месяца) период и последующему опусканию на глубины. Таким образом, основную часть года этот преимущественный фитофаг проводит в условиях почти полного отсутствия своей основной пищи, что становится возможным благодаря его способности накапливать запасные вещества (липиды) в благоприятный период (Lee, 1974; Кособокова, 1982; Conover and Huntley, 1991; Pasternak et al., 2001; Asjian et al., 2003; Arashkevich et al., 2004) и наличию диапаузы (Conover, 1988, Hirche, 1997). Накопление липидов происходит в течение короткого летнего периода, и скорость их аккумуляции исключительно велика (Pasternak et al., 2001). В состоянии диапаузы животные прекращают питаться, расти и линять, у них снижается двигательная активность, падает активность пищеварительных ферментов и скорость таких обменных процессов как дыхание и экскреция (Conover, 1962; Conover, Corner,

1968; Hallberg, Hirche, 1982; Auel et al., 2003). В конце зимы самки С. hyperboreus формируют яйца за счет резервных липидов и размножаются на глубинах, не питаясь (Hirche, Niehoff, 1996; Hirche 1997; Ota et al., 2007). Откладываемые яйца обладают запасами восковых эфиров, достаточными для того, чтобы первые науплиальные стадии могли расти и развиваться, также, не питаясь, до начала периода вегетации.

Calañas glaciaíis. В отличие от океанического С. hyperboreus, фитофаг-фильтратор С. glaciaíis является видом неритическим, предпочитающим шельфовые районы с глубинами >50 м и область континентального склона (Рис. 7). Самки размножаются в этих районах у поверхности, начиная нерест еще до схода ледового покрова (Smith, 1990; Kosobokova, Hirche, 2001; Hirche, Kosobokova, 2003; Niehoff, Hirche, 2005; Hirche et al., 2006). I—II копеподиты появляются с июня. При наличии ледовых водорослей или фитопланктона нерест может длиться 2-3 месяца. В первый в своей жизни сезон вегетации молодь достигает III—IV стадии, в августе-сентябре наступает диапауза, после которой развитие возобновляется лишь следующей весной. В период размножения и появления особей новой генерации в популяции многочисленны IV и V стадии, не достигшие взрослого состояния. Даже если бы они могли перейти во взрослых в начале лета, имея возраст 1 год, полное отсутствие в это время самцов, которые вообще очень малочисленны и встречаются преимущественно осенью, зимой и весной до начала размножения, исключает возможность размножения. Изучение сезонной динамики созревания гонад V стадии показывает, что переход перезимовавших старших копеподитов во взрослое состояние происходит во второй год жизни с осени до весны, после откорма в течение еще одного вегетационного сезона, и цикл завершается в возрасте 2-х лет (Кособокова, 1998; Kosobokova, 1999).

Глубина обитания популяции С. glaciaíis в Арктическом бассейне, как и у С. hyperboreus, изменяется в ходе сезонных и онтогенетических миграций (Гейнрих и др. 1980; Кособокова, 1981). Сезонные миграции имеют меньшую протяженность, чем у С. hyperboreus, и охватывают глубины до 400-500 м. Как и для С. hyperboreus, для С. glaciaíis характерна концентрация всех возрастных стадий в поверхностном слое арктической весной и летом. В августе-сентябре популяция опускается на глубины 200-300 м, и до февраля глубины обитания остаются практически неизменными. Глубже всего рачки держатся с марта до мая (Кособокова, 1981).

Как и другие виды калянуса, С. glaciaíis обладает способностью запасать резервные липиды и характеризуется наличием диапаузы (Кособокова, 1982; Арашкевич, Кособокова, 1988; Smith, 1990; Conover, Siferd, 1993; Hirche et al., 1994; Kosobokova, Hirche, 2001). Репродуктивная стратегия вида сочетает возможность нереста в отсутствии или при исключительно низких концентрациях растительной пищи в начале сезона размножения с необходимостью ее использования для поддержания высокого уровня продукции яиц в течение последующего нереста (Kosobokova, Hirche, 2001; Hirche, Kosobokova, 2003; Pasternak, 2009). По нашим наблюдениям, в начале нереста самки могут откладывать большие кладки (до 80 яиц) даже в отсутствии водорослей и продолжать нерест с низкой интенсивностью в условиях голодания до 25-30 дней

(КоБоЬокоуа, Шгсйе, 2001). Способность начать откладку яиц накануне цветения при часто неожиданном изменении ледовых условий и краткосрочных мозаичных вспышках фитопланктона дает молоди вида серьезные преимущества, так как увеличиваются ее шансы достичь питающихся стадий к моменту наступления цветения. Однако внутренние ресурсы самок ограничены, поэтому готовность быстро перейти на внешний источник пищи и использовать его для дальнейшего формирования половых продуктов дает С. g!acЫis более широкие возможности для производства обильного потомства. Переход на внутренние резервы в середине и конце нереста, судя по результатам наших экспериментов по голоданию (КозоЬокоуа, ШгсЬе, 2001), невозможен. За ним неизбежно следует снижение размера кладок и полное прекращение откладки яиц, которая, однако, может возобновиться при повторном появлении внешнего источника пищи.

В целом, подтверждением автохтонности С. $1ас'шИз в Арктическом бассейне является его высокая репродуктивная активность (Кособокова, 1994; КоэоЬокоуа, ШгсЬе, 2001), обилие молоди в летний период (АзЬрап еС а!., 2003), а также массовость популяции по всей акватории бассейна. Наиболее активное размножение вида обычно происходит вблизи кромки льда и в недавно освободившихся ото льда районах, где размер кладок колеблется от 30 до 80 яиц на самку, а средняя величина продукции яиц в популяции составляет от 23 до 59.8 яиц самку'сут"1 (КозоЬокоуа, ШгсЬе, 2001).

Са1апи$ АптагсЫст. Во всех районах Арктического бассейна, где присутствовал этот бореальный фитофаг, его популяция была представлена стадиями не моложе 111-й копеподитной. Результаты экспериментов по откладке яиц (Кособокова 1994; КовоЬокоуа е! а1., 1998; ЬНгсЬе, КоэоЬокоуа, 2003, 2007) не дали положительных результатов. Исследование состояния гонад взрослых самок в тех же районах, где родственный С. $1асш1Ь активно размножался, показало, что гонады самок С. ]<\nmarchicus были либо незрелыми, либо находились на разных стадиях деградации (Кособокова, 1994). Причины, по которым нерест С, АптагсЫсгя прекращается после попадания животных в арктические воды, до конца не ясны (ШгсЬе, КозоЬокоуа, 2007). В качестве негативно влияющих факторов обычно рассматривают отрицательную температуру и неблагоприятные пищевые условия. Однако собственные наблюдения в Гренландском и Баренцевом море при разных температурах и условиях питания показали, что сама по себе отрицательная температура не останавливала нерест С. [ттагсЫсиз при условии, что пища оставалась доступной (ШгсЬе, КозоЬокоуа, 2007). Неспособность С. /штагс/псги размножаться в арктических водах ставит его особняком от двух других видов этого рода и, несмотря на его массовость в отдельных, особенно присклоновых, районах западного бассейна Нансена, требует отнесения его к аллохтонным элементам фауны.

Характер распределения С. АптагсИила по акватории Арктического бассейна, описанный в предыдущей главе, и особенно его отсутствие в Канадском бассейне (Рис. 7), является следствием его неспособности размножаться в арктических водах. Широта распространения С. /ттагсИкш в Арктическом бассейне определяется возрастом

особей, попадающих в Арктику, продолжительностью их жизни, условиями питания, смертностью в результате естественных причин, выедания хищниками и скоростью перемещения популяции течениями. Показательно, что по мере продвижения на восток с Атлантическим краевым течением популяция С. ßnmarchicus становится все «старше», поскольку развитие особей продолжается, а пополнения молодью не происходит. Особей С. ßnmarchicus V-VI стадий находят в Арктическом бассейне вплоть до 150°в.д. и Северного Полюса (Thibault et al., 1996; Kosobokova, Hirche, 2009), куда, как уже говорилось, атлантические воды добираются от пролива Фрама не менее, чем за 3 года (Трешников, 1985). Трудно представить, что животные с типично годовым циклом развития (Conover, 1988), могут прожить столь долгий срок. Характер распространения С. ßnmarchicus в Арктическом бассейне представляется парадоксальным с точки зрения известных на сегодня скоростей распространения атлантических вод (Ашик, 2010) и годовой продолжительности его жизненного цикла. Лежащие в его основе механизмы требуют дальнейших исследований.

Сведения о сезонных изменениях вертикального распределения С. ßnmarchicus в Арктическом бассейне отсутствуют из-за отсутствия сезонных сборов планктона в районах его встречаемости в Евразийской Арктике. Наши данные показывают лишь, что в летний период С. ßnmarchicus встречается от поверхности до 1000 м и концентрируется преимущественно в поверхностном слое 0-25(50) м.

Metridia longa. Возрастной состав популяции копеподы М. tonga в Арктическом бассейне характеризуется большой пестротой. В течение всего года в ней присутствуют старшие копеподитные стадии IV-V, взрослые самки и самцы. Младшие копеподиты III появляются с июля, и период их присутствия может покрывать от полугода до 10 месяцев, свидетельствуя о растянутом нересте. Период массового появления молоди не синхронизирован с периодом вегетации, т.к. М. longa является всеядным видом, потребляющим фитопланктон, когда он обилен, и переходящим на микрозоопланктон при отсутствии растительной пищи (Haq, 1967; Gronvik, Hopkins, 1984; Sell et al., 2001). Продолжительность жизненного цикла M. longa предположительно составляет около года (Кособокова, 1981), и в ее цикле отсутствует типичная для калянусов приостановка в развитии.

Сведения об успешном размножении М. longa в арктических водах получены нами в ходе экспериментальных наблюдений и в Евразийском, и в Канадском бассейне, что подтверждает автохтонный характер популяции (Кособокова, 1994; Kosobokova, Hopcroñ, 2008). Откладка яиц наблюдалась с июля, размер разовых кладок при температуре -0.5-+0.5°С колебался от 55 до 108 яиц (среднее 83.9 ± 4.9 яиц самку'1), а средняя интенсивность продукции яиц популяцией составляла 5.4 ± 1.3 яиц самку"' сут'1 (Kosobokova, Hopcroñ, 2008). Судя по глубине встречаемости яиц и ранних науплиев, размножение происходит в подповерхностных слоях на глубинах 50-200 м.

Как и другие представители рода, М. longa является активным мигрантом, совершающим сезонные, онтогенетические (Гейнрих и др., 1980; Ashjian et al., 2003) и суточные вертикальные миграции (Богоров, 1946; Перцова, 1974; Hopkins, Gulliksen,

1978; Кособокова, 1978; Hopkins, Evans, 1979). В отличие от калянусов, М. longa в Арктическом бассейне поднимается ближе к поверхности в осенние месяцы (сентябрь -октябрь), концентрируется в верхних слоях в течение зимы и держится на глубинах 100-500 м с апреля по август. Распределение разных возрастных стадий различается (Гейнрих и др., 1980; Кособокова, 1981). Младшие стадии I-II держатся в среднем глубже (от 100 до 300 м) и мигрируют меньше (140-160 м), чем старшие (200-600 м).

Eukrohnia hamata - широко распространенный хищный вид щетинкочелюстных, встречающийся за пределом шельфа. В летний период в Арктическом бассейне в популяции Е. hamata присутствуют животные размером от 2 до 41 мм, около 50% которых составляют новорожденные и очень мелкие (2-5 мм) особи. На долю половозрелых животных (обычно длина тела >24 мм) приходится менее 5% общей численности популяции (Kosobokova, Hopcroft, 2007).

Летом популяция населяет глубины от поверхности до 750 (1000) м. Максимальная численность наблюдается между 200 и 300 м, где концентрируется большинство ювенильных особей. Вертикальное распределение разных размерных групп свидетельствует о протяженных онтогенетических миграциях. Судя по глубинам обитания половозрелых животных и новорожденной молоди, размножение происходит на глубинах 300-750 м. Подрастающая молодь поднимается в поверхностные слои и концентрируется на глубине 25-50 м. За подъемом следует опускание, созревание особей и их размножение на глубинах.

Наблюдения за созреванием и размножением Е. hamata показали, что при нересте материнские особи не выбрасывают яйца в воду, как большинство щетинкочелюстных, а откладывают их в марсупиальную сумку, образующуюся на спинной стороне тела из задних частей боковых плавников. Там яйца проходят развитие до выхода готовых эмбрионов в водную толщу. Количество яиц в одном марсупиуме колеблется от 62 до 132, а общее количество яиц у одной особи составляет от 132 до 266. Среднее количество яиц у 12 исследованных нами особей составило 190 ± 40 (Kosobokova, Hopcroft, 2007). Находки особей с яйцами и обилие молоди Е. hamata на всей исследованной акватории подтверждают, что размножение вида в Арктическом бассейне проходит успешно.

Экология массовых мелких представителей планктона M. pygmaeus, Oithona similis и Oncaea (=Triconia) borealis, доминирующих в Арктическом бассейне по численности, изучена значительно хуже, чем крупных, доминирующих по биомассе видов, поскольку сетной материал обычно недостаточно репрезентативен в отношении этих мелких видов (Hopcroft et al., 2005; Pasternak et al., 2008). В нашем материале их младшие стадии также не были представлены полностью, однако полученные нами данные все же позволяют исследовать основные черты сезонных изменений возрастного состава и вертикального распределения этих видов и заключить, что все они имеют в Арктическом бассейне местные самовоспроизводящиеся популяции.

Oithona similis - один из самых распространенных планктонных видов (Шувалов, 1974). В районе дрейфа СП-22 в 1975-76 гг. самки О. similis были многочисленны с мая

по октябрь, а самки с яйцевыми мешками - с мая по август (Кособокова, 1980). Это указывает на растянутое размножение вида, продолжающееся, как и в умеренных широтах, в течение большей части года (Гейнрих, 1961; Wiborg, 1954). Судя по числу самок с яйцевыми мешками, массовое размножение предшествует началу цветения. Доминирование взрослых самок и уменьшение доли I—IV стадий в апреле может говорить о том, что основная часть весенней генерации заканчивает развитие в осенне-зимний период. Продолжительность жизненного цикла и количество генераций, развивающихся за год неизвестно, но очевидно, что из-за низкой температуры развитие О. similis длится дольше, чем в умеренных широтах.

Основная масса популяции О. similis обитает в Арктическом бассейне в поверхностном слое 0-50 (100) м. В вертикальном распределении старших стадий с весны до осени происходят изменения, характеризующиеся их подъемом ближе к поверхности перед началом развития фитопланктона, концентрацией в поверхностном слое в период вегетации и опусканием после его окончания. Амплитуда перемещений составляет всего несколько десятков метров (Кособокова, 1980), что, тем не менее, не так мало, если иметь в виду небольшой размер О. similis. Младшие стадии I-III населяют узкий приповерхностный слой, и их распределение практически не меняется.

Microcalanus pygmaeus. Возрастной состав популяции вида отличается в Арктическом бассейне пестротой: большую часть года в ней присутствуют все копеподитные стадии со II по VI-ю. Копеподиты I стадии появляются с мая и присутствуют по октябрь, их пик наблюдался в июле. К сентябрю максимума достигала IV стадия, а в октябре ее доля уменьшалась при одновременном увеличении доли V копеподитов. Доля взрослых самок была выше всего в апреле и мае. Характер изменений возрастного состава показывает, что размножение начинается до начала цветения после подъема самок и самцов к поверхности. Длительное присутствие младших копеподитов указывает на почти круглогодичное размножение. Последовательность максимумов копеподитных стадий может указывать на годовую продолжительность жизненного цикла, хотя нельзя исключить и наличия нескольких генераций, последовательно сменяющих друг друга в течение года.

Популяция М. pygmaeus в Арктическом бассейне населяет всю водную толщу от поверхности до дна. Ближе всего к поверхности она держится в июле и августе, в сентябре рачки начинают опускаться в Атлантический слой. Максимальное заглубление наблюдается в марте-апреле. В мае вновь начинается подъем к поверхности. Распределение разных возрастных стадий показывает, что самые протяженные миграции совершают самки, самцы и V-IV копеподиты. Более молодые особи почти всегда остаются сконцентрированными в поверхностном слое.

Ottcaea (=Tricottia) borealis широко распространена в Арктическом бассейне, его краевых морях, Северной Атлантике и Северной Пацифике. Изучение жизненного цикла О. borealis не представлялось возможным, поскольку ее молодь проходила через ячею использованных сетей (180 дм), и в пробах помимо взрослых особей присутствовали почти исключительно IV-V копеподитные стадии. Несмотря на это,

местный характер популяции не вызывает сомнений, судя по ее массовости во всех исследованных районах. О. borealis встречалась от дна до поверхности, но до 75% ее популяции обнаруживалось выше 300 м. По характеру распределения старших стадий можно заключить, что они совершают сезонные миграции, поднимаясь ближе к поверхности на период вегетации и опускаясь после его окончания (Кособокова, 1980).

Особенности жизненных стратегий массовых эпипелагических и интерзональных видов зоопланктона. Все рассмотренные выше массовые виды являются эпипелагическими, проводящими в поверхностной зоне океана всю свою жизнь, или интерзональными, обитающими в ней в течение отдельных отрезков жизненного цикла. Высокая по сравнению с другими видами биомасса интерзональных фитофагов p. Calanus в Арктическом бассейне демонстрирует их прекрасную приспособленность к условиям, в которых они обитают. Их жизненные стратегии базируются на способности накапливать резервы в форме липидов для поддержания метаболизма в неблагоприятный период и построения половых продуктов (Lee, 1974; Кособокова, 1980; Conover, 1988; Кособокова, Перцова, 1990; Conover and Huntley, 1991; Hirche, 1996; Pasternak, et al, 2001; Asjian et al., 2003; Пастернак, 2009), наличии диапаузы (Арашкевич, Кособокова, 1988; Conover, 1988; Hirche, 1998) и миграциях на глубины на неблагоприятный период года (Кособокова, 1980, 1981; Conover, 1988; Conover, Huntley, 1991; Conover, Siferd, 1993; Hirche, 1997; Ashjian et al., 2003). Для всех видов этого рода характерна сезонность в развитии половой системы, синхронизация созревания с определенными сезонами года и ограниченная продолжительность сезона размножения (Кособокова, 1998; Spiridonov, Kosobokova, 1997; Kosobokova, 1999). Периоды активного развития генитальной системы старших копеподитов и взрослых самок приходятся на осенне-зимний период, когда остальные стадии зимующего фонда находятся в состоянии диапаузы (Hirche, 1998; Kosobokova, 1999). Такая стратегия позволяет большинству особей синхронно достичь зрелости и начать нерест, обеспечив в дальнейшем синхронность развития молоди и совпадение периода ее присутствия с периодом вегетации.

Несмотря на сходство большинства адаптаций, репродуктивные стратегии встречающихся в Арктическом бассейне видов p. Calanus различаются, и не всем трем видам они обеспечивают успех в арктической пелагиали. Основой поддержания популяции С. hyperboreus является способность созревать и нереститься на глубинах при полном отсутствии фитопланктона, у С. glacialis - это возможность совмещать созревание и нерест до начала цветения с активным размножением при питании обильным фитопланктоном. В отличие от первых двух видов, стратегия атлантического С. ßnmarchicus, основанная на необходимости откорма фитопланктоном для начала нереста, не приносит ему успеха. Это приводит к невозможности пополнения популяции молодью и постепенному ее отмиранию.

Особенности популяционной динамики массовых видов М. longa, M. pygmaeus, О. similis и О. borealis говорят о том, что стратегии, основанные на запасании липидов, наличии диапаузы и синхронизации периода размножения и развития молоди с

периодом вегетации, не являются единственными, позволяющими стать массовыми в арктических водах. Перечисленные животные имеют более пластичный спектр питания и не имеют приостановки в развитии, липиды не являются для них резервными, их размножение растянуто и может происходить в течение значительной части года. Возможность использовать в пищу не только фитопланктон делает их менее зависимыми от его присутствия, однако все они совершают сезонные миграции и почти все, за исключением М. longa, концентрируются в поверхностных слоях арктическим летом. Все они дают массовые поколения именно летом, что не дает возможности усомниться, что и их успех связан с высокой активностью в период первичного продуцирования в поверхностной зоне.

Возрастной состав и размножение представителей мезо- и батипелагических сообществ. Массовыми по биомассе и численности компонентами глубоководных планктонных сообществ Арктического бассейна являются копеподы семейств Euchaetidae, Aetideidae, Spinocalanidae, Scolecithrichidae и Augaptilidae, многие их которых постоянно проникают в него из Северной Атлантики через пролив Фрама. Для подтверждения возможности поддержания их самостоятельных популяций в исследованных нами районах был изучен возрастной состав их популяций и проведены экспериментальные наблюдения за их размножением (Kosobokova et al., 2007).

Анализ возрастной структуры наиболее массовых в арктической мезо- и батилелагиали хопелод Chirídius obtisufrons, Gaetanuc tenuispinis, G. brevispimts, Aetideopsis minor, A. rostrata, Heterorhabdus norvegicus, Scaphocalanus acrocephalus, Spinocalanus antarcticus показал, что в летний период их популяции представлены разными стадиями развития, включая младших копеподитов. Пик I копеподитной стадии у большинства видов наблюдался в июле, а в августе-сентябре доминирование переходило к III копеподитам. Обилие молоди всех видов не оставляет сомнений в том, что они успешно размножаются в Арктическом бассейне и имеют здесь самовоспроизводящиеся популяции.

По способу откладки яиц глубоководные копеподы, как и поверхностные, разделились на две группы. Для представителей сем. Euchaetidae, Augaptilidae и двух видов сем. Aetideidae было характерно формирование яйцевых мешков, в которых самки вынашивают яйца до вылупления науплиусов. Самки еще трех видов сем. Aetideidae и представители сем. Heterorhabdidae, Spinocalanidae, Scolecitrichidae, Thaiybidae и Bathypontiidae выметывали яйца непосредственно в воду. Размеры разовых кладок и яиц у разных видов варьировали в широких пределах. У копепод, откладывающих яйца в воду, размер кладки составлял от 1 до 95 яиц на самку, а размер яиц колебался от 152 до 440 цм. У вынашивающих яйцевые мешки животных размер кладки колебался от 3 до 83 яиц, а их размер от 258 до 732 цм. Яйца максимального диаметра отмечены у двух несущих яйцевые мешки батипелагических видов из сем. Euchaetidae: Paraeuchaeta polaris и Р. barbota.

Затраты самок на продукцию одной кладки относительно содержания органического углерода в их теле (индивидуальная удельная продукция) колебались у копепод,

выметывающих яйца в воду, от 1.6 до 20%. Самые низкие затраты зарегистрированы у асюсерИа!из, откладывавшего несколько последовательных кладок по 1^4 яйца с 1^4 суточными интервалами в течение 27-дневного эксперимента. Затраты видов, формирующих яйцевые мешки, колебались от 8.5 до 22.4%, но количество повторных кладок у них неизвестно.

Масса самки, цг С

Рис. 8. Зависимость между массой яиц и массой тела самок у копепод (в дг Сорг).

1,2- мезо и батипелагические виды, Арктический бассейн, оригинальные данные.

3,4- эпипелагические виды по Ohmann, Townsend, 1998. 1,3- самки с яйцевыми мешками; 2,4 - самки, откладывающие яйца в воду.

Известно, что не формирующие яйцевых мешков эпипелагические виды копепод в среднем продуцируют более мелкие яйца (нижняя регрессия на Рис. 8), чем самки того же размера с яйцевыми мешками (верхняя регрессия на Рис. 8) (Kiorboe, Sabatini, 1995; Ohmann, Townsend, 1998). Однако наши данные для всех свободно нерестящихся видов за исключением одного (Я. norvegicus, диаметр яиц 152 цм), показали зависимость, близкую к верхней регрессии. Иными словами, свободно нерестящиеся глубоководные виды формировали яйца более крупного размера, чем свободно нерестящиеся эпипелагические виды такого же размера. Увеличение размера яиц можно рассматривать как адаптацию, позволяющую снабдить их запасами питательных веществ, необходимыми для выживания молоди на ранних стадиях (Harding, 1966: Auel, 1999). Известно, что доля липидов в яйцах некоторых мезопелагических видов копепод настолько велика, что их науплиальные стадии не питаются до достижения стадии копеподитов 1-Й (Ikeda, Hirakawa, 1996).

Полученные результаты позволяют заключить, что многие глубоководные виды в Арктическом бассейне, в отличие от поверхностных, используют при размножении IC-стратегию, сводящуюся к производству немногочисленного, но подготовленного к существованию в условиях низкого обилия пищи потомства. Их адаптации включают формирование крупных богатых органическим веществом яиц и у ряда видов частичную заботу о потомстве - сохранение их в яйцевых мешках до вылупления

молоди. Интересно, что вынашивание молоди в мешках развивается конвергентно и у копепод, и у щетинкочелюстных (Eukrohnia hamatá).

ГЛАВА 7. ЗАКОНОМЕРНОСТИ ВЕРТИКАЛЬНОГО РАСПРЕДЕЛЕНИЯ КОЛИЧЕСТВА ЗООПЛАНКТОНА

Численность и биомасса являются основными параметрами, позволяющими характеризовать пространственное распределение количества зоопланктона. В главе рассматривается характер распределения численности и биомассы в столбе воды от поверхности до дна в наиболее важный для сообщества летний период (см. Главу 6), а также сезонные изменения вертикального распределения обоих параметров в течение года.

Вертикальное распределение общей численности зоопланктона в летний период. Характер изменений вертикального распределения численности зоопланктона в летний период во всех районах Арктического бассейна был сходен. У поверхности или в слое 25-50 м наблюдался выраженный максимум, в котором величины составляли от нескольких сотен до нескольких тысяч экз. м"3 (Рис. 9). С глубиной величины резко убывали: к 50 м они снижались примерно в 2 раза, а глубже падали экспоненциально. Уже на глубине 100-200 м численность оказывалась на один-два порядка ниже, чем у поверхности, составляя 50-300 экз. м~3 (Рис. 9). Глубже ее снижение носило более медленный характер. На глубинах свыше 1000 м величины составляли 10-15 экз. м"3. Разброс значений был максимален в поверхностном слое. Одновременно с убыванием численности с глубиной снижался и разброс ее значений (Рис. 9).

Численность, экэ м Численность, экэ м ;i

О ЫЮ 1000 2UOD 2500 :Ш1Ю о 500 1000 1 410 2000 2500

Рис. 9. Осредненные вертикальные профили численности мезопланктона (толстые линии) в центральных бассейнах Нансена (НБ), Амундсена (АБ), Макарова (МБ), Канадской котловине (КБ) южнее 82°с.ш. и в тех же бассейнах севернее 85°с.ш.; тонкими линиями того же цвета показаны доверительные интервалы; п - количество

станций.

Осредненные профили для каждой из четырех котловин Арктического бассейна (Рис. 9) показывают, что поверхностные слои бассейна Нансена (склоновые станции исключены) богаче планктоном по сравнению с поверхностными слоями всех

остальных бассейнов. Большее богатство этих районов и обилие в них Calanus finmarchicus обусловили различия в структуре эпипелагических сообществ Евразийского и Канадского бассейнов, выявленные в Главе 4 при рассмотрении вертикальной структуры сообществ.

Важной региональной особенностью вертикального распределения численности являются также существенно более низкие величины в слое 0-200 м в почти постоянно покрытых льдами районах всех бассейнов севернее 85°с.ш. (Рис. 9).

Сезонные изменения численности на разных глубинах. Характер вертикального распределения численности зоопланктона не остается постоянным в течение года. Анализ круглогодичных сборов планктона дрейфующими станциями СП-3 (1954-55 гг.), СП-22 (1975 г.) и СП-23 (1977 г.) показал, что в разные сезоны наблюдается разная глубина залегания максимума и его абсолютная величина (Рис. 10).

0-25 м

Рис. 10. Сезонные изменения численности зоопланктона на разных глубинах в районе дрейфа станции СП-3,1954-55 гг.

. Летний максимум у поверхности, описанный в 25-50 м /1 предыдущем разделе, сохраняется с июля по

август, в течение примерно 2.5 месяцев. К осени (сентябрь) он смещается в подповерхностный слой 25-50 м (Рис. 10). Зимой численность на глубинах

50-100 м „

0-50 м заметно падает. В целом, сезонные , колебания наиболее существенны именно в этом юо-250 м слое, где их амплитуда может быть более чем

десятикратной. Менее выраженные колебания 250-900 м типичны для слоя пикноклина (50-250 м), а в

■■■■■■"■ • ■ •........... ■ Атлантическом слое (250-900) и Глубинных

эоом-дно арктических водах (900 м - дно) сезонные

и VII VIII хх1 щи изменения практически отсутствуют (Рис. 10).

Вертикальное распределение биомассы зоопланктона. Неравномерность вертикального распределения биомассы зоопланктона в Арктическом бассейне выражена ярко в любой сезон. Летом ее пик, как и пик численности, наблюдается в поверхностных слоях 0-50 м (Рис. 11). В Евразийском бассейне в районе склона и глубоководных котловинах к югу от 82°с.ш. средняя биомасса в слое поверхностного

максимума составляла в среднем 59.3±9.8 мг м"3 (Рис. 11А), а в Канадском - 38.7±2.8 мг м"3 (Рис. 11В). На глубинах 50-100 м и в том, и в другом бассейне биомасса снижалась экспоненциально, а затем медленно линейно. Глубже 200 м она уже редко превышала 5 мг м"3, а глубже 1000 м составляла обычно менее 1 мг м'3. Сравнение с районами к северу от 85°с.ш. показывает, что и в Евразийском, и в Канадском бассейне северные районы заметно беднее по биомассе (Рис. 11 С).

Биомасса, мгм'3 Биомасса, мгм'3 Биомасса, мг м3

Рис. 11. Примеры вертикального распределения биомассы мезопланктона (мг сух. веса м"3) в Евразийском (А) и Канадском бассейне (В) южнее 82°с.ш., а также в обоих бассейнах севернее 85°с.ш. (С).

Сезонные изменения вертикального распределения биомассы зоопланктона.

Вертикальное распределение биомассы зоопланктона, как и распределение численности, претерпевает существенные изменения в течение года. Они охватывают водную толщу до 1000 м и сводятся к увеличению биомассы в поверхностных слоях в период вегетации и ее уменьшению после его окончания (Рис. 12). Одновременно с увеличением биомассы в верхних слоях летом происходит ее уменьшение на глубинах 100-1000 м и наоборот - ее уменьшение в верхних слоях сопровождается увеличением в более глубоких. Глубже 1000 м изменения не имеют сезонного хода (Кособокова, 1982).

Амплитуда сезонных колебаний биомассы различна на разных глубинах. В поверхностном 50-метровом слое от июня к августу в 1975 г. в районе дрейфа СП-22 она увеличилась в 6-8 раз. (Рис. 12). Самые резкие колебания наблюдались на глубине 50-100 м, где от мая к июлю она повысилась более чем в 10 раз. Начало сезонных перемещений первоначально стало заметным в июне по снижению величин на глубинах (Рис. 12). В июле наблюдался пик биомассы в слое 50-100 м, а в августе он сместился в слой 0-50 м (Рис. 12). Обратный процесс - снижение величин в слое 0-50 м начался в конце августа.

Рис. 12. Сезонные изменения биомассы зоопланктона (мг м"3, сухой вес) на разных глубинах в районе дрейфа станции СП-22, 1975 г. 1 -биомасса С. hyperboreus и С. glacialis\ 2 - биомасса остального планктона; 3 - сырая биомасса фитопланктона в том же районе (рассчитано по данным Беляевой, 1980).

Все описанные изменения тесно связаны с сезонными вертикальными миграциями ключевых компонентов биомассы - Calanus hyperboreaus, С. glacialis, Eukrohnia hamata, Metridia longa, описанными в Главе 6. Характер изменения массы видов р. Calanus на разных глубинах на фоне общих изменений биомассы (Рис. 12) показывает, что эти виды отвечают за перераспределение более чем половины общей массы планктона на глубинах до 500 м.

ГЛАВА 8. ЗАКОНОМЕРНОСТИ ГОРИЗОНТАЛЬНОГО РАСПРЕДЕЛЕНИЯ БИОМАССЫ ЗООПЛАНКТОНА

В главе представлены результаты оценки биомассы зоопланктона и карта ее распределения по данным из 109 точек, 78 из которых располагались в районе континентального склона и в собственно глубоководном Арктическом бассейне (Рис. 13). Величины суммарной биомассы в столбе воды от поверхности до дна (или предельной глубины облова) на исследованной акватории изменялись в широких пределах. В Евразийском бассейне размах колебаний был десятикратным - от 1.9 до 23.9 г м~2 (здесь и далее - сухая масса) (Kosobokova, Hirche, 2009), в Канадском -пятикратным, от 1.1 до 5.4 г м'2 (Kosobokova, Hopcroft, 2010). Величина 23.9 г м"2, зарегистрированная в Евразийском бассейне к северо-западу от архипелага Северная Земля, явилась самой высокой из когда-либо отмечавшихся для Арктического бассейна (Kosobokova, Hirche, 2009). Осреднение всех значений для Евразийского бассейна, включая данные со станций в районе склона, дало величину 6.2 ± 4.1 г м"2, для Канадского бассейна - 3.2 ± 0.8 г м~2 (Табл. 9).

Более детальный анализ показал, что наиболее типичные значения в Евразийском бассейне составляли 4-8 г м"2 (около 50% станций, преимущественно в области континентального склона, Рис. 13). Самые высокие величины 14 и 23.9 г м"2 были зарегистрированы над континентальным склоном, самые низкие 1.9-3.3 г м"2 - на наиболее северных станциях. В распределении биомассы в Евразийском бассейне удалось выявить 3 выраженных градиента.

Таблица 9. Средняя величина суммарной биомассы зоопланктона в столбе воды (г м"2, сух. вес) в Евразийском и Канадском бассейнах, а также в центральных глубоководных бассейнах Нансена, Амундсена и Макарова севернее 82°с.ш.

Район

т. Диапазон ,, -г

Количество „ Биомасса, г м

значении, , . сг,ч

станции -г (среднее ± Ьи)

Евразийский бассейн, все станции с глубиной >500 м

Евразийский бассейн, все станции южнее 82°с.ш. (континентальный склон Евразии и прилежащие бассейны Нансена и Амундсена) Канадский бассейн, все станции с глубиной >500 м

Глубоководные бассейны севернее 82°с.ш.

44

38

1.9-23.9 6.2 ±4.1

3.2-23.9 6.9 ±4.1

20 1.1 -5.4 3.2 ± 0.8

8 1.9-3.3 2.7 ±0.6

0.5-0.7 1.0-1 6 2.0-4.0 4.1-6.0 6.1-8.0 8.1-9.0 12.0-24.0[Мг

Рис. 13. Распределение суммарной биомассы зоопланктона (г м" , сухой вес) в исследованном районе. Розовым показан пояс повышенной биомассы в районах над континентальным склоном Евразии.

Во-первых, был отмечен однотипный характер изменений биомассы вдоль всех меридиональных разрезов через континентальный склон Евразии. С юга на север, от шельфа в сторону открытого океана, наблюдалось постепенное возрастание ее величин, достижение ими максимальных значений в зоне континентального склона, и затем

снижение в направлении глубоководных бассейнов. В результате, вдоль всего континентального склона Евразии прослеживался пояс повышенной биомассы (Рис. 13). Положение станций с повышенной биомассой на всех разрезах совпадало с районом локализации ядра Атлантического краевого течения (Schauer et al., 1997; Rudels et al., 2000).

Второй градиент - это постепенное снижение величин биомассы над склоном с запада на восток. От района северо-восточнее Шпицбергена (разрезы W и W,) до присклоновых районов к северо-востоку от моря Лаптевых (разрез F) максимальная биомасса снижалась с 14 до 5 г м"2, т.е. почти в 3 раза. Доминирующие по биомассе группы планктона - копеподы и щетинкочелюстные - в разной степени подчинялись этой закономерности. Для распределения копепод был характерен отчетливый максимум на западе региона (разрезы W и Wi), резкое падение величин между разрезами А и В к северо-востоку от Карского моря, и затем лишь незначительное снижение в восточном направлении (Рис. 14А). Распределение же щетинкочелюстных (Рис. 14Б) характеризовалось монотонным снижением биомассы в направлении с запада на восток.

Третий градиент в распределении биомассы - это ее существенное снижение в центральных районах бассейнов Нансена и Амундсена севернее 82°с.ш., не находящихся под непосредственным воздействием Атлантического краевого течения (Рис. 13).

Запад

Восток

W W, А В С D

N»станции 6 7 1* 2724« «зээгет ззммгьэт е?е»>!®;с esе*«2бои»я

F G

5 Г М 273( 18 94533291 3332 312527 67 68716970 85 $4 «2 £058 56 54 М43484Т5053 314341 4039383532 4 9 8 7 65 546260 57

,. 0.5

J "

I «

I

Chaetognatha и»

Рис. 14. Изменение суммарной биомассы (г м"2) копепод (А) и щетинкочелюстных (Б) с запада на восток на разрезах W, Wi, А - G в Евразийском бассейне. Черным показаны станции экспедиции ARK IX/4, 1993 г., штриховкой - ARK XI/1, 1995 г. Ломаная линия - профиль дна; нд - нет данных. Положение разрезов см. на Рис. 1 и 13.

Все три описанных градиента хорошо объясняются особенностями распределения доминирующих по биомассе видов зоопланктона и соотношением автохтонных и аллохтонных компонентов в сообществах. «Фоновая» автохтонная биомасса создается за счет местных популяций С. glacialis, С. hyperboreits, М. longa, распределение

биомассы которых в пределах присклоновой зоны и глубоководных районов южнее 82°с.ш. довольно равномерно. Воспроизводство их популяций в этой области идет успешно и на западе, и на востоке, и «фоновая» биомасса определяется уровнем их местной продукции. Дополнением к ней становится биомасса аллохтонной атлантической фауны, поступающей с атлантическими водами. Ее основой является С. /¡птагсЫсиз, а также в меньшей степени - щетинкочелюстные ЕиктоИп^а Ната1а и некоторые мезопелагические виды копепод. Хотя Е. Наташ и мезопелагические копеподы, попадающие в Арктический бассейн с атлантическими водами, способны размножаться в арктических водах (см. Главу 6), из-за более скудных пищевых ресурсов они не в состоянии поддерживать то же обилие, что и в Северной Атлантике. По этой причине их биомасса снижается в западном направлении по мере удаления от районов вхождения в Арктику атлантических вод до того уровня, на котором ее могут поддерживать местные запасы пищи.

Величина аллохтонного компонента биомассы в Евразийском бассейне на начальном этапе определяется исключительно богатством атлантических планктонных популяций, попадающих сюда в результате адвекции. Их вклад максимален (до 40-65% суммарной биомассы зоопланктона) в районах вхождения в Арктический бассейн молодых атлантических вод (районы к северу от Шпицбергена и желоба Св. Анны), т.е. в именно тех областях, где нами были обнаружены максимальные величины суммарной биомассы. В дальнейшем атлантическая фауна сохраняет свою преимущественную приуроченность к ядру Атлантического краевого течения, с которым она продолжает движение на восток. Однако их численность постепенно снижается вследствие причин биотического и абиотического характера (естественной гибели, выедания хищниками, рассеяния течениями), что приводит к снижению аллохтонной биомассы и, как следствие - суммарной биомассы зоопланктона.

Уменьшение количества планктона в северных постоянно покрытых многолетним льдом районах бассейнов Нансена и Амундсена, где средняя биомасса составляет всего 2.7 ± 0.6 г м~\ связано с тем, что атлантические аллохтонные популяции этих районов не достигают, оставаясь сконцентрированными в ядре Атлантического краевого течения, а автохтонная продукция и биомасса в них ниже, чем в присклоновых районах бассейнов. Последнее объясняется худшими трофическими условиями в покрытых льдом районах по сравнению с присклоновой областью, хотя бы временно освобождающейся ото льда летом.

В отличие от Евразийского, в Канадском бассейне региональные различия в распределении биомассы выражены мало. Отмечается лишь незначительное (25-30%) ее увеличение в районе Чукотского Плато и континентального склона к северу от Аляски (КоэоЬокоуа, Норсгой, 2010), а в самых северных районах (к северу от 82°с.ш.) также, как и в Евразийском бассейне, наблюдается ее очевидное снижение (Рис. 13). В среднем более низкая биомасса в Канадском бассейне по сравнению с Евразийским (Табл. 9), в том числе и в его присклоновых районах, объясняется тем, что роль аллохтонных компонентов зоопланктона в нем в современных условиях ничтожна.

Почти все субарктические шельфовые тихоокеанские виды, поступающие через Берингов пролив, погибают в пределах шельфа Чукотского моря под влиянием арктических условий (Hopcroft et al., 2010), не проникая в его океанические районы. Обилие океанических тихоокеанских экспатриантов (Neocalanus cristatus, Eucalanus bungii, Metridia pacifica), достигающих северных районов Канадского бассейна с тихоокеанскими водами, ничтожно мало и также не сказывается на величине биомассы. Аллохтонные же атлантические элементы не успевают достигнуть Канадского бассейна из-за его удаленности от районов вхождения в Арктику молодых атлантических вод и короткой продолжительности своей жизни. Величины биомассы, наблюдаемые в Канадском бассейне, таким образом, определяются лишь уровнем продукции автохтонного планктона.

Важно отметить также, что изучение структуры сообществ шельфовой зоны двух мелководных широко сообщающихся с Арктическим бассейном морей, Лаптевых и Чукотского, в сравнении со структурой сообществ зоны склона и открытого океана, показало, что виды, населяющие мелководный шельф, полностью выпадают из планктона в зоне склона, и потому не играют роли в формировании биомассы зоопланктона Арктического бассейна.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенные исследования позволили на новом уровне обобщить данные, описывающие особенности структуры зоопланктонных сообществ на обширной акватории Арктического бассейна. В ходе работы существовавший список планктонных животных был увеличен на 33 вида, 16 из которых найдены в Арктике впервые, а 17 — оказались новыми для науки. Для большинства таксономических групп видовой состав на сегодня можно считать хорошо изученным, и только в отношении некоторых, например, желетелых (медуз, сифонофор, гребневиков и аппендикулярий) еще остаются вопросы. Причины их недостаточной изученности кроются в том, что многие из них разрушаются в обычно используемых планктонных сетях, которые, кроме того, не в состоянии улавливать эти организмы количественно. Очевиден и недостаток материалов с глубин Арктического бассейна. Именно в ловах с максимальных глубин (>1000 м) в ходе нашей работы было обнаружено большинство новых для Арктики и науки видов.

В ходе исследований был достигнут существенный прогресс в области оценки количественных показателей зоопланктона, которая проводилась едиными методами на основании материалов, собранных однотипными орудиями лова, что обеспечило широкие возможности для сравнения данных из разных районов. Полученные результаты подтвердили, что ведущая роль в зоопланктонных сообществах повсеместно принадлежит лишь одной таксономической группе - веслоногим рачкам копеподам, среди которых есть виды с очень высокой численностью, и не столь многочисленные, но крупные по размеру виды, повсеместно преобладающие по биомассе. Особенности экологии массовых видов копепод, сезонные изменения их обилия и вертикального

распределения определяют характер сезонных изменений общего обилия зоопланктона, его распределения в толще вод и закономерности распределения общей массы планктона по акватории Арктического бассейна.

Почти все доминирующие по биомассе виды являются преимущественно растительноядными. Из-за низких температур и короткого вегетационного периода продолжительность их жизненных циклов составляет не менее одного (Metridia longa), или даже 2-3 лет (Calanus glacialis, С. hyperboreus). Низкая первичная продукция в регионе ограничивает вторичную продукцию (Кособокова, 1990), что выражается, в конечном счете, в относительно невысоких величинах суммарной биомассы зоопланктона по сравнению с умеренными и южными полярными районами Мирового океана, где первичная продукция выше и продукционный период более продолжителен (Виноградов, 1968; Воронина, 1984). Несмотря на невысокий уровень вторичной продукции (Кособокова. 1990), в отдельных районах Арктического бассейна обнаружены неожиданно высокие величины биомассы. Обогащение сообществ этих районов оказалось связанным с адвекцией зоопланктона, то есть с наличием аллохтонной, а не только автохтонной составляющей. Наиболее ярко увеличение биомассы проявлялось в присклоновых районах Евразийского бассейна, куда аллохтонные популяции поступают из Северной Атлантики, концентрируясь в ядре Атлантического краевого течения. Величина биомассы 23.9 г м"2 сух. веса, обнаруженная к северо-востоку от Карского моря в районе поступления в Арктику молодых атлантических вод, на 25% состоявшая из аллохтонного С. ßnmarchicus, оказалась самой высокой из когда-либо зарегистрированных в Арктическом бассейне,

Изучение вертикальной структуры сообществ и вертикального распределения обилия зоопланктона показало, что граница между эпи- и мезопелагиалью в Арктическом бассейне проходит на глубинах 50-100 м. Малая мощность поверхностной зоны по сравнению с другими районами Мирового океана, где она обычно охватывает слой 0-200 м (Виноградов, 1968, 1977), определяется особенностями среды и термохалинной стратификации водного столба, которая не препятствуют подъему глубоководных животных в близкие к поверхности слои. За пределами поверхностной зоны океана существует глубоководное планктонное сообщество, характеризующееся существенно более низкой концентрацией планктона при существенно большем, чем в поверхностной зоне, видовом разнообразии. Главным его отличием от поверхностных сообществ является невозможность фотосинтеза из-за малого количества проникающей на глубины солнечной радиации. Традиционно считается, что в других районах Мирового Океана глубоководные планктонные сообщества играют меньшую роль в процессах потребления и преобразования органического вещества и энергии по сравнению с поверхностными, поскольку существуют при значительно более низких температурах. Наши исследования показали, что роль населения мезо- и батипелагических глубин Арктического бассейна в этом смысле не следует недооценивать, так как из-за отсутствия различий в температуре между поверхностными и глубинными слоями, масштаб процессов преобразования

органического вещества на его глубинах может оказаться сопоставимым с масштабом процессов в сообществах, населяющих эпипелагиаль.

Сравнение видового состава зоопланктона и элементов структуры зоопланктонных сообществ двух основных глубоководных бассейнов Арктики - Евразийского и Канадского, показало их сходство по большинству структурных параметров. Сравнение же характера количественного распределения зоопланктона в этих бассейнах выявило существенные различия между ними. Почти двукратные различия средних величин биомассы, а также ярко выраженная неравномерность распределения биомассы в Евразийском и почти монотонное распределение ее величин в Канадском бассейне оказались непосредственно связанными с разным вкладом аллохтонных компонентов в сообщества каждого из них. Неравномерность распределения биомассы зоопланктона по акватории Евразийского бассейна в целом четко увязывается с закономерностями воспроизводства автохтонных компонентов зоопланктона, особенностями циркуляции атлантических вод, и особенностями экологии аллохтонных компонентов зоопланктона.

Как сходство видового состава зоопланктона по всей акватории Арктического бассейна, так и региональные различия в его количественном распределении на сегодняшний день следует считать достоверно установленными. Поскольку богатство пелагического населения является одним из факторов, определяющим процессы осадконакопления и трофические условия на дне океана, неравномерность распределения зоопланктона по акватории бассейна предполагает существование аналогичной неравномерности и в распределении и составе донных осадков и донной фауны. Заметное повышение биомассы бентоса в районе пятна повышенной биомассы зоопланктона в зоне рециркуляции атлантических вод над хребтом Ломоносова, обнаруженное в 1995 г. (ОеиЬе1, 2000), уже продемонстрировало такую связь между распределением фауны пелагиали и бентали. Изучение взаимосвязи между неравномерностью распределения зоопланктона, составом и распределением донных осадков и бенто-пелагическими процессами на широкой акватории Арктического бассейна представляется одной из задач будущих биологических исследований в центральной Арктике.

Выводы

1. В ходе ревизии видового состава планктонной фауны Арктического бассейна зарегистрировано 170 видов многоклеточных животных, 16 из которых отмечены в этом районе впервые и 17 являются новыми для науки. 85% планктонной фауны составляют резидентные виды и лишь 15% - виды-стерильные экспатрианты.

2. Резидентная фауна Евразийского и Канадского бассейнов сходна по своему составу во всем диапазоне глубин; подводные хребты не являются барьерами для ее распространения. Различия фаунистического состава зоопланктона между двумя бассейнами сводятся к а) ограниченной встречаемости ряда редких глубоководных видов и б) разному набору видов-экспатриантов.

3. Районы встречаемости атлантических и тихоокеанских видов-экспатриантов в Арктическом бассейне определяются особенностями циркуляции атлантических и тихоокеанских вод. Встречаемость шельфовых экспатриантов ограничена узкой областью над континентальным склоном; в центральные районы бассейна они не проникают.

4. В количественном отношении в сообществах Арктического бассейна ведущая роль принадлежит веслоногим рачкам копеподам, составляющим в среднем более 90% общей численности и более 75% суммарной биомассы. Доминирующими по численности являются представители мелкоразмерной (0.2-1.5 мм) фракции мезопланктона, а по биомассе - три представителя крупных копепод р. Calanus: Calanus hyperboreus (30-60% суммарной биомассы), С. giacialis (22^40%) и С. finmarchicus (до 60%), а также Metridia longa (до 20%) и щетинкочелюстные Eukrohnia hamata (до 16%).

5. Все массовые по численности и биомассе виды зоопланктона, за исключением С. finmarchicus, являются резидентами Арктического бассейна, способными к поддержанию в нем местных популяций. Атлантический экспатриант С. finmarchicus не способен размножаться в Арктическом бассейне, его распространение зависит от адвекции особей из Северной Атлантики и ограничено Евразийским бассейном.

6. Вертикальная структура зоопланктонных сообществ Евразийского и Канадского бассейне одинакова. В обоих бассейнах достоверно выделяются 4 вертикальных группировки видов. Они формируют 1) эпипелагическое сообщество слоя Арктических поверхностных вод (0-100 м); 2) верхне-мезопелагическое сообщество слоя галоклина и верхней части Атлантического слоя (100-500 м), 3) нижне-мезопелагическое сообщество части Атлантического слоя и верхней части Глубинных арктических вод (500-2000 м); и 4) батипелагическое сообщество Глубинных арктических вод (> 2000 м). В обоих бассейнах наблюдается сдвиг вертикальных границ обитания мезо- и батипелагических видов, общих с более южными районами, в верхние слои.

7. Максимальные концентрации зоопланктона в Арктическом бассейне наблюдаются в поверхностном слое 0-100 м, где может быть сосредоточено до 80% всей биомассы и до 90% общей численности, с глубиной оба показателя резко снижаются. В течение года в распределении зоопланктона происходят изменения, сводящиеся к увеличению численности и биомассы в поверхностном слое в период вегетации и их снижению с его окончанием. Сезонные колебания численности наблюдаются в слое 0-50 м, где они достигают десятикратного размаха; изменения биомассы затрагивают слой 0-1000 м, где они достигают пяти-десяти раз.

8. Структура зоопланктонных сообществ Евразийского и Канадского бассейнов сходна по большинству параметров, таких как состав ключевых автохтонных компонентов фауны, глубины обитания и вертикальные группировки видов, характер вертикального распределения численности и биомассы. Количественные же характеристики зоопланктонного сообщества в этих бассейнах, напротив, существенно различаются.

9. Горизонтальное распределение суммарной биомассы зоопланктона в Арктическом бассейне характеризуются отчетливой региональной неравномерностью. Евразийский бассейн в среднем почти вдвое богаче планктоном (6.2 ± 4.1 г м~2), чем Канадский (3.2 ± 0.8 г м"2), и присклоновые районы Евразийского бассейна в среднем богаче (6.9 ± 4.1 г м"2), чем его северные районы (2.7 ± 0.6 г м"2).

10. Факторами, определяющими региональные различия распределения биомассы, являются продукция местных и адвекция аллохтонных популяций. Биомасса, наблюдаемая в Канадском бассейне и районах севернее 85°с.ш., соответствует минимальному уровню местной продукции. Приток аплохтонной фауны (до 40-65% суммарной биомассы) играет важную роль только в Евразийском бассейне, где он связан с циркуляцией атлантических вод, и почти не затрагивает Канадский. Сообщества мелководных шельфовых районов не влияют на формирование биомассы в глубоководных бассейнах.

Список основных публикаций по теме диссертации

1. Кособокова К.Н. 1978. Суточное вертикальное распределение Calanus hyperboreus Kroyer и Calanus glacialis Jaschnov в Центральном Полярном бассейне. Океанология, т. 18, в. 4, с. 722-728.

2. Кособокова К.Н. 1979. Потребление кислорода двумя холодноводными видами копепод Calanus glacialis Jaschnov и Metridia longa Lubbock в Белом море. Рукопись депонирована в ВИНИТИ 19.XI.1979 г., No 3920-79 деп., 20 с.

3. Кособокова К.Н. 1980. Калорийность некоторых представителей зоопланктона Центрального Арктического бассейна и Белого моря. Океанология, т. 20. в. 1, с. 129-136.

4. Кособокова К.Н. 1980. Сезонные изменения вертикального распределения и возрастного состава популяций Microcalanus pygmaeus, Oithona similis, Oncaea borealis, О. notopus в Центральном Арктическом бассейне. В кн.: Биология Центрального Арктического бассейна, М.: Наука, с. 167-182.

5. Кособокова К.Н., Куликов A.C., Рудяков Ю.А. 1980. Ловы без замыкания как метод изучения вертикального и горизонтального распределения пелагических организмов в Арктике. В кн.: Биология Центрального Арктического бассейна, М.: Наука, с. 183-195.

6. Гейнрих А.К., Кособокова К.Н., Рудяков Ю.А. 1980. Сезонные изменения вертикального распределения некоторых массовых видов копепод Арктического бассейна. В кн.: Биология Центрального Арктического бассейна, М.: Наука, с. 155-166.

7. Кособокова К.Н. 1982. Состав и распределение биомассы зоопланктона Центрального Арктического бассейна. Океанология, т. 22, в. 6, с. 1007-1015.

8. Кособокова К.Н. 1986. Расчет продукции массовых растительноядных копепод Центрального Арктического бассейна. Океанология, т. 31, в. 6, с. 994-997.

9. Арашкевич Е.Г., Кособокова К.Н. 1988. К вопросу о жизненной стратегии растительноядных копепод: физиология и биохимический состав зимующего фонда Calanus glacialis в условиях голодания. Океанология, т. 28, в. 4, с. 657-662.

10. Бек Т.А., Кособокова КН., Пантюлин А.Т., Перцова Н.М., Семенова Н.Л., Шарнауд Н.П., Щербаков Ф.А. 1988. Комплексные исследования фауны Белого моря. В кн.: "Биология океана". М.: Наука. С. 6-15.

11. Кособокова К.Н. 1989. Вертикальное распределение планктонных животных в восточной части Центрального Арктического бассейна. В кн.: Морской планктон. Систематика, экология, распределение. Л.: Изд-во ЗИН АН СССР, с. 24-32.

12. Кособокова К.Н. 1990. Возрастные и сезонные изменения биохимического состава веслоногого рачка Calanus glacialis Jaschnov в связи с особенностями его жизненного цикла в Белом море. Океанология, т. 30, в. 1, с. 138-146.

13. Кособокова К.Н., Перцова Н.М. 1990. Биология арктической копеподы Calanus glacialis в Белом море. В кн.: "Биологический мониторинг прибрежных вод Белого моря". М.: ИОАН, с. 57-71.

14. Кособокова К.Н. 1991. Энергетические ресурсы и энергетические потребности растительноядного зоопланктона в Центральной Арктике. В кн.: "Исследования фитопланктона в системе мониторинга Балтийского моря и других морей СССР". Гидрометеоиздат, с. 267-275.

15. Кособокова К.Н. 1993. Размножение и плодовитость беломорской копеподы Calanus glacialis в экспериментальных условиях. Океанология, т. 33, в. 3, с. 392-396.

17. Кособокова К.Н. 1994. Стратегия размножения и плодовитость массовых видов копепод зоопланктона моря Лаптевых. Научные рез-ты эспедиции ЛАПЭКС-93. СПб, Гидрометеоиздат, с. 289-298.

18. Kosobokova K.N. 1994. Zooplankton. Egg production of the Dominant Copepod Species. Reports on Polar Research, 149, 90-94.

19. Kosobokova K.N., Hanssen H., Markhaseva E.L., Petrjashov V., Pintchuk A. 1995. Composition and distribution of summer zooplankton in the Laptev Sea. Proceedings of the 2nd workshop "Laptev Sea Systems". Reports on Polar Research, 176, 192-199.

20. Перцова H.M., Кособокова К.Н. 1996. Соотношение полов, размножение и плодовитость Pseudocalanus minutus (Kroyer) в Белом море. Океанология, т. 36, в. 5, с. 747-757.

21. Kosobokova K.N., Lischka S. 1997. Egg production in the dominant copepod species. Reports on Polar Research, 255, 60-63.

22. Kosobokova K.N., Hanssen H., Hirche H.-J., Knickmeier K. 1998. Composition and distribution of zooplankton in the Laptev Sea and adjacent Nansen Basin during summer, 1993. Polar Biology, 19, 63-76.

23. Кособокова К.Н. 1998. Новые даные о жизненном цикле Calanus glacialis в Белом море (на основе сезонных наблюдений за развитием генеративной системы). Океанология, т. 38, в. 3, 387-396.

24. Markhaseva E.L. and Kosobokova K.N. 1998. New and rare species of calanoid copepods from the central Arctic Basin (Crustacea, Copepoda). Zoosystematica Rossica, 7(1): 45-53.

25. Kosobokova K.N. 1999. The reproductive cycle and life history of the Arctic copepod Calanus glacialis in the White Sea. Polar Biology, 22, 254-263.

26. Pertzova N.M. and Kosobokova K.N. 2000. Zooplankton of the White Sea/ History of investigations and the present state of knowledge - a review. Reports on Polar Research, 359, 30-41.

27. Kosobokova K., Hirche H.-J. 2000. Zooplankton distribution across the Lomonosov Ridge, Arctic Ocean: species inventory, biomass and vertical structure. Deep-Sea Research I, 47,2029-2060.

28. Kosobokova K,, Hirche H.-J. 2001. Reproduction of Calanus glacialis in the Laptev Sea, Arctic Ocean. Polar Biology, 24, p. 33-43.

29. Berger V., Dahle S., Galaktionov K., Kosobokova X., Naumov A., Rat'kova Т., Savinov V., Savinova T. 2001. White Sea. Ecology and environment. St. Petersburg-Tromso, Eds. V. Berger and S. Dahle. 158 pp.

30. Fahl K., Cremer H., Erlenkeuser H., Hanssen H., Holemann J., Kassens H., Knickmeier K., Kosobokova K.N., Kunz-Pirrung, Lindemann F., Markhaseva E., Lischka S., Petrjashov V., Piepenburg D., Schmid M., Spindler M., Stein R., Tuschling K. 2001. Sources

and pathways of organic carbon in the modern Laptev Sea (Arctic Ocean): Implication from biological, geochemical and geological data. Polarforschung, 69, 193-205.

31. Markhaseva E.L. and Kosobokova K.N. 2001. Arctokonsiantinus hardingi (Copepoda, Calanoida: Arctokonstantinidae): new family, new genus and new species of from the bathypelagial Arctic Basin. Sarsia, 86, 319-324.

32. Markhaseva E.L., Kosobokova K.N., Vyskvartseva N.V., Kos M.S. 2001. List of species of free-living invertebrates of Eurasian Arctic seas and adjacent deep waters. Explorations of the fauna of the seas 51(59). Ed. Sirenko B.I. St.Petersburg, 69-72.

33. Перцова H.M., Кособокова K.H. 2002. Межгодовые изменения биомассы и распределения зоопланктона в Кандалакшском заливе Белого моря. Океанология, т. 42, в.2, с. 240-248.

34. Kosobokova K.N., Hirche H.-J., Scherzinger T. 2002. Feeding ecology of Spinocalanus antarcticus, a mesopelagic copepod with a looped gut. Marine Biology, 141: 503-511.

35. Лукашин B.H., Кособокова K.H., Шевченко В.П., Шапиро Г.И, Пантюлин А.Н., Перцова Н.М, Соловьев А.К., Деев М.Г., Клювиткин А.А., Новигацкий А.Н., Соловьев К.А., Прего Р., Лаше Л. 2003. Результаты комплексных океанографических исследований в Белом море в июне 2000 г. Океанология. Т.43. № 2, с. 237-253.

36. Соловьев А.К., Кособокова К.Н. 2003. Питание Parasagitta elegans Verill в Белом море. Океанология, т. 43. в. 4, с.555-562.

37. Кособокова К.Н., Ратькова Т.Н., Сажин А.Ф. 2003. Ранне-весенний зоопланктон подо льдом губы Чупа, Белое море, 2002. Океанология, т. 43, в. 5, с.775-784.

38. Hirche H.-J., Kosobokova K.N.' 2003. Early reproduction and development of dominant calanoid copepods in the ice zone of the Barents Sea - need for a change of paradigms? Marine Biology, 143, 769-781.

39. Кособокова K.H. 2003. Региональные особенности количественного распределения зоопланктона в Арктическом бассейне. Доклады Академии Наук, т. 392 , JVa 1, 986-994.

40. Pertsova N.M. and Kosobokova K.N. 2003. Zooplankton of the White Sea: Features of the Composition and Structure, Seasonal Dynamics, and the Contribution to the Formation of Matter Fluxes. Oceanology, 43. Suppl. I. pp. S109-S122.

41. Кособокова K.H., Пантюлин A.H., Рахор А., Ратькова Т.Н., Шевченко В.П., Агатова А.И., Лапина Н.М., Белов А.А.. 2004. Комплексные океанографические исследования в Белом море в апреле 2003 г. Океанология, т. 44, 2, с.313-320.

42. Сажин А.Ф., Ратькова Т.Н., Кособокова К.Н. Население прибрежного льда Белого моря в ранне-весенний период. Океанология. 2004. т. 44, 1, с. 92-100.

43. Ратькова Т.Н., Сажин А.Ф., Кособокова К.Н. 2004. Одноклеточное население беломорской пелагиали подо льдом в ранне-весенний период. Океанология, т. 44, в. 2, с. 259-266.

44. Кособокова К.Н., Перцова Н.М. 2005. Зоопланктон глубоководной части Белого моря в конце гидрологической зимы. Океанология, т. 45, в. 6, с. 866-878.

45. Перцова Н.М., Кособокова К.Н. 2005. Сезонная динамика состава и биомассы зоопланктона прибрежных и открытых районов Белого моря по многолетним данным. Труды Беломорской биологической станции им. Н.А. Перцова МГУ им. М.В. Ломоносова, т. 10. Изд-во КМК Пресс, с. 139-145.

46. Kosobokova K.N., Martynova D.M., Prudkovsky А.А. 2005. Contribution of contribution of zooplankton to vertical carbon fluxes in the Kara and White seas. Polarforschung, 75: 2-3, p. 77-82.

47. Перцова H.M., Кособокова K.H., Прудковский А.А. 2006. Жизненный цикл, размерный состав и распределение гидромедузы Aglantha digitale (O.F.Miller, 1766) в Белом море. Океанология, т. 46, в. 2, с. 249-258.

48. Hirche H.J., Kosobokova K.N., Gaye-Haake В., Harms I,, Meon В., NSthig E.- M.. 2006. Structure and function of contemporary food webs on Arctic shelves: a panarctic comparison. The pelagic system of the Kara Sea - communities and components of carbon flow. Progress in Oceanography. V. 71 (2-4), 288-313.

49. Stepanjants S.D., Kosobokova K.N. 2006. Medusae of the genus Rhabdoon (Hydrozoa: Anthoathecata: Tubularioidea) in the Arctic Ocean. J. Marine Biological Research. V. 2, 6,388-397.

50. Кособокова K.H., Перцова H.M. 2006. Иллюстрированный атлас беспозвоночных Белого моря. Ред. Марфенин Н.Н. М: Т-во научных изданий КМК. Коллективная монография. С. 32-49.

51. Kosobokova K.N., Hirche H.-J., and Hopcroft R.R. 2007. Reproductive biology of deep-water calanoid copepods from the Arctic Ocean. Marine Biology, 151, 919-934.

52. Hirche H.-J., Kosobokova K.N. 2007. Distribution of Calamts finmarchicus in the northern North Atlantic and Arctic Ocean - expatriation and potential colonization. Deep Sea Research Part II, 54, 2729-2747.

53. Kosobokova K. N., Hirche H.-J. 2009. Biomass of zooplankton in the eastern Arctic Ocean - A baseline study. Progress in Oceanography, 82,265-280.

54. Кособокова K.H. 2009. Планктонные сообщества Евразийского сектора Арктического бассейна: видовая структура и количественное распределение зоопланктона в середине 1990-х. В кн.: Система моря Лаптевых и прилегающих морей Арктики: Современное состояние и история развития. X. Кассенс, А.П. Лисицын, Й. Тиде, Е.И. Полякова, Л.А. Тимохов (Ред.). Москва: Изд-во МГУ. Коллективная монография, с 245-264.

55.Hirche H.J., Kosobokova K.N. 2009. Zooplankton of the Arctic Ocean - abundance and distribution. Biological Studies in Polar Oceans. Exploration of Life in Icy Waters. Wirtschaftsverlag G. Hempel and I. Hempel (Eds.). NW, Bremerhaven. 75-80.

56. Kosobokova K. N., Hopcroft R.R. 2010. Diversity and vertical distribution of mesozooplankton in the Arctic's Canada Basin. Deep-Sea Research, И. V. 57. P. 96-110.

57.Hopcroft R.R., Kosobokova K. N., Pinchuk A.I. 2010. Zooplankton community patterns in the Chukchi Sea during summer 2004. Deep-Sea Research, II. V. 57. P. 27-39.

58. Hopcroft R.R., Kosobokova K. N. 2010. Distribution and egg production of Pseudocalanus species in the Chukchi Sea. Deep-Sea Research, II. V. 57. P. 49-56.

59. Bucklinn A., Hopcroft R.R., Kosobokova K.N., Nigro L.M., Ortman B.D., Jennings R.M., Sweetmann C.J. 2010. DNA barcoding of Arctic Ocean holozooplankton for species identification and recognition. Deep-Sea Research, II. V. 57. P. 40-48.

60. Raskoff K.A., Hopcroft R.R., Kosobokova K.N., Purcell, J.E., Youngbluth, M. 2010. Jellies under ice: ROV observations from the Arctic 2005 Hidden Ocean Expedition. Deep-Sea Research, II. V. 57. P. 111-126.

61. Purcell J.E., Whitledge Т.Е., Kosobokova K.N., Hopcroft R.R. 2010. Distribution, abundance, and predation effects of epipelagic ctenophores and jellyfish in the western Arctic Ocean. Deep-Sea Research, II. V. 57. P. 127-135.

Заказ 125-а/09/10 Подписано в печать 17.09.2010 Тираж 120 экз. Усл. п.л. 2,5

ООО "Цифровичок", тел. (495) 649-83-30 www.cfr.ru; е-тт1:т/о@с/г.ги

Содержание диссертации, доктора биологических наук, Кособокова, Ксения Николаевна

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ.

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ФИЗИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

РАЙОНА ИССЛЕДОВАНИЙ И ОСОБЕННОСТИ БИОТОПА.

1.1. Глубины и рельеф дна Северного Ледовитого океана.

1.2. Гидрологический режим.

1.2.1. Вертикальная структура вод.

1.2.2. Основные черты циркуляции вод.

1.2.3. Изменения температурного режима и характера циркуляции атлантических вод в 1990-х годах XX столетия.

1.3. Особенности биотопа.

1.3.1. Солнечная радиация.

1.3.2. Ледовый покров.

1.3.3. Сезонные изменения температуры, солености и плотности.

1.3.4. Фитоцен.

ГЛАВА 2. МАТЕРИАЛ И МЕТОДЫ.

2.1. Объем материала.

2.2. Районы сбора материала.

2.3. Орудия лова и методы количественного сбора материала.

2.4. Качественные сборы зоопланктона.

2.5. Лабораторная обработка материала.

2.6. Методы расчета биомассы.

2.7. Методика изучения вертикального распределения планктонных популяций и вертикальной структуры сообществ.

2.8. Экспериментальные исследования.

2.8.1. Экспериментальное изучение размножения планктонных копепод.

2.8.2. Изучение строения генеративной системы и генеративных циклов копепод.

2.9. Гидрофизический режим в районе исследований.

ГЛАВА 3. ВИДОВОЙ СОСТАВ ЗООПЛАНКТОНА.

3.1. История изучения качественного состава планктонной фауны

Арктического бассейна.

3.2. Фаунистический состав отдельных таксономических групп.

3.2.1. Гетеротрофные простейшие (ГогагтшГега и 11ас1ю1апа).

3.2.2. Кишечнополостные (Сшс1апа и ^епорЬога).

3.2.3. Крылоногие моллюски (Р1егоро(1а).

3.2.4. Немертины (ЫетеЛеа).

3.2.5. Многощетинковые черви (Ро1усИае1а).

3.2.6. Ракообразные (Сп^асеа).

3.2.7. Щетинкочелюстные (ОгаеШ^аШа).

3.2.8. Оболочники (Ьагуасеа = АррепсНси1апа).

3.3. Анализ состава фауны в сравнении с литературными данными.

3.4. Бентопелагическая (нектобентосная) фауна.

3.5. Резидентная фауна и стерильные экспатрианты.

3.6. Географическое распространение планктонных животных, обитающих в Арктическом бассейне.

3.7. Сравнительная характеристика планктонной фауны бассейнов,

разделенных подводными хребтами.

ГЛАВА 4. ВЕРТИКАЛЬНАЯ СТРУКТУРА СООБЩЕСТВ.

4.1. К истории изучения вертикального распределения отдельных видов.

4.2. Вертикальное распределение отдельных видов в Евразийском и

Канадском бассейнах.

4.2.1. Виды с широким диапазоном вертикального распределения.

4.2.2. Виды с ограниченным вертикальным диапазоном.

4.3. Глубины обитания видов в Евразийском и Канадском бассейнах.

4.4. Многопараметрический анализ сходства планктонных сообществ.

4.5. Сравнение вертикального распределения видов в Арктическом бассейне и более южных районах.

4.6. Изменение богатства фауны с глубиной.

ГЛАВА 5. КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ СООТНОШЕНИЯ КОМПОНЕНТОВ В

СООБЩЕСТВАХ.

5.1. Численность зоопланктона.

5.1.1. Вклад основных таксономических групп зоопланктона в его численность.

5.1.2. Вклад отдельных видов и доминирующих компонентов в численность.

5.1.3. Различия в структуре шельфовых и океанических сообществ.

5.2. Биомасса зоопланктона.

5.2.1. Роль основных таксономических групп в биомассе.

5.2.2. Доминирующие компоненты биомассы.

5.2.3. Различия в структуре биомассы шельфовых и океанических сообществ.

5.2.4. Изменение вклада видов р. Са1апш в биомассу на разрезах от шельфа в океан.

ГЛАВА 6. ЭКОЛОГИЯ И ОСОБЕННОСТИ ВОСПРОИЗВОДСТВА

МАССОВЫХ ВИДОВ ЗООПЛАНКТОНА.

6.1. Ключевые компоненты биомассы: Calanus hyperboreus.

6.2. Ключевые компоненты биомассы: Calanus glacialis.

6.3. Ключевые компоненты биомассы: Calanus finmarchicus.

6.4. Ключевые компоненты биомассы: Metrldia longa.

6.5. Ключевые компоненты биомассы: Eukrohnia hamata.

6.6. Ключевые компоненты численности: Oithona similis.

6.7. Ключевые компоненты численности: Microcalanus pygmaeus.

6.8. Ключевые компоненты численности: Опсаеа (= Tricoma) borealis.

6.9. Биология массовых представителей мезо- и батипелагических планктонных сообществ Арктического бассейна.

6.9.1. Возрастной состав популяций массовых видов глубоководных копепод.

6.9.2. Биология размножения массовых мезо- и батипелагических планктонных животных.

ГЛАВА 7. ЗАКОНОМЕРНОСТИ ВЕРТИКАЛЬНОГО РАСПРЕДЕЛЕНИЯ

КОЛИЧЕСТВА ЗООПЛАНКТОНА.

7.1. К истории вопроса.

7.2. Вертикальное распределение общей численности зоопланктона.

7.3. Региональные особенности вертикального распределения численности зоопланктона.

7.4. Сезонные изменения численности на разных глубинах.

7.5. Вертикальное распределение биомассы зоопланктона.

7.6. Вертикальное распределение суммарной биомассы зоопланктона в летний период.

7.7. Сезонные изменения вертикального распределения биомассы зоопланктона.

ГЛАВА 8. ЗАКОНОМЕРНОСТИ ГОРИЗОНТАЛЬНОГО

РАСПРЕДЕЛЕНИЯ БИОМАССЫ ЗООПЛАНКТОНА.

8.1. Исторические оценки биомассы.

8.2. Суммарная биомасса зоопланктона и факторы, регулирующие ее горизонтальное распределение.

8.3. Роль массовых видов в распределении биомассы.

Введение Диссертация по биологии, на тему "Зоопланктон Арктического бассейна"

Актуальность работы. Центральный Арктический бассейн является уникальным природным регионом со своеобразными физико-географическими и климатическими условиями. Ледовый покров и долгая полярная ночь существенно ограничивает в нем период, благоприятный для создания биологической продукции, в результате чего морские экосистемы обеднены качественно и количественно, а, значит, чувствительны и уязвимы к любому внешнему воздействию. Существует опасение, что наблюдаемые в последние годы изменения интенсивности притока в Арктику атлантических и тихоокеанских вод и повышение их температуры, а также колебания площади и толщины многолетнего ледового покрова уже в ближайшее время могут привести к серьезным изменениям в морских экосистемах Арктического бассейна и привести к их необратимым перестройкам. В частности, изменения могут затронуть один из важнейших компонентов пелагических экосистем - зоопланктон, продукционные циклы которого определяются процессами таяния льда и началом цветения фитопланктона, что в свою очередь может повлечь за собой изменение объема ресурсов, доступных животным более высоких трофических уровней. Именно поэтому в современных условиях вопросы организации структуры зоопланктонных сообществ Арктического бассейна, механизмов поддержания разнообразия зоопланктона, факторов и процессов, регулирующих его продукционные характеристики и количественное распределение, представляются исключительно актуальными и требующими глубокого и безотлагательного изучения.

Выбор объекта и предмета исследования. В качестве объекта исследования в работе рассматриваются зоопланктонные сообщества центральной глубоководной части Северного Ледовитого Океана - Арктического бассейна. Предметом изучения являются фаунистический состав зоопланктона и закономерности его количественного распределения, соотношение таксономических групп в сообществах, вертикальная структура сообществ, экология и закономерности воспроизводства планктонных популяций.

Цель исследования — формирование современных представлений о структуре зоопланктонных сообществ Арктического бассейна и закономерностях количественного распределения зоопланктона для оценки продуктивности пелагических экосистем арктического региона и возможных изменений в этих экосистемах в будущем.

Постановка конкретных задач.

Цель работы определяет постановку следующих задач:

1. Изучение, инвентаризация и сравнительный анализ видового состава планктонной фауны Арктического бассейна в связи с особенностями топографии дна и циркуляции вод. Сравнение фауны Евразийского и Канадского бассейнов. Выявление связи их фауны с современной фауной Атлантического и Тихоокеанского регионов.

2. Оценка роли отдельных видов и таксономических групп в структуре сообществ. Выявление ключевых компонентов зоопланктонных сообществ и сравнение их роли в Евразийском и Канадском бассейнах.

3. Выявление автохтонных и аллохтонных компонентов сообществ на основании изучения состава популяций и особенностей экологии массовых видов. Оценка их роли в формировании биомассы зоопланктона в разных регионах Арктического бассейна.

4. Оценка общей биомассы зоопланктона и создание карты ее распределения для Арктического бассейна. Анализ закономерностей горизонтального распределения биомассы и связи количественного распределения зоопланктона с циркуляцией атлантических и тихоокеанских вод.

5. Сравнительное изучение вертикального распределения зоопланктона в Евразийском и Канадском бассейнах. Характеристика вертикальной структуры сообществ, вертикального распределения численности и биомассы и анализ их сезонных изменений.

Методологические основы исследования. Основным подходом при проведении исследований было сравнительное изучение качественных и количественных характеристик зоопланктонных сообществ в разных районах Арктического бассейна на основании материалов, полученных едиными методами. Необходимые материалы были собраны в 7 экспедициях научно-исследовательских ледоколов в Арктический бассейн при непосредственном участии автора. Во всех экспедициях сбор материала осуществлялся однотипными орудиями лова. Таксономическая и количественная обработка материала полностью осуществлена автором по единым методикам. Для характеристики фауны детальной таксономической обработке подвергнуты не только хорошо изученные, но и редкие группы планктонных животных. Расчеты биомассы проведены с использованием единых стандартизированных весов всех животных, что позволило провести надежные межрегиональные сравнения. Экспериментальные наблюдения за экологией массовых планктонных животных и оценка их плодовитости проводились в условиях, максимально приближенных к естественным.

Основные результаты работы, выносимые на защиту:

1. Зоопланктонные сообщества Арктического бассейна формируются за счет двух основных компонентов. Это автохтонная фауна, способная поддерживать независимые популяции в его акватории, и аллохтонная, приносная фауна, поступающая из прилежащих океанических районов - Северной Атлантики и северной части Тихого океана. Региональные особенности фаунистического состава зоопланктона определяются соотношением этих компонентов в сообществах.

2. Видовой состав автохтонной планктонной фауны Арктического бассейна сходен во всем диапазоне его глубин, несмотря - на то, что его глубоководные котловины Нансена, Амундсена, Макарова и Канадская разделены подводными хребтами. Однородность видового состава доказывает, что подводные хребты не являются барьерами для обмена планктонной фауной между его котловинами.

3. Количественное распределение зоопланктона по акватории Арктического бассейна определяется интенсивностью местной продукции и поступлением аллохтонных популяций из соседних регионов. Сообщества Евразийского бассейна обогащаются за счет зоопланктона, приносимого атлантическими водами. Обогащения Канадского бассейна за счет тихоокеанских вод не происходит, так как популяции, проникающие с ними через Берингов пролив, отмирают на мелководном Чукотском шельфе, а атлантические аллохтонные компоненты Канадского бассейна не достигают из-за особенностей циркуляции и недостаточной продолжительности своей жизни.

4. На основании оригинальных материалов создана первая в истории изучения Арктического бассейна карта распределения биомассы зоопланктона, которая дает основу для оценки возможных изменений в арктических экосистемах в будущем, связанных с изменениями уровня местной продукции и/или интенсивности притока аллохтонной фауны.

Научная новизна исследования. Впервые в истории изучения Арктического бассейна на массовом материале проведен подробный анализ видового состава всех таксономических групп зоопланктона, а также инвентаризация и сравнение планктонной фауны всех его глубоководных бассейнов. Впервые для такой обширной акватории получены оценки численности и биомассы, основанные на материале, собранном и обработанном едиными методами. Впервые выявлена неравномерность количественного распределения планктона по акватории Арктического бассейна и проанализирована его связь с особенностями циркуляции вод и особенностями экологии массовых видов. Впервые показана важнейшая роль атлантических вод в обогащении зоопланктонных сообществ Евразийского бассейна и отсутствие такого обогащения в Канадском секторе Арктики. Впервые на основании изучения состава популяций и биологии размножения массовых представителей арктического планктона доказан автохтонный характер большинства населяющих Арктический бассейн видов. Впервые экспериментальным путем получены оценки генеративной продукции эпипелагических и глубоководных планктонных животных Арктического бассейна. Впервые для Арктического бассейна составлена карта распределения биомассы зоопланктона, позволяющая оценить его продуктивность.

Практическая ценность и теоретическое значение. Данные о видовом составе зоопланктона и характере количественного распределения отдельных видов могут быть использованы при изучении изменений в составе зоопланктона под влиянием меняющихся условий, регистрации проникновения новых видов в Арктику и/или исчезновения обычных компонентов сообществ, а также сдвигов существующих на сегодня границ их ареалов. Результаты изучения сезонной динамики общей численности, биомассы и обилия массовых видов могут быть использованы для выявления изменений в динамике биологических процессов под воздействием климатических изменений. Оценки обилия отдельных видов, общей численности и биомассы зоопланктона могут служить для сравнения продуктивности вод Арктического бассейна с водами других районов Мирового Океана. Представленная карта распределения биомассы может служить основой для дальнейших оценок изменений в распределении планктона и продуктивности арктических пелагических сообществ. Разработанные методы культивирования глубоководных планктонных животных могут быть рекомендованы для исследований в Арктике и других холодноводных районах Мирового Океана.

Результаты апробации работы. Результаты исследований были представлены на семинарах и коллоквиумах Лаборатории экологии и распределения планктона Института океанологии РАН, а также международных, всесоюзных и российских научных конференциях и совещаниях, в том числе Ш-м съезде советских океанологов (Ленинград, 1987), 4, 5 и 7-й региональных конференциях "Проблемы изучения, рационального использования и охраны природных ресурсов Белого моря" (Архангельск, 1990; Петрозаводск, 1992, Санкт-Петербург, 1995), рабочей встрече по результатам Российско-Германской экспедиции ЛАПЭКС-93 (Санкт-Петербург, 1993), Европейской конференции "Главные направления исследований океана и полярных исследований" (ECOPS, Бремен, Германия, 1994), 2, 3, 5 и 6-й рабочих встречах по программам Российско-Германского сотрудничества «Система моря Лаптевых» и «Система моря Лаптевых-2000» (Санкт-Петербург, 1994, 1996, 1999, 2000), международной конференции "Современное состояние и перспективы исследований экосистем Баренцева, Карского морей и моря Лаптевых" (Мурманск, 1995), 6, 8 и 10-й международных конференциях по копеподам (Олденбург, Германия, 1996; Килунг, Тайвань, 2002; Паттайя, Таиланд, 2008), юбилейной научной конференции к 60-летию Беломорской биологической станции им. Н.А.Перцова МГУ (ББС МГУ, 1998), II (XXV) международной конференции «Биологические ресурсы Белого моря и внутренних водоемов Европейского Севера» (Петрозаводск, 1999), 4-6, 8 и 10-й научных конференциях Беломорской биологической станции им. Н.А.Перцова МГУ (ББС МГУ, 1999, 2001, 2002, 2003, 2005), международном симпозиуме Комитета по исследованию океанов (ICES) «Результаты транс-атлантического изучения Calanus finmarchicus», (Тромсо, Норвегия, 1999), 3-х международных рабочих встречах по программе «Взаимодействие суши и океана в Арктике» (LOIRA) (Москва, 2000, 2002, 2004), рабочей встрече по программе «Сток сибирских рек» (SIRRO) (Москва, 2002), 3 и 4-м международных Симпозиумах «Продукция зоопланктона» (Хихон, Испания, 2003; Хиросима, Япония, 2007), 3-х международных школах морской геологии (Москва, 2003, 2005, 2007), международной конференции по программе ESSAS (Виктория, Канада, 2005), международных конференциях Американского Общества Лимнологии и Океанографии (ASLO, Сантьяго Де Компостела, Испания, 2005,

Гонолулу, США, 2006), международной конференции «Водная экология на заре XXI века» (Санкт-Петербург, 2005), II конференции по долгосрочному планированию исследований в Арктике (ICARP II) (Копенгаген, Дания, 2005), 4-й рабочей встрече «Взаимодействие шельфа и океана - Панарктическая перспектива» (Сопот, Польша, 2006), 3-х международных конференциях "Arctic Frontiers" (Тромсо, 2007, 2009, 2010), международной конференции «Морские исследования полярных областей Земли в Международном полярном году 2007/08» (Санкт-Петербург, 2010), международной конференции «Результаты Международного полярного года 2007/08» (Осло, Норвегия, 2010).

Публикации. По теме диссертации опубликована 61 работа, включая 42 статьи в рецензируемых российских и международных научных журналах и 3 главы в коллективных монографиях.

Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, 8 глав и заключения. Диссертация содержит 316 страниц машинописного текста, включая 105 рисунков, 58 таблиц (из них 10 таблиц в Приложении) и список литературы из 560 наименований, из которых 426 — на иностранных языках.

Заключение Диссертация по теме "Гидробиология", Кособокова, Ксения Николаевна

ВЫВОДЫ

1. В ходе ревизии видового состава планктонной фауны Арктического бассейна зарегистрировано 170 видов многоклеточных животных, 16 из которых отмечены в этом районе впервые и 17 являются новыми для науки. 85% планктонной фауны составляют резидентные виды и лишь 15% — виды-стерильные экспатрианты.

2. Резидентная фауна Евразийского и Канадского бассейнов сходна по своему составу во всем диапазоне глубин; подводные хребты не являются барьерами для ее распространения. Различия фаунистического состава зоопланктона между двумя бассейнами сводятся к а) ограниченной встречаемости ряда редких глубоководных видов и б) разному набору видов-экспатриантов.

3. Районы встречаемости атлантических и тихоокеанских видов-экспатриантов в Арктическом бассейне определяются особенностями циркуляции атлантических и тихоокеанских вод. Встречаемость шельфовых экспатриантов ограничена узкой областью над континентальным склоном; в центральные районы бассейна они не проникают.

4. В количественном отношении в сообществах Арктического бассейна ведущая роль принадлежит веслоногим рачкам копеподам, составляющим в среднем более 90% общей численности и более 75% суммарной биомассы. Доминирующими по численности являются представители мелкоразмерной (0.2—1.5 мм) фракции мезопланктона, а по биомассе - три представителя крупных копепод р. Calanus: Calanus hyperboreus (30-60% суммарной биомассы), С. glacialis (2240%) и С. finmarchicus (до 60%), а также Metridia longa (до 20%) и щетинкочелюстные Eukrohnia hamata (до 16%).

5. Все массовые по численности и биомассе виды зоопланктона, за исключением С. finmarchicus, являются резидентами Арктического бассейна, способными к поддержанию в нем местных популяций. Атлантический экспатриант С. finmarchicus не способен размножаться в Арктическом бассейне, его распространение зависит от адвекции особей из Северной Атлантики и ограничено Евразийским бассейном.

6. Вертикальная структура зоопланктонных сообществ Евразийского и Канадского бассейне одинакова. В обоих бассейнах достоверно выделяются 4 вертикальных группировки видов. Они формируют 1) эпипелагическое сообщество слоя Арктических поверхностных вод (0-100 м); 2) верхне-мезопелагическое сообщество слоя галоклина и верхней части Атлантического слоя (100-500 м), 3) нижне-мезопелагическое сообщество части Атлантического слоя и верхней части Глубинных арктических вод (500-2000 м); и 4) батипелагическое сообщество Глубинных арктических вод (> 2000 м). В обоих бассейнах наблюдается сдвиг вертикальных границ обитания мезо- и батипелагических видов, общих с более южными районами, в верхние слои.

7. Максимальные концентрации зоопланктона в Арктическом бассейне наблюдаются в поверхностном слое 0—100 м, где может быть сосредоточено до 80% всей биомассы и до 90% общей численности, с глубиной оба показателя резко снижаются. В течение года в распределении зоопланктона происходят изменения, сводящиеся к увеличению численности и биомассы в поверхностном слое в период вегетации и их снижению с его окончанием. Сезонные колебания численности наблюдаются в слое 0-50 м, где они достигают десятикратного размаха; изменения биомассы затрагивают слой 0—1000 м, где они достигают пяти—десяти раз.

8. Структура зоопланктонных сообществ Евразийского и Канадского бассейнов сходна по большинству параметров, таких как состав ключевых автохтонных компонентов фауны, глубины обитания и вертикальные группировки видов, характер вертикального распределения численности и биомассы. Количественные же характеристики зоопланктонного сообщества в этих бассейнах, напротив, существенно различаются.

9. Горизонтальное распределение суммарной биомассы зоопланктона в Арктическом бассейне характеризуются отчетливой региональной неравномерностью. Евразийский бассейн в среднем почти вдвое богаче планктоном

2 2 (6.2 ± 4.1 г м"), чем Канадский (3.2 ± 0.8 г м"), и присклоновые районы

Евразийского бассейна в среднем богаче (6.9 ±4.1 г м" ), чем его северные районы

2.7 ± 0.6 г м"2).

10. Факторами, определяющими региональные различия распределения биомассы, являются продукция местных и адвекция аллохтонных популяций. Биомасса, наблюдаемая в Канадском бассейне и районах севернее 85°с.ш., соответствует минимальному уровню местной продукции. Приток аллохтонной фауны (до 40-65% суммарной биомассы) играет важную роль только в Евразийском бассейне, где он связан с циркуляцией атлантических вод, и почти не затрагивает Канадский. Сообщества мелководных шельфовых районов не влияют на формирование биомассы в глубоководных бассейнах.

БЛАГОДАРНОСТИ

Эта работа выполнена в Институте океанологии им. П.П. Ширшова Российской академии наук в атмосфере дружеского критического взаимопонимания со стороны всех без исключения сотрудников. Работа, безусловно, выиграла от принятых в коллективе лаборатории Экологии планктона высоких научных стандартов, за утверждение которых автор благодарен М.Е. Виноградову, Н.М.Ворониной,

B.А.Ведерникову, И.Н. Сухановой, А.К. Гейнрих, М.Ф. Флинту, А.Г.Тимонину, М.В. Гептнеру, Е.Г. Арашкевич, А.В. Дрицу, Т.Н. Ратьковой, А.Ф. Пастернак и другим ее научным сотрудникам. Автор глубоко признателен своим первым учителям и научным руководителям Н.М. Ворониной и Н.А. Заренкову за постоянную поддержку, внимание и советы на ранних этапах моего научного пути. Развитию авторского подхода к проблемам морской экологии и полярной океанологии способствовали обсуждения с К.В. Беклемишевым, К.Н. Несисом, А.П. Лисицыным, А.И.Агатовой, Б.И. Сиренко, Л.А. Тимоховым, Е.Л. Мархасевой, С.Ф. Тимофеевым, Ханс-Юргеном Хирхе, Рассом Хопкрофтом, Полем Вассманном, Марком Оманом. Автор благодарен своим иностранным коллегам Айке Рахору, Урсуле Шауэр, Рольфу Градингеру и Бодил Блюм, благодаря которым его участие в высокоарктических экспедициях стало реальностью и позволило осуществить данную работу. Автор признателен И.А. Мельникову и Ю.А. Рудакову за сбор и предоставление материала дрейфующих станций «Северный Полюс-22», и «СП-23», а также Д.Н. Засько, Т.Н. Семеновой, В.Н. Андронову (ИОРАН), В.В.Петряшову,

C.Д. Степаньянц, С. Гагаеву, Г.Н. Бужинской (ЗИН РАН), Мартину Энгелю (National Oceanography Centre, Southampton, England) и Франческу Пажёсу (Institut de Ciencies del Mar, Barcelona, Spain) за помощь в определении видов отдельных групп зоопланктона.

И, безусловно, я бесконечно благодарна своим родителям, Николаю Андреевичу и Наталии Михайловне Перцовым, которые всегда будут для меня образцом и идеалом бескорыстного служения делу научного познания и профессионального освоения Севера.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенные исследования позволили на новом уровне обобщить данные, описывающие особенности структуры зоопланктонных сообществ на обширной акватории Арктического бассейна. В ходе работы существовавший список планктонных животных был увеличен на 33 вида, 16 из которых найдены в Арктике впервые, а 17 - оказались новыми, для науки. Для большинства таксономических групп видовой состав на сегодня можно считать хорошо изученным, и только в отношении некоторых, например, желетелых (медуз, сифонофор, гребневиков и аппендикулярий) еще остаются вопросы. Причины их недостаточной изученности кроются в том, что многие из них разрушаются в обычно используемых планктонных сетях, которые, кроме того, не в состоянии улавливать эти организмы количественно. Очевиден и недостаток материалов с глубин Арктического бассейна. Именно в ловах с максимальных глубин (>1000 м) в ходе нашей работы было обнаружено большинство новых для Арктики и науки видов.

В ходе исследований был достигнут существенный прогресс, в области оценки количественных показателей зоопланктона, которая проводилась едиными методами на основании материалов, собранных однотипными орудиями лова, что обеспечило широкие возможности для сравнения данных из разных районов. Полученные результаты подтвердили, что ведущая роль в зоопланктонных сообществах повсеместно принадлежит лишь одной таксономической группе — веслоногим рачкам копеподам, среди которых есть виды с очень высокой численностью, и не столь многочисленные, но крупные по размеру виды, повсеместно преобладающие по биомассе. Особенности экологии массовых видов копепод, сезонные изменения их обилия и вертикального распределения определяют характер сезонных изменений общего обилия зоопланктона, его распределения в толще вод и закономерности распределения общей массы планктона по акватории Арктического бассейна.

Почти все доминирующие по биомассе виды являются преимущественно растительноядными. Из-за низких температур и короткого вегетационного периода продолжительность их жизненных циклов составляет не менее одного (Metridla longa), или даже 2—3 лет (Calanus glacialis, С. hyper bor eus). Низкая первичная продукция в регионе ограничивает вторичную продукцию (Кособокова, 1990), что выражается, в конечном счете, в относительно невысоких величинах суммарной биомассы зоопланктона по сравнению с умеренными и южными полярными районами Мирового океана, где первичная продукция выше и продукционный период более продолжителен (Виноградов, 1968; Воронина, 1984). Несмотря на невысокий уровень вторичной продукции (Кособокова. 1990), в отдельных районах Арктического бассейна обнаружены неожиданно высокие величины биомассы. Обогащение сообществ этих районов оказалось связанным с адвекцией зоопланктона, то есть с наличием аллохтонной, а не только автохтонной составляющей. Наиболее ярко увеличение биомассы проявлялось в присклоновых районах Евразийского бассейна, куда аллохтонные популяции поступают из Северной Атлантики, концентрируясь в ядре Атлантического краевого течения. Величина биомассы 23.9 г м" сух. веса, обнаруженная к северо-востоку от Карского моря в районе поступления в Арктику молодых атлантических вод, на 25% состоявшая из аллохтонного С. )гптагсЫст, оказалась самой высокой из когда-либо зарегистрированных в Арктическом бассейне,

Изучение вертикальной структуры сообществ и вертикального распределения обилия зоопланктона показало, что граница между эпи- и мезопелагиалью в Арктическом бассейне проходит на глубинах 50-100 м. Малая мощность поверхностной зоны по сравнению с другими районами Мирового океана, где она обычно охватывает слой 0-200 м (Виноградов, 1968, 1977), определяется особенностями среды и термохалинной стратификацией водного столба, не препятствующей подъему глубоководных животных в близкие к поверхности слои. За пределами поверхностной зоны океана существует глубоководное планктонное сообщество, характеризующееся существенно более низкой концентрацией планктона при существенно большем, чем в поверхностной зоне, видовом разнообразии. Главным его отличием от поверхностных сообществ является невозможность фотосинтеза из-за малого количества проникающей на глубины солнечной радиации. Традиционно считается, что в других районах Мирового Океана глубоководные планктонные сообщества играют меньшую роль в процессах потребления и преобразования органического вещества и энергии по сравнению с поверхностными, поскольку существуют при значительно более низких температурах. Наши исследования показали, что роль населения мезо- и батипелагических глубин Арктического бассейна в этом смысле не следует недооценивать, так как из-за отсутствия различий в температуре между поверхностными и глубинными слоями, масштаб процессов преобразования органического вещества на его глубинах может оказаться сопоставимым с масштабом процессов в сообществах, населяющих эпипелагиаль.

Сравнение видового состава зоопланктона и элементов структуры зоопланктонных сообществ двух основных глубоководных бассейнов Арктики — Евразийского и Канадского, показало их сходство по большинству структурных параметров. Сравнение же характера количественного распределения зоопланктона в этих бассейнах выявило существенные различия между ними. Почти двукратные различия средних величин биомассы, а также ярко выраженная неравномерность распределения биомассы в Евразийском и почти монотонное распределение ее величин в Канадском бассейне оказались непосредственно связанными с разным вкладом аллохтонных компонентов в сообщества каждого из них. Неравномерность распределения биомассы зоопланктона по акватории Евразийского бассейна в целом четко увязывается с закономерностями воспроизводства автохтонных компонентов зоопланктона, особенностями циркуляции атлантических вод, и особенностями экологии аллохтонных компонентов зоопланктона.

Как сходство видового состава зоопланктона по всей акватории Арктического бассейна, так и региональные различия в его количественном распределении на сегодняшний день следует считать достоверно установленными. Поскольку богатство пелагического населения является одним из факторов, определяющим процессы осадконакопления и трофические условия на дне океана, неравномерность распределения зоопланктона по акватории бассейна предполагает существование аналогичной неравномерности и в распределении и составе донных осадков и донной фауны. Заметное повышение биомассы бентоса в районе пятна повышенной биомассы зоопланктона в зоне рециркуляции атлантических вод над хребтом Ломоносова, обнаруженное в 1995 г. (ОеиЬе1, 2000), уже продемонстрировало такую связь между распределением фауны пелагиали и бентали. Изучение взаимосвязи между неравномерностью распределения зоопланктона, составом и распределением донных осадков и бенто-пелагическими процессами на широкой акватории Арктического бассейна представляется одной из задач будущих биологических исследований в центральной Арктике.

Библиография Диссертация по биологии, доктора биологических наук, Кособокова, Ксения Николаевна, Москва

1. Абрамова E.H. Фауна пелагических беспозвоночных шельфовых вод моря Лаптевых / Автореферат канд. дисс. биол. наук. Санкт Петербург: Зоологический ин-т РАН, 2000. 24 с.

2. Арашкевич Е.Г. Характер питания копепод северо-западной части Тихого океана // Океанология. 1969. Т.9 (5). С. 857-873.

3. Арашкевич Е.Г. Вертикальное распределение различных трофических группировок копепод в бореальных и тропических районах Тихого Океана // Океанология. 1972. Т. 12(2). С. 315-325.

4. Арашкевич Е.Г., Кособокова КН. К вопросу о жизненной стратегии растительноядных копепод: физиология и биохимический состав зимующего фонда Calanus glacialis в условиях голодания // Океанология. 1988. Т. 28. №4. С. 657-662.

5. Атлас океанов. Северный Ледовитый океан / Горшков С.Г. (ред.), М.: Гидрометеоиздат, 1983. 125 с.

6. Батманов А.Г. Пелагические остракоды (Ostracoda, Mydocopa) Северного Ледовитого Океана (состав, распределение) / Автореферат канд. дисс. биол. наук. Владивосток: Институт Биологии моря ДВО РАН, 2008. 24 с.

7. Бек Т.А., Кособокова КН., Пантюлин А.Т., Перцова Н.М., Семенова Н.Л., Шарнауд Н.П., Щербаков Ф.А. 1988. Комплексные исследования фауны Белого моря/ "Биология океана". М.: Наука. 1988. С. 6-15.

8. Беклемишев КВ. Экология и биогеография пелагиали / М.: Наука, 1969. 291 с.

9. Беляева Т.В. Фитопланктон района дрейфа станции «Северный Полюс-22» // Биология Центрального Арктического бассейна. М.: Наука. 1980. С. 133-142.

10. Богоров В.Г. Биологические сезоны Полярного моря // Докл. АН СССР. 1938. Т. 19. № 8. С. 639-642.

11. Богоров В.Г. Зоопланктон по сборам экспедиции на л/п «Г. Седов» 1937-1939 гг. // Тр. дрейф, экспедиции Главсевморпути на ледокольном пароходе «Г. Седов», 1937-1940 гг. 1946. Т. 3. С. 336-370.

12. Богоров В.Г. Стандартизация морских планктонных исследований // Тр. Ин-та океанологии АН СССР. 1957. Т. 24. С. 205-215.

13. Бродский К.А. Веслоногие рачки Calanoida дальневосточных морей СССР и Полярного бассейна // Определители по фауне СССР. М. —Л.: Изд-во АН СССР, 1950. №35. 442 с.

14. Бродский К.А. Жизнь в толще вод Полярного бассейна // Природа. 1956. № 5. С. 41—48.

15. Бродский К.А. Фауна веслоногих рачков (Calanoida) и зоогеографическое районирование северной части Тихого океана и сопредельных вод. М. —J1.: Изд-во АН СССР, 1957. 220 с.

16. Бродский К.А., Баскаков Г.А. Ускоренный счетный метод обработки зоопланктона//Тр. Всесоюзн. гидробиол. об-ва. 1952. Т. 3. С. 227—238.

17. П.Бродский К.А., Никитин М.М. Гидробиологические работы // Материалы наблюдений научно-исследовательской дрейфующей станции 1950/51 гг. JL: Морской транспорт, 1955. Т. 1. С. 404^165.

18. Бродский К.А., Павштикс Е.А. Планктон центральной части Арктического бассейна (по сборам дрейфующих станций «Северный полюс») // Вопросы географии. 1976. Т. 10. С. 148-167.

19. Бродский К.А., Вышкварцева Н.В., Кос М.С., Мархасева E.JI. Веслоногие ракообразные (Copepoda Calanoida) морей СССР и сопредельных вод / Л.: Наука. 1983. Т. 1.358 с.

20. Виноградов М.Е. Вертикальное распределение океанического зоопланктона / М.: Наука, 1968. 320 с.

21. Виноградов М.Е., Мельников H.A. Изучение экосистем пелагиали Центрального Арктического бассейна // Биология Центрального Арктического бассейна. М: Наука, 1980. С. 5-14.

22. Виркетис М.А. Планктонные исследования в Арктике за 25 лет // Проблемы Арктики. 1946. Т. 3. С. 39-54.

23. Виркетис М.А. Материалы по зоопланктону центральной части Арктического бассейна // Результаты научно-исследовательских работ дрейфующих станций «СП -4» и «СП 5», 1955/1956 гг.Л.: Морской транспорт, 1959. Т. 2. С. 133-138.

24. Волков H.A., Гудкович З.М. Основные итоги изучения дрейфа льдов в Арктическом бассейне // Проблемы Арктики и Антарктики. 1967. Т 27.

25. Воронина Н.М. Экосистемы пелагиали Антарктики // М.: Наука, 1984. 206 с.

26. Воскресенский А.И., Петров JI.C. Особенности климата // Северный Ледовитый и Южный океаны / Отв. ред. А.Ф.Трешников, С.С.Сальников. JL: Наука, 1985. С. 45-64.

27. Гейприх А.К. Сезонные явления в планктоне Мирового океана. I. Сезонные явления в планктоне средних и высоких широт. Тр. Ин-та океанологии АН СССР. 1961. Т. 51. С. 57-81.

28. Гейнрих А.К., Кособокова К.Н., Рудяков Ю.А. Сезонные изменения вертикального распределения некоторых массовых копепод Арктического бассейна // Биология Центрального Арктического бассейна. М.: Наука, 1980. С. 155-166.

29. Ершова Е.А. Биология размножения копепод рода Metridia, сем. Metridinidae (Copepoda: Calanoida) / Дипломная работа, M.: Биофак МГУ. 2009. 60 с.

30. Захаров В.Ф. Льды Арктики и современные природные процессы / Л. Гидрометеоиздат. 1981. 136 с.

31. Захаров В.Ф. Морские льды в климатической системе. СПб.: Гидрометеоиздат. 1996.213 с.

32. Зенкевич JI.A. Фауна и биологическая продуктивность моря / М.: Советская наука. 1947. Т. 2. 588 с.

33. Зубов H.H. Льды Арктики М.: Изд-во Главсевморпути, 1944. 360 с.

34. Зубов H.H. О льдах Арктики и Антарктики. М.: Изд-во МГУ, 1956. 217 с.

35. Инструкция по сбору и обработке планктона // М.: Изд. ВНИРО, 1971. 82 с.

36. Клепиков В.В., Саруханян Э.И., Смирнов H.H. Особенности гидрологии // Северный Ледовитый и Южный океаны / Отв. ред. А.Ф. Трешников, С.С. Сальников. Л.: Наука, 1985. С. 65-87.

37. Кобленц-Мишке О. И. Первичная продукция / Биология океана T. I. Биологическая структура океана. М: Наука. 1977. С. 62-64.

38. Колчак A.B. Лед Карского и Сибирского морей // Научные результаты экспедиции в 1900-1903 гг. под начальством барона Э.В. Толля. Отдел В. С.Петербург. 1909. № 1.

39. Кособокова К.Н. Суточное вертикальное распределение Calanus hyperboreus Кг oyer и Calanus glacialis Jaschnov в Центральном Полярном бассейне // Океанология. 1978. Т. 18. № 4. С. 722-728.

40. Кособокова К.Н. Потребление кислорода двумя холодноводными видами копепод Calanus glacialis Jaschnov и Metridia longa Lubbock в Белом море // Рукопись депонирована в ВИНИТИ 19.XI.1979 г., No 3920-79 деп., 20 с.

41. Кособокова КН. Калорийность некоторых представителей зоопланктона Центрального Арктического бассейна и Белого моря // Океанология. 1980а. Т. 20. В. 1. С.129-136.

42. Кособокова К.Н. Зоопланктон Центрального Арктического бассейна: Дис. канд. биол. наук. М.: ИО АН СССР, 1981а. 150 с.

43. Кособокова К.Н. Зоопланктон Центрального Арктического бассейна: Автореферат дис. канд. биол. наук. М.: ИО АН СССР, 19816. 24 с.

44. Кособокова КН. Состав и распределение биомассы зоопланктона Центрального Арктического бассейна// Океанология. 1982. Т. 22. № 6. С. 1007-1015.

45. Кособокова КН. Расчет продукции массовых растительноядных копепод Центрального Арктического бассейна // Океанология. 1986. Т. 31(6). С. 994-997.

46. Кособокова КН. Энергетические ресурсы и энергетические потребности растительноядного зоопланктона в Центральной Арктике / Исследования фитопланктона в системе мониторинга Балтийского моря и других морей СССР. Гидрометеоиздат, 1991. С. 267-275.

47. Кособокова КН. Экспериментальное изучение плодовитости антарктической копеподы Calanuspropinquus II Океанология. 1992. T. 32. С. 134—140.

48. Кособокова КН. Размножение и плодовитость беломорской копеподы Calanus glacialis в экспериментальных условиях // Океанология. 1993. Т. 33. С. 392-395.

49. Кособокова КН. Стратегия размножения и плодовитость массовых видов копепод зоопланктона моря Лаптевых // Научные результаты экспедиции ЛАПЭКС-93. СПб: Гидрометеоиздат, 1994. С. 289-298.

50. Кособокова КН. Новые данные о жизненном цикле Са1апш ¿^амаИя в Белом море (на основе сезонных наблюдений за развитием генеративной системы) // Океанология. 1998. Т. 38. № 3. С. 387-396.

51. Кособокова КН. Региональные особенности количественного распределения зоопланктона в Арктическом бассейне // Доклады Академии Наук. 2003. Т. 392. № 1. С. 986-994.

52. Кособокова КН., Куликов А.С., Рудяков Ю.А. Ловы без замыкания как метод изучения вертикального и горизонтального распределения пелагических организмов в Арктике // Биология Центрального Арктического бассейна. М.: Наука, 1980. С. 183-195.

53. Кособокова КН., Пантюяин А.Н., Рахор А. и др. Комплексные океанографические исследования в Белом море в апреле 2003 г. // Океанология. 2004. Т. 44. №2. С. 313-320.

54. Кособокова КН., Перцова Н.М. Биология арктической копеподы Са1апт glacialis в Белом море // В кн.: «Биологический мониторинг прибрежных вод Белого моря». М.: ИОАН, 1990. С. 57-71.

55. Кособокова КН., Перцова Н.М. Зоопланктон глубоководной части Белого моря в конце гидрологической зимы // Океанология. 2005. Т. 45, № 6. С. 866-878.

56. Кособокова КН., Перцова Н.М. Иллюстрированный атлас беспозвоночных Белого моря / М: Т-во научных изданий КМК. Коллективная монография. 2006. Ред. Марфенин Н.Н. С. 32-49.

57. Кособокова КН., Ратькова Т.Н., Сажин А.Ф. Ранне-весенний зоопланктон подо льдом губы Чупа, Белое море, 2002 //. Океанология. 2003. Т. 43. № 5. С .775-784.

58. Кузьмина А.И. Некоторые данные о распределении планктона в северной части Гренландского моря в октябре-ноябре 1957 г. (по сборам на д.-э. «Лена») // Докл. АН СССР. 1960. Т. 134. № 5. С. 1204-1207.

59. Линко А.К. Исследования над составом и жизнью планктона Баренцева моря // Экспедиция для научно-промысловых исследований у берегов Мурмана 19001903. СПб, 1907.

60. Линко A.K. Schizopoda русских северных морей // Научные результаты Русской Полярной Экспедиции 1900-1903 гг. Зоология. СПб, 1908. Т. 1. Вып. 8. С. 1-76.

61. Линко А.К. Зоопланктон Сибирского Ледовитого океана по сборам русской полярной экспедиции 1900-1903 гг. //Записки Имп. Академии наук, сер. 8, физмат. отдел. 1913. Т. 19. № 4. 53 с.

62. Маргулис Р.Я. Новые гидроидные медузы семейства Tubulariidae (Coelenterata, Hydrozoa) // Зоологический журнал. 1989. Т. 58. Вып. 6. С. 126-130.

63. И.Мархасева Е.Л. Веслоногие ракообразные Aetideidae (Copepoda, Calanoida) восточного сектора центральной части Арктического бассейна // Океанология. 1984. Т. 24. С. 511-513.

64. Мельников И.А. Гидробиологические исследования в центральной части Северного Ледовитого океана// Океанология. 1976а. Т. 16. № 3. С. 547-550.

65. Мельников И.А. Гидробиологические исследования в центральной части Северного Ледовитого океана (весна 1976 г.) // Океанология. 19766. Т. 16. № 6. С. 1134-1135.

66. Мельников И.А. Гидробиологические исследования в центральном Арктическом бассейне (весна 1978 г.) // Океанология. 1978. Т. 18. № 6. С. 1132.

67. Мельников И.А. Краткий исторический обзор криобиологических исследований в Северном Ледовитом океане // Биология Центрального Арктического бассейна. М.: Наука, 1980. С. 56-61.

68. Мельников И.А. Экосистема Арктического морского льда / М: ИОАН СССР. 1989. ред. Виноградов М.Е. 191 с.

69. Мельников И.А., Куликов А. С. Криопелагическая фауна Центрального Арктического бассейна // Биология Центрального Арктического бассейна. М.: Наука, 1980. С. 97-111.

70. Мельников И.А., Павлов Г.Л. Особенности распределения органического углерода в водах и льдах Арктического бассейна // Океанология. 1978. Т. 18. № 2. С. 248254.

71. Мельников И.А., Циновский В.Д. Гидробиологические исследования в Северном Ледовитом океане на СП-23 (май-октябрь 1977 г.) // Океанология 1978. Т. 18. № 2. С. 378-379.

72. Никифоров Е.Г., Шпайхер А. О. Закономерности формирования крупномасштабных колебаний гидрологического режима Северного Ледовитого океана. Л.: Гидрометеоиздат, 1980. 269 с.

73. Павштикс Е.А. Гидробиологическая характеристика вод Арктического бассейна в районе дрейфа станции «Северный Полюс-17» // Тр. Арктич. и Антарктич. научно-исслед. ин-та. Ленинград: 1971а. Т. 302. С. 63-69.

74. Павштикс Е.А. О сезонных изменениях численности зоопланктона в районе Северного полюса // Докл. АН СССР. 19716. Т. 196. № 2. С. 441^144.

75. Павштикс Е.А. Биологические сезоны и продолжительность жизни Calanus hyperboreus Кг oyer в центре Арктики // Природа и хозяйство Севера. 1976. Вып. 4. С. 121-127.

76. Павштикс Е.А. Сезонные изменения возрастного состава популяций веслоногих рачков Calanoida в Арктическом бассейне // Исследование фауны морей. Л.: Наука, 1977. Т. XIX (XXVII). С. 56-73.

77. Павштикс Е.А. О некоторых закономерностях в жизни планктона Центрального Арктического бассейна // Биология Центрального Арктического бассейна. М.: Наука, 1980. С. 142-154.

78. Пастернак А.Ф. Эколого-физиологические основы формирования жизненных циклов планктонных копепод высоких широт. Автореф. дис. докт. биол. наук. Москва. 2009. 50 с.

79. Перцова Н.М. Зоопланктон Кандалакшского залива Белого моря // Тр. Беломорской биол. станции МГУ. М.: Изд-во МГУ. 1970. Т. 3. С.34-45.

80. Перцова Н.М. Распределение и жизненный цикл Metridia longa Lubbock в Белом море // Тр. Беломорской биол. станции МГУ. Т. 4. 1974. М.: Изд-во МГУ. С. 1431.

81. Перцова Н.М. Жизненные циклы массовых видов копепод планктона Белого моря. Дисс. канд биол. наук. М: МГУ, 1984. 189 с.

82. Перцова Н.М., Прыгупкова Р.В. Зоопланктон // Белое море. Биологические ресурсы и проблемы их рационального использования. Исследования фауны морей. 1995. Т. 42 (50). Ч. I. С. 115-141.

83. Перцова Н.М., Кособокова КН., Прудковский A.A. 2006. Жизненный цикл, размерный состав и распределение гидромедузы Aglantha digitale (O.F.Miller, 1766) в Белом море // Океанология. 2006. Т. 46. В. 2. С. 249-258.

84. Пономарев В. И. Одномерная модель сезонного пикноклина и однородного слоя в Арктическом бассейне. Тр. Арктич. и Антрктич. научно-исслед. ин-та, Ленинград, 1979. Т. 357, С. 37-47.

85. Прыгупкова Р.В. О цикле развития калянуса {Calanus glacialis Jaschnov) в Белом море // Докл. АН СССР. 1968. Т. 182. № 6. С. 1447-1450.

86. Прыгупкова Р.В. Некоторые особенности сезонного развития зоопланктона губы Чупа Белого моря // Исследование фауны морей. Л.: Наука, 1974. Т. XIII (XXI). С. 4-52.

87. Ратькова Т.Н., Сажин А.Ф., Кособокова КН. 2004. Одноклеточное население беломорской пелагиали подо льдом в ранне-весенний период // Океанология. 2004. Т. 44. В. 2. С. 259-266.

88. Рудяков Ю.А. Методы описания вертикального распределения пелагических организмов // Океанология. 1977. Т. 17. С. 319-323.

89. Рудяков Ю.А. Вертикальное распределение Calanus hyperboreus (Copepoda) в Центральном Арктическом бассейне // Океанология. 1983. Т. 23. С. 249-254.

90. Русанов В.П. Гидрохимическая характеристика поверхностных вод Арктического бассейна // Биология Центрального Арктического бассейна. М.: Наука, 1980. С. 15-35.

91. Сажин А.Ф., Виноградов М.Е. Вертикальное распределение массовых видов зоопланктона в Японском море// Океанология. 1979. Т.19. С. 1094-1102.

92. Сажин А.Ф., Ратькова Т.Н., Кособокова К.Н. Население прибрежного льда Белого моря в ранне-весенний период // Океанология. 2004. Т. 44. № 3. С. 92-100.

93. Соловьев А.К., Кособокова КН. 2003. Питание Parasagitta elegans Verill в Белом море // Океанология. 2003. Т. 43. В. 4. С. 555-562.

94. Степанъянц С.Д., Сифонофоры морей СССР и северной части Тихого океана / Определитель по фауне СССР. Т.96. JL: Наука, 1967. 216 с.

95. Степанъянц С.Д., Шейко О.В. Пелагические книдарии. Определитель классов, отрядов, семейств / Морской планктон. Систематика, экология, распределение. Л.: Изд-во ЗИН АН СССР. 1989. С. 100-132.

96. Тимопин А.Г. Структура пелагических сообществ. Количественное соотношение различных трофических группировок планктона в фронтальных зонах тропической области океана // Океанология. 1969. Т. 9.

97. Тимонин А.Г. Структура пелагических сообществ. Трофическая структура зоопланктонных сообществ северной части Индийского океана. Океанология. 1973. Т. 13.

98. Тимофеев В.Т. Атлантические воды в Арктическом бассейне // Проблемы Арктики. 1957. Т. 2. С. 41-51.

99. Тимофеев В.Т. Водные массы Арктического бассейна. Л.: Гидрометеоиздат, 1960. 190 с.

100. Тимофеев С.Ф. Распределение и возрастной состав эвфаузиид в водах вокруг архипелага Шпицберген // Океанология. 1993. Т. 33 (1). С.105-109.

101. Тимофеев С.Ф. Популяционная структура эвфаузииды Thysanoessa longicaudata в море Лаптевых летом 1993 и 1995 гг. // Биология моря. 1999. Т. 25. № 1. С. 31-34.

102. Трешников А.Ф. Поверхностные воды в Арктическом бассейне // Проблемы Арктики. 1959. Вып. 7. С. 5-14.

103. Трешников А.Ф. (гл. ред.) Атлас Арктики. М.: Гл. упр. геодезии и картографии при СМ СССР, 1985.204 с.

104. Трешников А.Ф., Баранов Г.И. Структура циркуляции вод Арктического бассейна. Л.: Гидрометеоиздат, 1972. 158 с.

105. Тупицкий B.B. Новый глубоководный вид рода Xanthocalanus (Copepoda, Calanoida) из Гренландского моря // Зоол. журн. 1982. Т. 61. С. 297-299.

106. Усачев П.И. Биологический анализ льдов // Доклады АН СССР. 1938. Т. 19. № 8. С. 643-646.

107. Усачев П.И. Биологические показатели происхождения льдов в Карском море, море Лаптевых и др. // Тр. Ин-та океанологии АН СССР. 1946а. Т. 1. С. 113150.

108. Усачев П.И. Фитопланктон по сборам экспедиции, дрейфующей на л/п «Седов» 1937-1939 гг. // Тр. дрейфующей экспедиции Главсевморпути на ледокольном пароходе «Г. Седов», 1937-1940 гг. 19466. Т. 3. С. 371-397.

109. Усачев П.И. Микрофлора полярных льдов // Тр. Ин-та океанологии АН СССР. 1949. Т. 3. С. 216-259.

110. Усачев П.И. Фитопланктон у Северного полюса // Тр. Всесоюзн. гидробиол. об-ва. 1961. Т. 11. С. 189-208.

111. Фролов И.Е., Гудкович З.М., Карклин В.П., Ковалев Е.Г., Смоляницкий В.М. Научные исследования в Арктике. Т.2. Климатические изменения ледового покрова морей Евразийского шельфа / Фролов И.Е. (Ред.) СПб.: Наука? 2007. 158 с.

112. Ушаков П. В. К фауне многощетинковых червей (Polychaeta) Арктики и Антарктики//Зоол. журн. 1957. Т. 36(11). С. 1659-1672.

113. Флинт М.В. Трофическая структура и вертикальное распределение трофических группировок мезопланктона на экваторе (97°з.д.) // Тр. Ин-та океанологии. 1975. Т. 102.

114. Флинт М.В., Суханова H.H. 2003. Биологическая продукция в области восточного континентального склона Берингова моря / Актуальные проблемы океанологии. М.: Наука. С 165-183.

115. Цалкина A.B. Особенности распределения Cyclopoida (Copepoda, Crustacea) в тропических районах Тихого и Индийского океанов. Автореф. канд. дисс. биол. наук. М: ИО АН. 1970. 24 с.

116. Численко JI.JI. Номограммы для определения веса водных организмов по размерам и форме тела (морской зообентос и планктон). Л.: Наука, 1968. 106 с.

117. Ширшов ПЛ. Океанологические наблюдения//Доклады АН СССР. 1938. Т. 19. № 8. С. 569-580.

118. Ширшов П.П. Научные результаты дрейфа станции «Северный Полюс» // Общее собрание АН СССР 14-17 февраля 1944 г. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1944. С. 110-140.

119. Шувалов B.C. Географическая изменчивость некоторых видов сем. Oithonidae (Copepoda, Cyclopoida). Исслед. фауны морей. Л: Наука, 1972. Т. XII (XX). С. 146-159.

120. Яшнов В.А. Планктическая продуктивность северных морей СССР. М.: МОИП, 1940.85 с.

121. Яшнов В.А. Морфология, распространение и систематика Calanus finmarchicus s.l. //Зоол. журнал. 1955. Т. 34. С. 1210-1223.

122. Яшнов В.А. Водные массы и планктон. 2. Calanus glacialis и Calanus pacificus как индикаторы определенных водных масс морей Тихого океана // Зоол. журнал. 1965. Т. 42. С. 1005-1021.

123. Яшнов В.А. Водные массы и планктон. 4. Calanus finmarchicus и Dimophyes arctica как индикаторы атлантических вод в Полярном бассейне // Океанология. 1966. Т. 6. №3. С. 493-503.

124. Aagaard К. A synthesis of the Arctic Ocean circulation // Rapp P.-v. Reun. Cons. int. Explor. Mer. 1989. V. 188. P. 11-22.

125. AagaardK., CarmackE.C. The Arctic Ocean and climate: A perspective // The Polar oceans and their role in shaping the global environment. Geophysical Monograph. 1994. V. 85. P. 5-20.

126. Aagaard K., Coachman L.K., Carmack E.C. On the halocline of the Arctic Ocean // Deep-Sea Res. 1981. V. 28. P. 529-545.

127. Aagaard K., Greisman P. Towards a new mass and heat budget for the Arctic Ocean //J. Geophys Res. 1975. V. 80. P. 3821-3827.

128. Aagaard K., Swift J.H., Carmack E.C. Thermohaline circulation in the Arctic Mediterranian Seas //Journal of Geophysical Research. 1985. V. 90. P. 4833-4846.

129. Alexander V., Niebauer H.J. Oceanography of the eastern Bering Sea ice-edge zone in spring // Limnol. Oceanogr. 1981. V. 26. P. 1111-1125.

130. Alonzo F., Mayzaud P., Razouls S. Egg production, population structure and biochemical composition of the subantarctic copepod Paraeuchaeta antarctica in the Kerguelen Archipelago // Mar. Ecol. Prog. Ser. 2000a. V. 205. P. 207-217.

131. Alonzo F., Mayzaud P., Razouls S. Egg-production dynamics, biochemical composition and hatching success of the subantarctic copepod Paraeuchaeta antarctica: laboratory studies // Mar. Ecol. Prog. Ser. 2000b. V. 205 P. 219-227.

132. Altaff K., Chandran M.R. Oviducal gland of planktonic copepod, Heliodiaptomus viduus Gurney a new report // Current Science. 1994. V. 66 (1). P. 81-83.

133. Alvariho A. Egg pouches and other reproductive structures in pelagic chaetognatha // Pacific Sci. 1968. V. 22. P. 488-492.

134. Andronov V.N., Kosobokova K.N. New species of small, bathypelagic calanoid copepods from the Arctic Ocean: Brodskius arcticus sp. nov. (Tharybidae) and three new species of Pertsovius gen nov. (Discoidae) // Zootaxa (in press).

135. Anderson L.G., Jones E.P., Koltermann K.P., Schlosser P., Swift J.H., Wallace D. W.R. The first oceanographic section across the Nansen Basin in the Arctic Ocean // Deep-Sea Research. 1989. V. 36. P. 475^82.

136. Apollonio S. Hydrobiological measurments on IGY drifting Station Bravo // Trans. Amer. Geophysical Union. 1959. V. 40. № 3. P. 316-319.

137. Apollonio S., Pennington M., Cota G.F. Stimulation of phytoplankton photosynthesis by bottom-ice extracts in the Arctic // Polar Biology. 2002. V.25. P. 350-354.

138. Arashkevich E„ Wassmann P., Pasternak A., Riser C.W. Seasonal and spatial changes in biomass, structure, and development progress of the zooplankton community of the Barents Sea // Journal of Marine Systems. 2002. V. 38. № 1-2. P. 125-145.

139. Ashjian C.J., Campbell R.G., Welch H.E., Butler M., Van Keuren D. Annual cycle in abundance, distribution, and size in relation to hydrography of important copepod species in the western Arctic Ocean // Deep-Sea Research I. 2003. V. 50. P. 1235— 1261.

140. Auel H. The ecology of Arctic deep-sea copepods (Euchaetidae and Aetideidae). Aspects of their distribution, trophodynamics and effect on the carbon flux // Berichte zur Polarforschung. 1999. V. 319. 97 pp.

141. Auel H. Egg size and reproductive adaptations among Arctic deep-sea copepods (Calanoida, Paraeuchaeta) II Helgol. Mar. Res. 2004. V. 58. P. 147-153.

142. Auel H., Hagen W. Mesozooplankton community structure, abundance and biomass in the central Arctic Ocean // Marine Biology. 2002. V. 140. P. 1013-1021.

143. Auel H, Hagen W. Body mass and lipid dynamics of Arctic and Antarctic deep-sea copepods (Calanoida, Paraeuchaeta)-. ontogenetic and seasonal trends // Deep-Sea Research I. 2005. V. 52 (7). P 1272-1283.

144. Auel H, Klages M., Werner I. Respiration and lipid content of the Arctic copepod Calanus hyperboreus overwintering 1 m above the seafloor at 2,300 m water depth in the Fram Strait // Marine Biology. 2003. V. 143. P. 275-282.

145. Augstein E. and cruise participants. The expedition ARCTIC'96 of RV "Polarstern" (ARK XII) with the Arctic Climate System Study (ACSYS). Reports on Polar Research (Berichte zur Polarforschung). 1997. V. 234. 54 p.

146. Bakke J.L.W. Biological studies on deep-water pelagic community of Korsfjorden, western Norway. Population dynamics of Euchaeta norvegica (Crustacea, Copepoda) from 1971 to 1974 // Sarsia. 1977. V. 63. P. 49-55.

147. Bamstedt U. Studies on the deep-water pelagic community of Korsfiorden, western Norway. Ecological aspects of individual variations in weight and protein and lipid content of Euchaeta norvegica (Copepoda) // Sarsia. 1975. V. 59. P. 3 1-46.

148. Bamstedt U. Reproductive bioenergetics within the summer and winter generations of Euchaeta norvegica (Copepoda) // Marine Biol. 1979. V. 54. P. 135-142.

149. Bamstedt U. Water and organic content of boreal macrozooplankton and their significance for the energy content // Sarsia. 1981. V. 66(1). P. 59-66.

150. Bamstedt U. Chemical composition and energy content // The Biological Chemistry of Marine Copepods / Corner E.D.S., O'Hara S.C.M. (eds.). Oxford: Oxford University Press, 1986. P. 1-58.

151. Bamstedt U., Holt M. R. Expermental studies on the deepwater pelagic community of Kjorsfjorden, western Norway. Prey-size preference and feeding of Euchaeta norvegica (Copepoda) // Sarsia. 1978. V. 63. P. 225-236.

152. Barber, D.G., Massom. The role of sea ice in polynya processes. / Polynyas: Windows into Polar Oceans. Smith, W.O., Barber, D.G. (eds.) Elsevier Series in Oceanography. 2006. P. 1-54.

153. Barnard J.L. Epipelagic and under-water Amphipoda of the Central Arctic Basin // Geophysical Research Paper. 1959. V. 1. № 63. P. 115-152.

154. Barnett D. Sea ice distribution in the Soviet Arctic // The Soviet Maritime Arctic / L.W. Brigham. Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1991. P. 47-62.

155. Barthel K.-G. Relationships of food uptake and body components of Calanus finmarchicus, C. glacialis and C. hyperboreus to particulate matter and water characteristics in Fram Strait // Polar Biol. 1990. V. 10. P. 343-350.

156. Batchelder H.P., Miller C.B. Life history and population dynamics of Metridia pacifica: results from simulation modelling // Ecological Modelling. 1989. V. 48. P. 113-136.

157. Be A.W.H. Some observations on Arctic planktonic foraminifera // Contr. Cushman Found. Foramineral Res. 1960. V. 11. P. 64-68.

158. Berger V., Dahle S., Galaktionov K., Kosobokova X., Naumov A., Rat'kova T., Savinov V., Savinova T. White Sea. Ecology and environment / St. Petersburg-Tromso, Berger V., Dahle S. (eds.). 2001. 158 pp.

159. Bjork G., Anderson L.G., Jakobsson M., Antony D., Eriksson B., Eriksson P.B., Hell

160. B., Hjalmarsson S., Janzen T., Jutterstrom S,. Linders J., Lowemark L., Marcussen

161. C., Olsson K.A., Rudels B., Sellen E., Solvsten M. Flow of Canadian Basin deep water in the Western Eurasian Basin of the Arctic Ocean // Deep-Sea Res. I. 2010. V. 57. P. 577-586.

162. BjorklundK.R., Kruglikova S.B. // Mar. Micropaleontol. 2003. V. 49. P. 231-243.

163. Blindheim J. Cascading of Barents Sea bottom water into the Norwegian Sea // Rap. Process-verbaux.Reunion Cons. Int. Explor. Mer. 1989. V. 188. P. 49-58.

164. Bluhm B.A., Gradinger R., Piraino S. First record of sympagic hydroids (Hydrozoa, Cnidaria) in Arctic coastal fast ice // Polar Biology. 2007. v/ 30. P.1557-1563.

165. Booth B.C., Homer R.A. Microalgae on the Arctic Ocean Section, 1994: species abundance and biomass // Deep-Sea Research II. 1997. V. 44, N. 8. P. 1607-1622.

166. Bradford J.M. Deep-sea benthopelagic calanoid copepods and their colonization of the near-bottom environment // Zoological Studies. 2004. V. 43. № 2. P. 276-291.

167. Brodsky K.A. Calanoida of the far eastern seas and Polar Basin of the USSR // Keys to the fauna of the USSR / Pavlovskii E.N. (ed.). Israel Prog. Sci. Transl. Jerusalem, 1970. V. 35. P. 440.

168. Bucklinn A., Hopcroft R.R., Kosobokova K.N., Nigro L.M., Ortman B.D., Jennings R.M., Sweetmann C.J. DNA barcoding of Arctic Ocean holozooplankton for species identification and recognition // Deep-Sea Research II. 2010. V. 57. P. 40-48.

169. Buskey E. J., Stearns D. E. The effects of starvation on bio- luminescence potential and egg release of the copepod Metridia longa II Journal of Plankton Research. 1991. V. 13. P. 885-893.

170. Carey A. G. The ice fauna in the shallow southeastern Beaufort Sea, Arctic Ocean // J. Mar Syst. 1992. V.3. P. 225-236.

171. Carmack E. Large-Scale Physical Oceanography of Polar Oceans / Polar Oceanography. Part A. Physical Science. Smith W.O. (ed.). Academic Press Inc. San Diego. 1990. P. 171-222.

172. Carmack E., Wassmann P. Food webs and physical-biological coupling on pan-Arctic shelves: Unifying concepts and comprehensive perspectives // Progress in Oceanography. 2006. V. 71. P. 446-477.

173. Chapman W.L., Walsh J.E. Recent variations of sea ice and air temperature in high latitudes I I Bull. Am. Meteorol. Soc. 1993. V. 74. P. 33^17.

174. Cheney J. Spatial and temporal abundance patterns of oceanic chaetognaths in the western North Atlantic. Vertical distribution and migrations // Deep-Sea Research. 1985. V. 32 (9). P. 1061-1075.

175. Coachman L.K., Aagaard K. On the water exchange through Bering Strait // Limnology and Oceanography. 1966. V. 11. № 1. P. 44-59.

176. Coachman L.K, Aagaard K. Physical Oceanography of the Arctic and Sub-Arctic seas / Marine geology and oceanography. Herman Y. (ed.). Springer. New York. 1974. P. 1-72.

177. Coachman L.K., Barnes C.A. The contribution of Bering Sea water to the Arctic Ocean//Arctic. 1961. V. 14. № 3. P. 146-161.

178. Coachman L.K., Barnes C.A. Surface water in the Eurasian Basin of the Arctic Ocean // Arctic. 1962. V. 15. № 4. P. 251-277.

179. Coachman L.K., Barnes C.A. The movement of Atlantic water in the Arctic Ocean // Arctic. 1963. V. 16. P. 8-16.

180. Comiso J.C., Parkinson C.L. Satellite observed changes in the Arctic // Phys. Today. 2004. V. 57. № 8. P. 38-44.

181. Comiso J.C., Parkinson C.L., Gersten R., Stock L. Accelerated decline in the Arctic sea ice cover // Geophys. Res. Lett. 2008. V. 35. L01703. doi: 10.1029/2007GL031972.

182. Conover R.J. Comparative life histories in the genera Calanus and Neocalanus in high latitudes of the northern hemisphere // Hydrobiologia. 1988. V. 167/168. P. 127-142.

183. Conover R.J., Corner E.D.S. Respiration and nitrogen excretion by some marine zooplankton in relation to their life cycles // Journ. Mar. Biol, assoc. UK. 1968. V. 48. P. 49-75.

184. Conover R.J., Huntley M. Copepods in ice-covered seas Distribution, adaptations to seasonally limited food, metabolism, growth patters and life cycle strategies in polar seas // Journal of Marine Systems. 1991. V. 2. P. 1-41.

185. Conover R.J., Siferd T.D. Dark-season survival strategies of coastal zone zooplankton in the Canadian Arctic // Arctic. 1993. V. 46. P. 303-311.

186. Damkaer D.M. Calanoid copepods of the genera Spinocalanus and Mimocalanus from the central Arctic Ocean, with a review of the Spinocalanidae / NOAA Tech. Rep. NMFS CIRC-391, Seattle. 1975. 88 p.

187. Dawson J.K. Chaetognaths from the Arctic Basin, including the description of a new species of Heterokrohnia II Bull. Soc. Calif. Acad. Sci. 1968. V. 67. P. 112-124.

188. Dawson J.K. Taxonomic guides to Arctic zooplankton (III): Species of Arctic Ocean Chaetognaths // Univ. South. California. 1971. Technical report №3. P. 6-23.

189. Dawson J.K. Vertical distribution of Calanus hyperboreus in the central Arctic Ocean // Limnol. Oceanogr. 1978. V. 23. P. 950-957.

190. DefantA. Physical Oceanography / Oxford. 1961.V. 1.

191. Dickson R.R., Osborn T.J., Hurrell J.W., MeinkeJ., BlinheimJ., AdlandsvikB., Vinje T., Alekseev T., Maslowski W. The Arctic Ocean response to the North Atlantic Oscillation//J. Clim. 2000. V. 13. P. 2671-2696.

192. Diel S., Tande K.S. Does the spawning of Calanus finmarchicus in high latitudes follow a reproducible pattern? // Marine Biol. 1992. V. 113. P. 21-31.

193. Digby P.S.B. The biology of the marine planktonic copepods of Scoresby Sound, East Greenland // J. Animal Ecology. 1954. V. 23 (2). P. 298-338.

194. Dunbar M.J. Eastern Arctic waters // Fish. Res. Board Canada. 1951. Bull. 28. P. 1131.

195. Dunbar M.J., Harding G. Arctic Ocean water masses and plankton — a reappraisal // Arctic Drifting Stations: A report on activities supported by the Office of Naval Research / Sater J.E. (coord.). Arctic Institute of North America. 1968. P. 315-326.

196. Eiken H., Martin T., Reimnitz E. Sea-ice studies and sampling // Reports on Polar Research (Berichte zur Polarforschung). 1994. V. 149. P. 42-47.

197. Eilertsen H.-C., Hansen G.A., Svendsen H., Hegseth E.N. The onset of spring phytoplankton bloom in the Barents Sea: Influence of changing light regime and other environmental factors II SPIE. 1993. V. 2-48. P. 20-32.

198. Ekman S. Zoogeography of the Sea / Fox H.M. (ed). Sidgwick and Jackson Limited London, 1953.417 p.

199. English T.S. Primary production in the central North Polar Sea, drifting station "Alpha", 1957-1958 // Pap. pres. 1-st Internat. Oceanogr. Congr., New York. 1959.

200. English T.S. Some biological oceanographic observations in the central North Polar Sea, Drift Station Alpha, 1957-1958 // Scientific Report № 15. Arctic Inst. North America. 1961. 59 p.

201. Fagelli E. Bathymeric distribution of chaetognaths in the south eastern Pacific Ocean // Marine Biology. 1972. V. 17. P. 7-27.

202. Falkenhaug T., Tande K, Semenova T. Diel, seasonal and ontogenetic variations in the vertical distributions of four marine copepods // Mar. Ecol. Prog. Ser. 1997. V. 149(1). P. 105-119.

203. Field J.G., Clarke K.R., WarwickR.M. A practical strategy for analysing multispecies distribution patterns II Mar. Ecol. Prog. Ser. 1982. V. 8. P. 37-52.

204. Friedrich C. Ökologishche Untersuchungen zur Fauna des arktischen Meereises II Ber. Polarforschung. 1997. V. 246. P. 1-211.

205. Frolov I.E., Gudkovich Z.M., Karklin V.P. Climate Change in Eurasian Arctic Shelf Seas. Centennial Ice Cover Observations / Praxis Publishing Ltd, Chichester, UK, 2009. 164 p.

206. Froneman P. W., Pakhomov E.A. Trophic importance of the chaetognaths Eukrohnia hamata and Sagitta gazellae in the pelagic system of the Prince Edward Islands (Southern Ocean) // Polar Biol. 1998. V. 19. P. 242-249.

207. Frost B.W. A taxonomy of the marine calanoid genus Pseudocalanus // Canadian Journal of Zoology. 1989. V. 67. P. 525-551.

208. Futterrer D.K. The Expedition ARCTIC 93, Leg ARK IX/4 of RV "Polarstern". 1993 // Reports on Polar Research (Berichte zur Polarforschung). 1994. V. 149. 244 p.

209. Gaard E., Gislason A., Falkenhaug T., Soiland II, Musaeva E., Vereshchaka A., Vinogradov G. Horizontal and vertical copepod distribution and abundance on the Mid-Atlantic Ridge in June 2004 // Deep-Sea Research II. 2008. V. 55. P. 59-71.

210. Gallienne C.P., Robins D.B. Is Oithona the most important copepod in the world's oceans? // Journal of Plankton Research. 1994. V. 23. P. 1421-1432.

211. Garrison D.L., Buck K.R. Surface-layer sea ice assemblages in Antarctic pack ice during the austral spring: environmental conditions, primary production and community structure // Mar. Ecol. Prog. Ser. 1991. V. 75. P. 161-172.

212. Geynrikh A.K., Kosobokova K.N., Rudyakov Y.A. Seasonal variations in the vertical distribution of some prolific copepods of the Arctic basin // Can. Transl. Fish. Aquat. Sci. 1983. V. 4925. P. 1-22.

213. Ghirardelli E. Some aspects of the biology of the chaetognaths // Adv. Mar. Biol. 1968. V. 6. P. 271-375.

214. Gloersen P., Campbell W.J., Cavalieri D.J. et al. Arctic and Antarctic sea ice, 19781987; Satellite passive-microwave observations and analysis. Wash. (D.C.), 1992. (NASA SP; 511).

215. Gordienko P.A., Laktionov A.F. Circulation and physics of the Arctic basin waters // Annals of the International Geophysics Year. 1969. V. 46. P. 94-112.

216. Gorshkov S.G. World Ocean Atlas. V. 3 (Arctic Ocean). New York: Pergamon, 1983. 189 p.

217. Gosselin M., Levasseur M, Wheeler P.A., Horner R.A., Booth B.C. New measurements of phytoplankton and ice algal production in the Arctic Ocean // Deep-Sea Research Part II: Topical Studies in Oceanography. 1997. V. 44. № 8. P. 16231644.

218. Gradinger R. Integrated abundances and biomass of sympagic meiofauna from Arctic and Antarctic pack ice // Polar Biology. 1999. V. 22. P. 169-177.

219. Gradinger R. Sea ice microorganisms / Bitten G.E. (Ed.) Encyclopedia of Environmental Microbiology Wiley, New York. 2002. P. 2833-2844.

220. Gradinger R. Sea ice algae: major contributors to primary production and algal biomass in the Chukchi and Beafort Sea during May-June 2002 // Deep-Sea Research II. 2009. V. 56. P. 1201-1212.

221. Gradinger R.R., Bluhm B.A. In situ observations on the distribution and behavior of amphipods and Arctic cod (.Boreogaidus saida) under the sea ice of the high Arctic Canadian Basin // Polar Biology. 2004. V. 27. P. 595-603.

222. Grahl C., Boetius A., Nothig E.-M. Pelagic-bentic coupling in the Laptev Sea affected by ice cover // Land-ocean systems in the Siberian Arctic: Dynamics and History / Kassens H. etal. (eds.). Berlin: Springer-Verlag, 1999. P. 143-152.

223. Grainger E.H. The annual océanographie cycle at Igloolik in the Canadian Arctic. I. The Zooplankton and physical and chemical observations. J. Fish. REs. Bd. Can. 1959. V. 16(4). P. 453-501.

224. Grainger E.H. The copepods Calanus glacialis Jaschnov and Calanus finmarchicus (Gunnerus) in Canadian Arctic-Subarctic waters // J. Fish. Res. Bd Can. 1961. V. 18. № 5. P. 663-678.

225. Grainger E.H. Zooplankton from the Arctic Ocean and adjacent Canadian waters // J. Fish. Res. Bd. Canada. 1965. V. 22. P. 543-564.

226. Grainger E.H. Vertical distribution of zooplankton in the central Arctic ocean // Proc. 6th Conf. Comité Arctique International / Rey L., Alexander V. (eds). 1989. P. 4860.

227. Gran H.H. Diatomaceae from ice-floes and plankton of the Arctic Ocean / The Norwegian North Polar Expedition, 1893-1896. Scientific Results. 1904. V. 4. (11). 222 p.

228. Gran H.H. On the conditions for the production of the plankton in the sea. // Rapp. P-v Reun. Cons. Int. Explor. Mer. 1931. V. 75. P. 37-46.

229. Greene C.H. A brief review of Zooplankton sampling methods: copepodology for larval ecologist // Ophelia. 1990. V. 32. P. 109-113.

230. Grice G.D. Copepods collected by the nuclear submarine Seadragon on a cruise to and from the North Pole, with remarks on their geographic distribution // J. Mar. Res. 1962. V. 20. P. 97-109.

231. Grigg H., Bardwell S.J. Seasonal observations on moulting and maturation in Stage V copepodites of Calanus finmarchicus from the Firth of Clyde // J. Mar. Biol. Assoc. UK. 1982. V. 62. P. 315-328.

232. Groendahl F., Hernroth L. Vertical distribution of copepods in the Eurasian part of the Nansen Basin, Arctic Ocean / Schriever G., Schminke H.K., Shih C-t (eds) Proc. Sec. Int. Conf. Copepoda Ottawa, 1986. Syllogeus 58. P. 311-320.

233. Grotefendt K., Logemann K., Quadfasel D., Ronski S. Is the Arctic Ocean warming? // J. Geophys. Res. 1998. V. 103. P. 27679-27687.

234. Hagen W., Auel H. Seasonal adaptations and the role of lipids in oceanic Zooplankton // Zoology (Jena). 2001. V. 104. P. 313-326.

235. Hallberg E., Hirche H.-J. Differentiation of mid-gut in adults and overwintering copepodites of Calanus finmarchicus from the Firth of Clyde // Journ. Exp. Mar. Biol. Ecol. 1982. V. 48. P. 283-295.

236. Hansen B., Christiansen S., Pedersen G. Plankton dynamics in the marginal ice zone of the central Barents Sea during spring: carbon flow and structure of the grazer food chain//Polar Biol. 1996. V. 16. P. 115-128.

237. Hanssen H. Das Mesozooplankton im Laptemeer und ostlichen Nansen-Becken -Verteilung und Gemcinschafts-structuren im Spatsommer II Berichte für Polarforschung. 1997. V. 229. P. 1-131.

238. Haq S. M. Nutritional physiology of Metridia lucens and M. longa from the Gulf of Maine. Limnol. Oceanogr. 1967. V. 12(1). P. 40-51.

239. Harding G.C. Zooplankton distribution in the Arctic ocean with notes of life cycles: M.S.thesis. McGill Univ. 1966. 134 p.

240. Hay S. J., Kiorboe T., Matthews A. Zooplankton biomass and production in the North Sea during the Autumn Circulation Experiment, October 1987-March 1988 // Continental Shelf Research. 1991. V. 11. P. 1453-1476.

241. Hays G.C. Ontogenetic and seasonal variation in the diel vertical migration of the copepods Metridia lucens and Metridia longa II Limnology and Oceanography. 1995. V. 40(8). p. 1461-1465.

242. Head E.J.H., Conover R.J. Induction of digestive enzymes in Calanus hyperboreus II Mar Biol. Lett. 1983. V. 4. P. 219-231.

243. Head E.J.H., Harris L.R. Physiological and biochemical changes in Calanus hyperboreus from Jones Sound, N.W.T. during the transition from summer feeding to overwintering conditions. Polar. Biol. 1985. V.4. P. 99-106.

244. Heron G.A., Damkaer D.M. Eurytemora richingsi, a new species of deep-water calanoid copepod from the Arctic Ocean // Proceedings of the Biological Society of Washington. 1976. V. 89. P. 127-136.

245. Heron G.A., Damkaer D.M. Arctic Ocean Copepoda of the genera Lubbockia, Oncaea and Epicalymma (Poecilostomatoida: Oncaeidae) with remarks on distributions //J. Crustacean Bio. 1984. V. 4(3). P.448-490.

246. Hirche H.-J. Egg production of the Arctic copepod Calanus glacialis — laboratory experiments // Marine Biol. 1989. V. 103. P. 311 318.

247. Hirche H.-J. Distribution of dominant calanoid copepod species in the Greenland Sea during late fall // Polar Biol. 1991. V. 11. P. 351-362.

248. Hirche H.-J. Diapause in the marine copepod, Calanus finmarchicus A review // Ophelia. 1996. V. 44. P. 129-143.

249. Hirche H.-J. Life cycle of the copepod Calanus hyperboreus in the Greenland Sea // Mar. Biol. 1997. V. 128. P. 607-618.

250. Hirche H.-J. Dormancy in three Calanus species (Calanus finmarchicus, C. glacialis and C. hyperboreus) from the North Atlantic // Arch. Hydrobiol. Spec. Issues. 1998. V. 53. P. 359-369.

251. Hirche H.-.J., Bohrer R.N. Reproduction of the Arctic copepod Calanus glacialis in Fram Strait // Marine Biol. 1987. V. 94. P. 11-17.

252. Hirche H.-J., Kattner G. Egg production and lipid content of Calanus glacialis in spring: indication of a food-dependent and food-independent reproductive mode // Marine Biol. 1993. V. 117. P. 615-622.

253. Hirche H.-J., Kosobokova K.N. Early reproduction and development of dominant calanoid copepods in the sea ice zone of the Barents Sea — need for a change of paradigms? // Marine Biol. 2003. V. 143. P. 769-781.

254. Hirche H.-J., Kosobokova K.N. Distribution of Calanus finmarchicus in the northern North Atlantic and Arctic Ocean expatriation and potential colonization // Deep-SeaRes. II. 2007. V. 54. P. 2729-2747.

255. Hirche H.J., Kosobokova K.N. Zooplankton of the Arctic Ocean — abundance and distribution / Biological Studies in Polar Oceans. Exploration of Life in Icy Waters. 2009. Wirtschaftsverlag G. Hempel and I. Hempel (Eds.). NW, Bremerhaven. 75-80.

256. Hirche H.-J., Kwasniewski S. Distribution, reproduction and development of Calanus species in the Northeast Water in relation to environmental conditions // Journal of Marine Systems. 1997. V. 10. P. 299-317.

257. Hirche H J., Mumm N. Distribution of dominant copepods in the Nansen Basin, Arctic Ocean, in summer // Deep-Sea Res. 1992. V. 39. Suppl. 2. P. S485-S505.

258. Hirche H.-J., Niehoff B. Reproduction of the Arctic copepod Calanus hyperboreus in the Greenland Sea field and laboratory observations // Polar Biol. 1996. V. 16. P. 209-219.

259. Hirche H.-J., Meyer U., NiehoffB. Egg production of Calanus finmarchicus: effect of temperature, food and season // Marine Biol. 1997. V. 127. P. 609-620.

260. Hirche H.-J., Hagen W., Mumm N., Richter C. The Northeast Water Polynya, Greenland Sea. III. Meso- and macrozooplankton distribution and production of dominant herbivorous copepods during spring // Polar Biol. 1994. V. 14. P. 491—503.

261. Hirche H.-J., Muyaksihn S„ Klages M., Auel. H. Aggregation of the Arctic copepod Calanus hyperboreus over the ocean floor of the Greenland Sea // Deep-Sea Research I. 2006b. V. 53. P. 310-320.

262. Hopcroft R.R., Kosobokova K.N. Zooplankton community patterns and production in the Chukchi Sea: implications for climate change scenarios // Abstracts of Frontiers Conference, Tromso, January 2007. 2007. P. 46.

263. Hopcroft R.R., Kosobokova K.N. Distribution and egg production of Pseudocalanus species in the Chukchi Sea // Deep-Sea Research II. 2010.V. 57. P. 49-56.

264. Hopcroft R.R., Kosobokova K. N. Pinchuk A.I. Zooplankton community patterns in the Chukchi Sea during summer 2004 // Deep-Sea Research II. 2010. V. 57. P. 27-39.

265. Hopcroft R.R., Clarke C., Nelson R.J., Raskoff K.A. Zooplankton communities of the Arctic's Canada Basin: the contribution of smaller taxa // Polar Biology. 2005. V. 28. P. 198-206.

266. Hopkins C.C.E. The breeding biology of Euchaeta norvegica (Copepoda: Calanoida) / Ph.D. Thesis. Stirling University, Scotland. 1976.

267. Hopkins C.C.E. The relationship between maternal body size and clutch size, development time and egg nortality in Euchaeta norvegica (Copepoda, Calanoida) from Loch Etive, Scotland // Journ. Mar. Biol. Assoc. UK. 1977. V. 57. P. 723-733.

268. Hopkins T.L. Zooplankton standing crop in the Arctic Basin // Limnol. Oceanogr. 1969a. V. 14. P. 80-95.

269. Hopkins T.L. Zooplankton biomass related to hydrography along the drift track of Arlis II in the Arctic Basin and the East Greenland Current // J. Fish. Res. Bd. Can. 1969b. V. 26. P. 305-310.

270. Horner R.A. Sea ice biota. Florida: CRC Press. Boca Raton. 1985. 215 p.

271. Hughes K.H. Seasonal vertical distribution of copepods in the Arctic water in the Canadian basin of the North Polar Sea: MSc. Thesis, University of Washington. 1968. 85 p.

272. Hiilsemann K. Radiolaria in plankton from the Arctic Drifting Station T-3: including the description of three new species // Arctic Institute of North America, Technical Paper. 1963. V. 13. P. 1-52.

273. Hunkins K. The seasonal variation in the sound-scattering layer observed at Fletcher's Ice Island (T-3) with a 12-kc/s echo sounder // Deep-Sea Res. 1965. V. 12. №6. P. 879-881.

274. Huntley M., Nordhausen W. Ammonium cycling by Antarctic zooplankton in winter // Marine Biol. 1995. V. 121(3). P. 457-467.

275. Huys R., Boxshall G.A. Copepod Evolution / The Ray Society, No. 158. London. 1991. P. 1-468.

276. Ikeda T., Hirakawa K. Early development and estimated life cycle of the mesopelagic copepod Paraeuchaeta elongata in the southern Japan Sea // Marine Biol. 1996. V. 126. P. 261-270.

277. Itaki T., Masashi /., Hisashi N., Naokazu A., Hideo S. Depth distribution of radiolarians from the Chukchi and beaufort Seas, Western Arctic // Deep-Sea Research I. 2003. V. 50. P. 1507-1522.

278. Jaschnov W.A. Distribution of Calanus species in the seas of the northern hemisphere // Internationale Revue derr Gesamten Hydrobiologie. 1970. V. 55. P. 197-212.

279. Jespersen P. Investigations on the copepod fauna in East Greenland waters // Meddr. GrenLand. 1939. V. 119 (9). P. 1-106.

280. Johannessen O.M., Miles M. Arctic sea ice and climate change will the ice disappear in this century? I I Science Progress. 2000. V. 83. P. 209-222.

281. Johannessen O.M., Miles M., Bjorgo E. The Arctic's shrinking sea ice // Nature. 1995. V. 376. P. 126-127.

282. Johannessen O.M., Shalina E. V., Miles M. W. Satellite evidence for an Arctic sea ice cover in transformation // Science. 1999. V. 286. P. 1937-1939.319320.321,322,323,324.325,326.327,328.329,330,331,332,333,

283. Johnson M.W. Zooplankton collections from the high polar basins with specialreference to the Copepoda// Limnol. Oceanogr. 1963. V. 8. P. 89-102.

284. Johnson T.B., Terazaki M. Chetognath ecology in relation to hydrographic conditionsin the Australian sector of the Antarctic Ocean // Polar Biosci. 2004. V. 17. P. 1-15.

285. Jokat W. Arctic-98: The expedition ARK-XIV/la of RV Polarstern in 1998 //

286. Reports on Polar Research (Berichte zur Polarforschung). 1999. V. 308. 159 p.

287. Jones E.P., Andersen L.G. On the origin of the chemical properties of the Arctic

288. Ocean halocline // J. Geophys. Res. 1986. V. 91. P. 10759-10767.

289. Jones E.P., Rudels В., Andersen L.G. Deep waters of the Arctic Ocean: origins andcirculation // Deep-Sea Research I. 1995. V. 42 (5). P. 737-760.

290. Kattner G., Hagen W. Polar herbivorous copepods different pathways in lipidbiosynthesis // ICES Journal of Marine Science. 1995. V. 52 (3-4). P. 329-335.

291. Kawamura A. Observations of phytoplankton in the Arctic ocean in 1964 // Informbull. Planktol. Jap. Commemor. 1967. N Dr. J. Marsue's.

292. Kiko R., Werner I., Wittmann A. Osmotic and ionic regulation in response to salinity variations and cold resistance in the Arctic under-ice amphipod Apherusa glacialis // Polar Biology. 2009. V. 32. P. 393-398.

293. Kinney P., Arhelger M.E., Burrell D.C. Chemical characteristics of water masses in the Amerasian Basin of the Arctic Ocean // J. Geophys. Res. 1970. V. 90. P. 4911— 4930.

294. Kiorboe Т., Sabatini M. Scaling of fecundity growth and development in marine planktonic copepods // Mar. Ecol. Prog. Ser. 1995. V. 120. P. 285-298. Kleppel G.S. On the diets of calanoid copepods // Mar. Ecol. Prog. Ser. 1993. V. 99 (1&2). P. 183-195.

295. Kosobokova K.N. Reproduction of the calanoid copepod Calanus propinquus in the Southern Weddell Sea, Antarctica: observations in the laboratory // Hydrobiologia. 1994a. V. 292/293. P. 219-227.

296. Kosobokova K.N. On the reproductive strategy of the dominant Antarctic copepods Calanoides acutus, Calanus propinquus and Rhincalanus gigas II Abstracts Sixth SCARSymp. 1994b.

297. Kosobokova K.N. Zooplankton. Egg production of the Dominant Copepod Species. The Expedition ARCTIC'93, Leg ARK IX/4 of RV "Polarstern", 1994 II Berichte zur Polarforschung. 1994c. V. 149. P. 90-94.

298. Kosobokova K.N. The reproductive cycle and life history of the Arctic copepod Calanus glacialis in the White Sea // Polar Biology. 1999. V. 22. P. 254-263.

299. Kosobokova K.N. 2002. Reproductive biology and egg production of meso- and bathypelagic copepods from the Arctic Ocean // Abstracts of 8th International Conference on Copepoda. Taiwan, July 21-26, 2002. P. 83/

300. Kosobokova K.N. Reproductive success of the deep-water copepods in the Arctic Ocean // Abstracts of the 3rd Zooplankton Production Symposium, June 2003, Gijon. 2003. P. 71.

301. Kosobokova K.N. Reproductive success and egg production of deep-water copepods in the Arctic Ocean // Abstracts of the Conference "Aquatic ecology at the dawn of XXI century", October 3-7, 2005. St. Petersburg, 2005. P. 75.

302. Kosobokova K.N. Pelagic copepods of the Arctic Ocean: Species inventory and comparison of fauna of the Nansen, Amundsen, Makarov and Canada Basins // Abstracts of 10th International Conference on Copepoda, 13-19 July 2008, Pattaya. 2008. P. 64.

303. Kosobokova K, Hanssen H., Hirche H.-J., Knickmeier K. Composition and distribution of zooplankton in the Laptev Sea and adjacent Nansen basin during summer, 1993 // Polar. Biol. 1998. V. 19. P. 63-76.

304. Kosobokova K.N., Hirche H.-J. Zooplankton distribution across the Lomonosov Ridge, Arctic Ocean: species inventory, biomass and vertical structure // Deep-Sea Research I. 2000. V. 47. P. 2029-2060.

305. Kosobokova K.N., Hirche H.-J. Reproduction of Calanus glacialis in the Laptev Sea, Arctic Ocean // Polar Biology. 2001. V. 24. P. 33-43.

306. Kosobokova K.N., Hirche H.-J. Biomass of zooplankton in the eastern Arctic Ocean — A baseline study I I Progress in Oceanography. 2009. Biomass of zooplankton in the eastern Arctic Ocean A baseline study. V. 82. P. 265-280.

307. Kosobokova K.N., Hopcroft R.R. Population structure and reproduction of the chaetognath Eukrohnia hamata in the Canada Basin, Arctic Ocean //Abstracts 4th Zooplankton Production Symposium, Hiroshima, May 2007. 2007. P. 141.

308. Kosobokova K.N., Hopcroft R.R. Diversity and vertical distribution of zooplankton in the Arctic's Canada Basin // Abstract ASLO Ocean Sciences meeting. March 2008, Orlando. 2008a. P. 190.

309. Kosobokova K.N., Hopcroft R.R. Population structure and egg production of Metridia longa in the Arctic Ocean // Abstracts of 10th International Conference on Copepoda, 13-19 July 2008, Pattaya. 2008b. P. 159.

310. Kosobokova K.N., Hopcroft R.R. Diversity and vertical distribution of mesozooplankton in the Arctic's Canada Basin // Deep-Sea Research II. 2010. V. 57. P. 96-110.

311. Kosobokova K.N., Lischka S. Egg production in the dominant copepod species. Reports on Polar Research // 1997. V. 255. P. 60-63.

312. Kosobokova K.N., Scherzinger T. Zooplankton // The expedition ARCTIC 95, Leg ARK-XI/1 of RV 'Polarstern'. Ber. Polarforsch. 1997. V. 226. P. 94-99.

313. Kosobokova K.N., Hirche H.-J., Hopcroft R.R. Reproductive biology of deep-water calanoid copepods from the Arctic Ocean // Marine Biol. 2007. V. 151. P. 919-934.

314. Kosobokova K.N., Hirche H.-J., Scherzinger T. Feeding ecology of Spinocalanus antarcticus, a mesopelagic copepod with a looped gut // Mar. Biol. 2002. V. 141. P. 503-511.

315. Kosobokova K.N., Hopcroft R.R., Hirche H.-J. Egg production of deep-water calanoid copepods in the Arctic Ocean // Abstract ASLO Ocean Science meeting. February 2006. Eos Trans. AGU, 87(36), Ocean Science Meeting Supplement, Abstract OS35N-02

316. Kosobokova K.N., Hopcroft R.R., Hirche H.-J. Patterns of zooplankton diversity through the depths of the Arctic's central basins. Marine Biodiversity. 2010a. in press.

317. Kosobokova K.N., Martynova D.M., Prudkovsky A.A. 2005. Contribution of contribution of zooplankton to vertical carbon fluxes in the Kara and White seas // Polarforschung. 2005. V. 75(2-3). P. 77-82.

318. Kosobokova K.N., Barz K., Graeve M., Hirche H.-J. Calanus finmarchicus in the European basins of the Arctic Ocean distribution and biochemical composition // Abstract of Arctic Frontiers 2010 Conference. January 2010, Tromso. 2010b. P. 190.

319. Kosobokova K.N., Hanssen H., Markhaseva E.L., Petrjashov V., Pintchuk A. Composition and distribution of summer zooplankton in the Laptev Sea // Proceedings of the 2nd workshop "Laptev Sea Systems". Reports on Polar Research. 1995. V. 176. P.192-199.

320. Koszteyn Y., Kwasnievski S. The near shore zooplankton of the Tikhaia Bay (Franz Josef Land) in August 1991. Environmetal studies from Franz Josef Land, with emphasis on Tikhaia Bay, Hooker Island //Norsk Polarinst, Meddelser. 1992. V. 120. P. 23-34.

321. Kramp P. 1942. Medusae. The "Godthaab" Expedition 1928. Medd. Groenl. 1942. V. 81(1). P. 1 168.

322. Kruse S., Bathmann U., Brey T. Meso- and bathypelagic distribution and abundance of chaetognaths in the Atlantic sector of the Southern Ocean // Polar Biol. 2009. V. 32. P. 1359-1376.

323. Lane P.V.Z., Llinâs L„ Smith S.L., Pilz D. Zooplankton distribution in the western Arctic during summer 2002: Hydrographie habitats and implications for food chain dynamics //Journal of Marine Systems. 2008. V. 70. P. 97-133.

324. Lee R.F. Lipid composition of the copepod Calanus hyperboreus from the Arctic Ocean: chnges with depth and season // Marine Biol. 1974. V. 26. P. 313-318.

325. Legendre L., Gosselin M., Hirche H.-J., Kattner G., Rosenberg G. Environmental control and potential fate of size-fractioned phytoplankton production in the Greenland Sea// Marine Ecology progress. 1993. Series 98. P. 297-313.

326. Legendre L., Ackley S.F., Dieckmann G.S., Gulliksen B., Horner R., Hoshiai T., Melnikov LA., Reeburgh W.S., Spindler M„ Sullivan C. W. Ecology of sea ice biota. 2. Global significance // Polar Biol. 1992. V. 12. P. 429-444.

327. Levitus S. Climatological atlas of the World Ocean / NOAA Prof. Pap. No. 13. US Government Printing Office, Washington DC. 1982. P. 1-173.

328. Levitus S., Boyer T.P., Burgett R. World Ocean atlas / U.S. Department of Commerce, NOAA, NESDIS, 1994. P. 1-99.

329. Leung Y.M. Taxonomic guides to Arctic zooplankton (I): Euphausiids of the Central Arctic and peripheral seas // Univ South. California. 1970a. Technical report № 2. P. 38-49.

330. Leung Y. M. Taxonomic guides to Arctic zooplankton (III): Pteropods of the Central Arctic. Decapods of the Central Arctic // Univ. South. California. 1971b. Technical report № 3. P. 24-28.

331. Leung Y., Havens A., Rork W. Taxonomic guides to Arctic zooplankton (III): Decapods of the Central Arctic // Univ. South. California. 1971. Technical report № 3. P. 29^45.

332. Levi B.G. The decreasing Arctic ice cover. Physics Today. January 2000. P. 19-20.

333. Lischka S., Knickmeier K„ Hagen W. Mesozooplankton assemblages in the shallow Arctic Laptev Sea in summer 1993 and autumn 1995 // Polar Biol. 2001. V. 24. P. 186-199.

334. Lizolte M.P. The microbiology in sea ice / Thomas D.N., Dieckmann G.S. (eds.). Sea ice: An Introduction to its Physics, Biology, Chemistry and Geology. Blackwell Scientific Publications. Oxford. 2003. P. 184-210.

335. Loeng H. Ozhigin V., Adlandsvik B., Sagen H. Current measurements in the northeastern Barents Sea // ICES C.M. 1993/C4:41. Hydrographic Committee. 22 p.

336. Mackas D.L., Tsuda A. 1999. Mesozooplankton in the eastern and western subarctic Pacific: community structure, seasonal life histories, and interannual variability // Progress in Oceanography. 1999. V. 43. P. 335-363.

337. MacdonaldR.W. Awakenings in the Arctic //Nature. 1996. V. 380. P. 286-287.

338. Macdonald R.W., Car mack E.C., McLaughlin F.A., Falkner K.K., Swift J.H. Connections among ice, runoff, and atmospheric forcing in the Beaufort Gyre // Geophysical Research Letters. 1999. V. 26. P. 15:2223 2226.

339. MacLellan D.C. The annual cycle of certain calanoid species in West Greenland // Canadian J. Zoology. 1967. V. 45. P. 101-115.

340. Mads en S.D., Nielsen T.G., Hansen B.W. Annual population development and production by Calanus Jinmarchicus, C. glacialis and C. hyperboreus in Disco Bay, western Greenland // Marine Biology. 2001. V. 139. P. 75-93.

341. Markhaseva E.L. Calanoid copepods of the family Aetideidae of the World Ocean / Zool. Inst. RAS, St. Petersburg. 1996. 331 p.

342. Markhaseva E.L. New species of the genus Xanthocalanus (Copepoda, Calanoida, Phaennidae) from the Laptev Sea // J. Mar. Syst. 1998. V. 15. P. 413-419.

343. Markhaseva E.L. Phaennocalanus unispinosus (Copepoda, Calanoida, Phaennidae): new genus, and new species from the bathypelagial Arctic Basin // Sarsis. 2002. V. 87. P. 312-318.

344. Markhaseva E.L., Kosobokova K.N. New and rare species of calanoid copepods from the central Arctic basin (Crustacea, Copepoda) // Zoosyst. Rossica. 1998. V. 7. P. 4553.

345. Markhaseva E.L., Kosobokova K.N. Arctokonstantinus hardingi (Copepoda, Calanoida: Arctokonstantinidae): new family, new genus and new species of from the bathypelagial Arctic Basin // Sarsia. 2001. V. 86. P. 319-324.

346. Markhaseva E.L., Golikov A.A., Agapova T.A., Beig A.A., Konina T.N. Archives of the Arctic seas zooplankton // Contributions from Zoological institute RAS. 2005. No. 8. 44 p.

347. Marshall S.M., Orr O.P. The biology of a marine copepod Calanus finmarchicus II Edinburgh: Oliver and Boyd, 1955. 188 p.

348. Maslanik J.A., Serreze M.C., Barry R.B. Recent decreases in Arctic summer ice cover and linkages to atmospheric circulation anomalies. Geohys. Res. Lett. 1996. V. 23. P. 1677-1680.

349. Maslanik J.A., Fowler C„ Stroeve J., Drobot S., Zwally J., Yi D„ Emery W. A younger, thinner Arctic ice cover: Increased potential for rapid, extensive sea-ice loss // Geophys. Res. Lett. 200734. L24501. doi:10.1029/2007GL032043.

350. Matthews J.B.L. On the biology of some bottom-living copepods (Aetideidae and Phaennidae) from western Norway // Sarsia. 1964. V. 16. P. 1-46.

351. Matthews J.B.L., Hestad L., Bakke J.L. W. Ecological studies in Korsfjorden, Western Norway. The generations and stocks of Calanus hyperboreus and Calanus finmarchicus in 1971-1974 // Oceanologica Acta. 1978. V. 1. P.277-284.

352. Mauchline J. Taxonomy, distribution and biology of Euchaeta barbata (= E.farrani) (Copepoda: Calanoida) // Sarsia. 1992. V. 77. P. 131-142.

353. Mauchline J. Seasonal variation in some parameters of Euchaeta species (Copepoda: Calanoida) // Marine Biol. 1994. V. 120. P. 561-570.

354. Mauchline J. Bathymetric adaptations of life history patterns of congeneric species {Euchaeta: Calanoida) in a 2000 m water column // ICES Journ. Mar. Sci. 1995. V. 52. P. 511-516.

355. Mauchline J. The biology of calanoid copepods // Advances in Marine Biology. 1998. V. 33. P. 1-710.

356. McLaughlin F.A., Carmack E.C., Macdonald R.W., Bishop J.K.B. Physical and geochemical properties across the Atlantic/Pacific water mass front in the southern Canadian Basin//J. Geophys. Res. 1996. V. 101. P. 1183-1197.

357. McLaughlin F., Carmack E„ MacDonald R.W., Weaver A.J., Smith J. 2002. The Canada Basin 1989-1995: Upstream events and farfield effects of the Barents Sea // Journal of Geophysical Research 107 (CI). 2002. P. 101029-101049.

358. McLaughlin F., Shimada K, Carmack E., Itoh M., Nishino S. The hydrography of the southern Canada Basin, 2002 // Polar Biology. 2005. V. 28. P. 182-189.

359. McLaughlin F.A., Carmack E.C., Macdonald R.W., Melling H., Swift J.H., Wheeler P. A., Sherr B.F., Sherr E.B. The joint role of Pacific and Atlantic-origin waters in the Canada Basin, 1997-1998 // Deep-Sea Research I. 2004. V. 51. P. 107-128.

360. McPhee M.G., Stanton T.P., Morinson J.H., Martinson D.G. Freshening of the upper ocean in the Arctic: is perennial sea ice disappearing? // Geophysical Research Letters. 1998. V. 25. P. 1729-1732.

361. Melling H. Hydrographic changes in the Canada Basin of the Arctic Ocean, 19791996 // Journal of Geophysical Research. 1998. V.103. P. 7637-7645.

362. Melnikov I.A., Kolosova E.G. 2001. The Canada Basin Zooplankton in recent environmental changes in the Arctic / Semiletov I.P. (Ed.). Proceedings of the Arctic Regional Center 3. Pacific Institute of Oceanology, Vladivostok. 2001. P. 165-176.

363. Melnikov I.A., Kolosova E.G., Zhitina L.S. Arctic marine ecosystems / Arctic Environment variability in the context of global change. Bobylev L. et al. (eds). Springer, 2003. P. 363-387.

364. Melnikov I.A., Kolosova E.G., Welch H.E., Zhitina L.S. Sea ice biological communities and nutrient dynamics in the Canadian Basin of the Arctic Ocean // Deep-Sea Research, I. 2002. V. 49. P. 1623-1649.

365. Minoda T. Seasonal distribution of Copepoda in the Arctic Ocean from June to December, 1964 // Records of Oceanographic Works in Japan. 1967. V. 9. P. 161168.

366. Mizdalski E. Weight and length data of Zooplankton in the Weddell Sea in austral spring 1986 (ANT V/3) // Berichte zur Polarforschung. 1988. V. 55. P. 1-72.

367. Mohr J. L. Marine biological work //. USAF Camb. Res. Cent. Bushnell V. (ed.) / Geophys. Res. Paper No. 63. 1959. P. 133-103.

368. Moore H.B., Owre R., Gones E.C., Dow T. Plankton of the Florida current. III. The control of the vertical distribution of Zooplankton in the daytime by light and temperature // Bull. Marine Sei. Gulf and Carribbean. 1953. V 3(2).

369. Moore R.M., Lowings M.C., Tan F.C. Geochemical profiles in the central Arctic Ocean: Their relation to freezing and shallow circulation // J. Geophys. Res. 1983. V. 88.P. 2667-2674.

370. Morison J., Steele M., Andersen R. Hydrography of the upper Arctic Ocean measured from the nuclear submarine U.S.S. Pargo II Deep-Sea Research. I. 1998. V. 45. P. 15-38.

371. Mumm N. Composition and distribution of mesozooplankton in the Nansen Basin, Arctic Ocean, during summer // Polar Biol. 1993. V. 13. P. 451^161.

372. Mumm N., Auel H, Hanssen H., Hagen W., Richter C., Hirche H. Breaking the ice: large-scale distribution of mesozooplankton after a decade of Arctic and transpolar cruises // Polar Biol. 1998. V. 20. P. 189-197.

373. Nansen F. Oceanography of the north polar ocean // Norwegian North Polar Expedition 1883-1896. Scientific Results. 1902. V. 3. № 1. 427 p.

374. Nichols J.H., Thompson A.B. Mesh celection of copepodites and nauplius stages of four calanoid copepod species // Journal of Plankton Research. 1991. V. 13. P. 661— 671.

375. Niehoff B. The gonad morphology and maturation in three Arctic Calanus species // Journ. Marine Systems. 1998. V. 15. P. 53-59.

376. Niehoff B., Hirche H-J. Reproduction of Calanus glacialis in the Lure fjord (western Norway) — indication for temperature-induced dormancy // Mar. Ecol. Prog. Ser. 2005. V. 285. P. 107-115.

377. Nielsen T. G., Richardson K. Food chain structure of the North Sea plankton communities: seasonal variations of the role of the microbial loop // Mar.Ecol. Prog. Ser. 1989. V. 56. P. 75-87.

378. Ohman M.D., Runge J.A. Sustaned fecundity when phytoplankton resources are in short supply: omnivory by Calanus finmarchicus in the Gulf of St. Laurence // Limnol. Oceanogr. 1994. V. 39. P. 21-36.

379. Ohman M.D., Townsend A. W. Egg strings in Euchirella pseudopilchra (Aetideidae) and comments on egg brooding in planktonic marine"copepods // Journal of Marine Systems. 1998. V.15. P. 61-69.

380. Padmavati G., Ikeda T., Yamagiichi A. Life cycle, population structure and vertical distribution of Metridia spp. (Copepoda: Calanoida) in the Oyashio region (NW Pacific Ocean) // Mar. Ecol. Prog. Ser. 2004. V. 270. P 181-198.

381. Pages F., Bouillon J. A redescription of Paragotoea bathybia Kramp, 1942 (Hydroidomedusae: Corymorphidae) with a new diagnosis for the genus Paragotoea II Scientia Marina. 1997. V. 61. P. 487-493.

382. Park T. Taxonomy and distribution of the marine calanoid copepod family Euchaetidae // Bull Scrips Inst Oceanography. 1994. V. 29. P: 1-203.

383. Parkinson C.L., Cavalieri D.J. Arctic sea ice 1973-1987: seasonal, regional, and interannual variability//!. Geophys. Res. 1989. V. 94. P. 14499-14523.

384. Parkinson C.L., Cavalieri D.J., Gloersen P., ZwallyJ.H., Comiso J.C. Arctic sea ice extents, areas, and trends, 1978-1996 // J. Geophys. Res. 1989. V. 109 (C9). P. 20837-20856.

385. Pasternak A., Arashkevich E., Tande K., Falkenhaug T. Seasonal changes in feeding, gonad development and lipid stores in Calanus Jinmarchicus and C. hyperboreus from Malangen, northern Norway//Marine Biol. 2001. V. 138. P. 1141-1152.

386. Pautzke C.G. Phytoplankton primary production below the Arctic Ocean pack ice, an ecosystems analysis // Ph. D. Thesis, University of Washington, 1979. 181 p.

387. Peinert R., Bodungen B., Smetachek V.S. Food web structure and loss rate // Productivity of the ocean: present and past // Berger W.H, Smetachek V.S., Wefer G. (eds.). Wiley, Chichester, 1989. P. 35-48.

388. Perkin R.G., Lewis E.L. Mixing in the West Spitsbergen Current // J. Physical Oceanography. 1984. V. 14. P. 1315-1325.

389. Perovich D.K., Richter-Menge J.A., Jones K.F., Light B. Sunlight, water, and ice: Extreme Arctic sea ice melt during the summer of 2007 // Geophys. Res. Lett. 2008. V. 35. LI 1501. doi: 10.1029/2008GL034007.

390. Pertzova N.M., Kosobokova K.N. Zooplankton of the White Sea/ History of investigations and the present state of knowledge — a review // Reports on Polar Research. 2000. V. 359. P. 30-41.

391. Pertsova N.M.,Kosobokova K.N. Zooplankton of the White Sea: Features of the Composition and Structure, Seasonal Dynamics, and the Contribution to the Formation of Matter Fluxes // Oceanology. 2003. V. 43. Suppl. I. P. S109-S122.

392. Pfirman S.L., Colony R., Nurnberg D., Eiken H, Rigor I. Reconstructing the origin and trajectory of drifting Arctic sea ice. J. Geophys. Res. 1997. V. 102. P. 1257512586.

393. Pickart R.S, Weingartner T., Pratt L.J, Zimmermann S., Torres D.J. Flow of winter-transformed Pacific water into the western Arctic // Deep-Sea Research, II. 2005. V. 52. P. 3175-3198.

394. Piraino S., Bluhm B.A., Gradinger R., Boero F. (2008) Sympagohydra tuuli gen. nov. et sp. nov. (Cnidaria: Hydrozoa) a cool hydroid from the Arctic sea ice // Journal of the Marine Biological Association of United Kingdom. 2008. V. 88. P.1637-1641.

395. Plourde S., Joly P. Comparison of in situ egg production rate in Calanus finmarchicus and Metridia longa\ discriminating between methodological and species-specific effects //Mar. Ecol. Prog. Ser. 2008. V. 353. P. 165-175.

396. Poltermann M. Biology and ecology of cryopelagic amphipods from Arctic sea ice // Berichte zur Polarforsching. 1997. V. 225. P. 1-170.

397. Pomeroy L.R. Primary production in the Arctic Ocean estimated from dissolved oxygen// J. Mar. Syst. 1997. V. 10. P. 1-8.

398. Purcell J.E., Whitledge T.E., Kosobokova K.N., Hopcroft R.R. Distribution, abundance, and predation effects of epipelagic ctenophores and jellyfish in the western Arctic Ocean // Deep-Sea Research II. 2010. V. 57. P. 127-135.

399. Ouadfasel D., Sy A., Wells D., Tunik A. Warming in the Arctic // Nature. 1991. V. 350. P. 385.

400. Ouadfasel D„ SyA., Rudels B. A ship of opportunity section to the North Pole: Upper ocean temperature observations // Deep-Sea Research I. 1993. V. 40. P. 777-789.

401. Rachor E. Scientific Cruise Report of the Arctic Expedition ARK XI/1 of RV "Polarstern" in 1995 (German-Russian project LADI. Laptev Sea Arctic Basin Interrelations) // Reports on Polar Research (Berichte zur Polarforschung). 1997. V. 226. p.

402. Raskoff K.A. Bathycorus bouilloni: a new genus and species of deep-sea jellyfish from the Arctic Ocean (Hydrozoa, Narcomedusae, Aeginidae) // Zootaxa. 2010. V. 2361. P. 57-67.

403. Raskoff K.A., Purcell J.E., Hopcroft R.R. Gelatinous zooplankton of the Arctic Ocean: in situ observations under the ice // Polar Biology. 2005. V. 28. P. 207-217.

404. Raskoff K.A., Hopcroft R.R., Kosobokova K.N., Purcell J.E., Youngbluth M. Jellies under ice: ROV observations from the Arctic 2005 Hidden Ocean Expedition // Deep-Sea Research, II. 2010. V. 57. P. 111-126.

405. Richardson A.J., Verheye H.M., Herbert V., Rogers C., Arendse L.M. Egg production, somatic growth and productivity of copepods in the Benguela Current system and Angola-Benguela Front // South African Journal of Science. 2001. V. 97. P. 251-256.

406. Richter C. Regional and seasonal variability in the vertical distribution of mesozooplankton in the Greenland Sea: Thesis. University of Kiel. 1994. 101 p.

407. Rigor I.G., Wallace J. M., Colony R. Response of sea ice to the Arctic Oscillation // J. Clim. 2002. V. 15. P. 2648-2663.

408. Roach A.T., Aagaard K, Pease C.H., Salo S.A., Weingartner T., Pavlov V., Kulakov M. Direct measurements of transport and water properties through Bering Strait // J GeophysRes. 1995. V. 100. P. 18,443-18,457.

409. Robison B.H. Deep pelagic biology // J. Exp. Mar. Biol. Ecol. 2004. V. 300. P. 253272.

410. Rose M. Faune de France, 26 Copepodes Pelagiques / Federation Francais des Societes de Science Naturelles, Office Central de Faunistique. Paris. 1933. 372 p.

411. Rothrock D.A., Yu Y., Maykut G.A. Thinning of the Arctic ice cover // Geophys. Res. Lett. 1999. V. 26. №.23. P. 3469-3472.

412. Rudels B. On the mass balance of Polar Ocean with special emphasis of the Fram Strait//Nor. Polarinst. Skr. 1987. V. 188.467468469470,471472,473.474.475,476,477,478.479.480.481.

413. Rudels B., Bjork G., Muench R. D., Schauer U. Double-diffusive layering in the Eurasian Basin of the Arctic Ocean // Journal of Marine Systems. 1999. V. 21. P. 3— 27.

414. Rudels B., Friedrich H.J., Quadfasel D. The Arctic circumpolar boundary current // Deep-Sea Research II. 1999. V. 46. P. 1023-1062.

415. Runge J. A. Egg production rates of Calanus finmarchicus in the sea off Nova Scotia

416. Arch. Hydrobiol. Beih. (Ergebn. Limnol.). 1985. V. 21. P. 33-40.

417. Runge J.A., Ingram R.G. Under-ice grazing by planktonic, calanoid copepods in relation to a bloom of ice microalgae in southeastern Hudson Bay // Limnology and Oceanography. 1988. V. 33. P. 280-286.

418. Sakshaug E. Primary and secondary production in the Arctic seas // The organic Carbon Cycle in the Arctic Ocean / R. Stein & R.W. Macdonald (eds.). Springer: Berlin, 2004. P. 57-82.

419. Sars G.O. V. Crustacea // The Norwegian North Polar Expedition 1893-1896 / Nansen F. (ed.). 1900. V. 1. No. 5. 141 p.

420. Sars G.O. An account of the Crustacea of Norway. Copepoda Calanoida // Christiania and Copenhagen. V. 4. 1901-1903. 171 p.

421. Sars G.O. An account of the Crustacea of Norway. Copepoda Harpacticoida // Christiania and Copenhagen. V. 5. 1911.449 p.

422. Sars G.O. An account of the Crustacea of Norway. Copepoda Cyclopoida // Christiania and Copenhagen. V. 6. 1918. 172 p.

423. Schauer U. The expedition ARKTIS-XXII/2 of the research vessel "Polarstern" in 2007 // Ber. Polarforschung. 2008. V. 579. 264 p.

424. Schauer U„ Loeng H, Rudels B., Ozhigin V.K., Dieck W. Atlantic Water flow through the Barents and Kara Seas // Deep-Sea Research I. 2002. V. 49. P. 22812298.

425. Schauer U., Muench R.D., Rudels B., Timokhov L. Impact of eastern shelf waters on the Nansen Basin intermediate layers // Journal of Geophysical Research. 1997. V. 102. №C2. P. 3371-3382.

426. Schlosser P., Swift J.H., Lewis D., Pfirman S.L. The role of the large-scale Arctic Ocean circulation in the transport of contaminants // Deep-Sea Res. Part II: Topical Studies in Oceanography. 1995. V. 42. P. 1341-1367.

427. Schnack-Schiel S.B. Aspects of the study of the life cycles of Antarctic copepods // Hydrobiologia. 2001. V. 453/454. P 9-24.

428. Scott A. The copepods of the Siboga Expedition. 1. Free-swimming, littoral and semiparasitic Copepoda// Siboga Expedition Monogr. 1909. V. 29. P. 1-323.

429. Sell A. F., van Keuren D., Madin L. P. Predation by omnivorous copepods on early developmental stages of Calanus finmarchicus and Pseudocalanus spp. // Limnology and Oceanography. 2001. V. 46(4). P. 953-959.

430. Serreze M.C., Holland M.M., Stroeve J. Perspectives on the Arctic's Shrinking Sea-Ice Cover// Science. 2007. V. 315. P. 1533-1536

431. Sherr B.F., Sherr E.B. Community respiration/production and bacterial activity in the upper water column of the central Arctic Ocean // Deep-Sea Research I. 2003. V. 50. P. 529-542.

432. Sherr E.B., Sherr B.F., Wheeler P.A., Thompson K. Temporal and spatial variation in stocks of autotrophic and heterotrophic microbes in the upper water column of the central Arctic Ocean// Deep-Sea Research I. 2003. V. 50. P. 557-571.

433. Shimada K., Carmack E.C., Hatakeyama K., Takizawa T. Varieties of shallow temperature maximum waters in the western Canadian Basin of the Arctic Ocean // Geophys. Res. Lett. 2001. V. 28. P. 3441-3444.

434. Shirley W.D. Medusae, ctenophores and siphonophores of the Central Arctic Ocean taken from the tracks of the drifting stations ARLIS I and ARLIS II: Master's Thesis, University of Southern California Manuscript. 1966. 100 p.

435. Shirley W.D., Leung Y. M. Taxonomic guides to Arctic zooplankton (II). Medusae of the Central Arctic // University of South. California. Technical Report № 3. 1970. 49 pp.

436. Schandelmeier L., Alexander V. An analysis of the influence of ice on spring phytoplankton population structure in the southeast Bering Sea // Limnology and Oceanography. 1981. V. 26, № 5. P. 935-943.

437. SiferdT.D., Welch H.E., Bergmann M.A., Curtis B. Seasonal distribution of sympagic amphipods near Chesterfield Inlet, NW Canada // Polar Biol. 1997. V. 18. P. 16-22.

438. Sirenko B.I. List of species of free-living invertebrates of Eurasian Arctic Seas and adjacent deep waters // Russian Academy of Science, Exploration of the Fauna of the Sea. 2001. V. 51. P. 1-129.

439. Skjoldal H.R., Bamstedt U., Klinken J., Laing A. Changes with time after capture in the metabolic activity of the carnivorous copepod Euchaeta norvegica Boeck. J. Exp. Mar. Biol. Ecol. 1984. V. 83. P. 195-210.

440. Slagstad D., Tande K.S. Growth and production dynamics of Calanus glacialis in an arctic pelagic food web // Marine Ecology Progress Series. 1990. V. 63. P. 189-199.

441. Smith J.N., Ellis K.M., Kilius L.R. 1291 and 137Cs tracer measurements in the Arctic Ocean // Deep-Sea Research I. 1998. V. 45 (6). P. 959-984.

442. Smith S.I. Egg production and feeding by copepods prior to the spring bloom of phytoplankton in Fram Strait, Greenland Sea// Marine Biol. 1990. V. 106. P. 59-69.

443. Smith S.I., Schnack-Schiel S.B. Polar zooplankton // Polar oceanography. Part B: Chemistry, biology, and geology / W.O.Smith Jr., editor. Academic Press, New York. 1990. P. 527-598.

444. Somme I.D. Animal plankton of the Norwegian coast waters and open sea. I. Production of Calanus firmarchicus, C. hyperboreus in the Lofonten area // Fiskeridirect. Skrifter. Ser. Havund. 1934. V. 4. № 9. P. 1-163.

445. Spiridonov V.A., Kosobokova K.N. Winter ontogenetic migrations and the onset of gonad development in large dominant calanoid copepods in the Weddell Gyre (Antarctica) //Mar. Ecol. Prog. Ser. 1997. V. 157. P. 233-246.

446. Stabeno P. J., Overland J.E. Bering Sea shifts towards an earlier spring transition // EOS, Transactions of the American Geophysical Union. 2001. V. 82. H. 317.

447. Steele M., Morison J.H., Curtin T.B. Halocline water formation in the Barents Sea // J. Geophys. Res. 1995. V. 100. № CI. P. 881-894.

448. Steele M., Morison J., ErnoldW., Rigor I., Ortmeyer M., Shimada K. The circulation of summer Pacific halocline water in the Arctic Ocean // J. Geophys. Res. 2004. V. 109. № C2. C02027. 10.1029/2003JC002009.

449. Stein R., Fahl K. Scientific cruise report of the Expedition ARK-XIII/2 of RV "Polarstern" in 1997 // Ber. Polarforsch. 1997. V. 255. 235 p.

450. Stepanjants S.D., Kosobokova K.N. Medusae of the genus Rhabdoon (Hydrozoa: Anthoathecata: Tubularioidea) in the Arctic Ocean // J. Marine Biological Research. 2006. V. 2. (6). P. 388-397.

451. Strass V.H., Nothig E.-M. Seasonal shifts in the ice edge phytoplankton blooms in the Barents Sea related to the water column stability // Polar Biol. 1996. V. 16. P. 409422.

452. Stroeve J.C., Holland M. M., Meier W., Scambos T., Serreze M. Arctic sea ice decline: Faster than forecast // Geophysical Research Letters. 2007. V.34. L09501, doi: 10.1029/2007GL029703.

453. Sukhanova I.N., Flint M.V., Pautova L.A., Stockwell D.A., Grebmeier J.M., Sergeeva KM. Phytoplankton of the Western Arctic in the spring and summer of 2002 : Structure and seasonal changes // Deep-Sea Research II. 2009. V. 56. P. 1223-1236.

454. Subba Rao D. V., Piatt T. Primary production of Arctic waters // Polar Biol. 1984. V. 3. P. 191-201.

455. Sullivan B.K. In situ feeding behavior of Sagitta elegans and Eukrohnia hamata (Chaetognatha) in relation to vertical distribution of prey at Ocean station "P' // Limnol. Oceanogr. 1980. V. 25. P. 317-326.

456. Swift J.H., Jones E.P., Aagaard K„ Carmack E.C., Hingston M., MacDonald R.W., McLaughlin F.A., Perkin R.G. Waters of the Makarov and Canada basins // Deep-Sea Res. Part II: Topical Studies in Oceanography. 1997. V. 44. P. 1503-1529.

457. Tande K., Groenvik S. Ecological investigations on the zooplankton community of Balsfjorden, northern Norway: Sex ratio and gonad maturation cycle in the copepod Metridia longa. Journal of Exp. Mar. Biol. Ecol. 1983. V. 71(1). P. 43-54.

458. Tencati J.R. Taxonomic guides to Arctic zooplankton (I). Amphipods of the Central Arctic // NOAA Technical Report № 1. University of South Carolina, Dept. of Biol. Sciences. 1970. 49 p.

459. Terazaki M., Miller C.B. Reproduction of meso- and bathypelagic chaetognaths of the genus Eukrohnia II Mar. Biol. 1982. V. 71. P. 193-196.

460. Thibault D., Head E.J.H., Wheeler P.A. Mesozooplankton in the Arctic Ocean in summer // Deep-Sea Research I. 1999. V. 46. P. 1391-1415.

461. Tibbs J.F. On some planktonic protozoa taken from the track of drift station Arlis, 1960-1961 //Arctic. 1967. V. 20. P. 241-54.

462. Timofeev S.F. Reproduction of chaetognath Eukrohnia hamata (Möbius, 1875) in the Arctic Ocean // Berichte zur Polarforschung. 1998. V. 287. P. 70-73.

463. Tourangeau S., Runge J.A. Reproduction of Calanus glacialis under ice in spring in southeastern Hudson Bay, Canada // Marine Biol. 1991. V. 108. P. 227-233.

464. Tremblay C., Runge J.A., Legendre L. Grazing and sedimentation of the ice algae during and immediately after a bloom at the ice-water interface // Marine Ecology Progress Series. 1989. V. 56. P. 291-300.

465. Turner J.T. Planktonic copepods of Boston Harbour, Massachusetts Bay and Cape Cod Bay, 1992 // Hydrobiologia. 1994. V. 292/293. P. 405-414.

466. Turner J. T. The importance of small planktonic copepods and their role in pelagic marine webs // Zoological Studies. 2004. V. 43. P. 255-266.

467. Vidal J. Taxonomic guides to Arctic Zooplankton (IV): Key to the Calanoid Copepods of the Central Arctic Ocean // Univ. South. California. Technical report № 4. 1971. 131 p.

468. Vinnikov K.Y., RobockA., Stouffer R.J., Walsh J.E., Parkinson C.L., Cavalieri D.J., Mitchell J.F.B., Garrett D., Zakharov V.F. Global warming and northen hemisphere sea ice extent // Science. 1999. V. 286. P. 1934-1937.

469. Ussing H.H. The biology of some important animals in the fiords of East Greenlandi // Medd. om Grönland. 1938. V. 100. № 7. 108 p.

470. Walsh J.J. DOC storage in Arctic seas: the role of continental shelves // Arctic oceanography: marginal ice zones and continental shelves / Smith W.O. jr, Grebmeier J. (eds). AGU Press, Washington DC. 1995. P. 203-230.

471. Ward P., Robins D.B. The reproductive biology of Euchaeta antarctica Giesbrecht (Copepoda, Calanoida) at South Georgia // J. Exp. Mar. Biol. Ecol. 1987. V. 108. P. 127-145.

472. Ward P., Shreeve R.S. The deep-sea copepod fauna of the Southern Ocean: patterns and processes // Hydrobiologia. 2001. V. 453/454. P. 37-54.

473. Weingartner T.J., Cavalieri D.J., Aagaard K., Sasaki Y. Circulation, dense water formation, and outflow on the northeast Chukchi shelf // J. Geophys. Res. 1998. V. 103. P. 7647-7661.

474. Werner I. Grazing of Arctic under-ice amphipods on sea-ice algae // Mar. Ecol. Prog. Ser. 1997. V. 160. P. 93-99.

475. Werner I. Faecal pellet production by Arctic under-ice amphipods — transfer of organic matter through the ice/water interface // Hydrobiologia. 2000. V. 426. P. 8996.

476. Werner I. Living conditions, abundance and biomass of under-ice fauna in the S tor fjord area (western Barents Sea, Arctic) in late winter (March 2003) // Polar Biol. 2005. V. 28. P. 311-318.

477. Werner I. Seasonal dynamics of sub-ice fauna below pack ice in the Arctic (Fram Strait) // Deep-Sea Research I. 2006. V. 53. 294-309.

478. Werner I. Seasonal dynamics, cryo-pelagic interactions and metabolic rates of Arctic pack-ice and under-ice fauna- A review // Polarforschung . 2005 (published in 2006). V. 75(1). P. 1-19.

479. Werner I., Gradinger R. Under-ice amphipods in the Greenland Sea and Fram Strait (Arctic): environmental controls and seasonal patterns below the pack ice // Marine Biology. 2002. V. 140. P. 317-326.

480. Werner I., Hirche H.-J. Observations on Calanus glacialis eggs under the spring sea ice in the Barents Sea // Polar Biol. 2001. V. 24 (4). P. 296-298.

481. Wheeler P.A., Gosselin M., Sherr E., Thibault D., Kirchman D.L., Benner R., Whitledge T.E. Active cycling of organic carbon in the central Arctic Ocean // Nature. 1996. P. 697-699.

482. Wiborg K.F. The production of zooplankton in the Oslo Fjord in 1933-1934 // Hvalrddets. Skrifter. 1940. V. 21. P. 1-87.

483. Wiborg K.F. Investigations on Zooplankton in Coastal and Offshore Waters of Western and Northwestern Norway with Special Reference to the Copepoda // Fiskeridirekt. Skrifter. ser. Havund. 1954. V. 11. № 1. 246 p.

484. Wishner K. F., Gelfman C., Gowing M. M., Outram D. M., Rapien M., Williams R. L. Vertical zonation and distributions of calanoid copepods through the lower oxycline of the Arabian Sea oxygen minimum zone // Prog. Oceanogr. 2008. V. 78. P. 163— 191.

485. William R. Vertical distribution of Calanus finmarchicus and Calanus helgolandicus in relation to the development of the seasonal thermocline in the Celtic Sea // Marine Biol. 1985. V. 86. P. 145-149.

486. Winsor P., Bjork G. Polynya activity in the Arctic Ocean from 1958 to 1997 // J. Geophys. Res. 2000. V. 105. № C4. P. 8789-8803.

487. Wishner K.F., Gelfman C., Gowing M.M., Outram D.M., Rapien M., Williams R.L. Vertical zonation and distributions of calanoid copepods through the lower oxyclineof the Arabian Sea oxygen minimum zone // Prog, in Oceanogr. 2008. V. 78. P. 163191.

488. Woodgate R.A., Aagaard K. Revising the Bering Strait Freshwater flux into the Arctic Ocean // Geophysical Research Letters. 2005. L02602. doi: 10.1029/2004GL021747.

489. Yamaguchi A., Ikeda T. Vertical distribution, life cycle and development characteristics of the mesopelagic calanoid copepod Gaidius variabilis (Aetideidae) in the Oyashio region, western North Pacific Ocean // Mar. Biol. 2000. V. 137. P. 99-109.

490. Yingst D.R. Taxonomic guides to Arctic zooplankton (I). Pelagic Polychaetes of the Central Arctic Basin // University of South. California. 1972. Technical Report № 1. 42 p.