Бесплатный автореферат и диссертация по географии на тему

Сельская тропическая Африка: Экология и стратегия развития

ВАК РФ 11.00.02, Экономическая, социальная и политическая география

Автореферат диссертации по теме "Сельская тропическая Африка: Экология и стратегия развития"

г о Л 1 , 1 О V я

_ РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ГЕОГРАФИИ

На правах рукописи УДК 911.3.

БЛОХИН Леонид Федорович

СЕЛЬСКАЯ ТРОПИЧЕСКАЯ АФРИКА: ЭКОЛОГИЯ И СТРАТЕГИЯ РАЗВИТИЯ

(Поиски динамического равновесия между обществом и природной средой)

11.00.02 - Экономическая и социальная география

Автор р а т

диссертации на соискание ученой степени доктора географических наук

Москва 1995

Работа выполнена в Институте научной информации по общественным наукам Российской Академии наук.

Официальные оппоненты: доктор экономических наук,

профессор Ю. Г. АЛЕКСАНДРОВ;

член-корреспондент Российской Академии образования, доктор географических наук, профессор Ю. Н. ГЛАДКИЙ;

доктор географических наук С. Б. ШЛИХТЕР.

Ведущая организация - Географический факультет Московского

Государственного университета имени М. В. Ломоносова.

. I Защита диссертации состоится " 8 " с) 1995 г. в

д I часов, на заседании специализированного совета Д.003.19.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора географических наук по специальности 11.00.02 "Экономическая и социальная география" при Институте географии РАН по адресу: Москва, Старомонетный пер., 29.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института. Автореферат разослан " 1995 г

Ученый секретарь специализированного совета, кандидат географических наук

Д. Б. Пришкольник

Аннотация. В качестве диссертации представлена одноименная монография, депонированная в ИНИОН РАН 18.04.91 (N5 44386), с дополнением в виде отдельной авторской публикации 1993 г. ("Африка: культура - экономика - экология"). Содержание диссертации полностью изложено в пяти работах, вышедших отдельными изданиями в. 1980 - 1993 годах (№№ 2-6 прилагаемого списка публикаций). В основу монографии положены научно-аналитические обзоры зарубежной литературы, выполненные автором в 1970-х - 1980-х годах в ИНИОН АН СССР (ныне ИНИОН РАН) и характеризующие современное состояние западно^ научной мысли по изучаемой проблеме. Концепции, оценки и рекомендации западных ученых, отражающие различия в целях и подходах и зачастую содержащие взаимоисключающие положения, оценивались с учетом их полноты, непредвзятости, логической убедительности и исторической достоверности. Рассматривая общество и природную среду как единую систему, где каждая составная часть либо поддерживает другую, либо угнетает ее (и тем подрывает жизнеспособность всей системы), автор, естественно, особое внимание уделял тем идеям и наблюдениям, которые связаны с поисками динамического равновесия между определенными типами традиционного общества и его специфической природной средой. В ходе такого анализа были выявлены некоторые черты взаимозависимости разных типов тропической природы и. традиционных африканских обществ, позволяющие создать модели системных отношений между обществом и природной средой на соответствующих территориях. Автором разработаны две такие модели, одна из которых характеризует исторически сложившееся (и ныне разрушаемое) состояние динамического равновесия в постоянно влажных тропиках, а другая - в семиаридных и пограничных с ними сезонно влажных тропиках (на примере Западной Африки). С помощью этих моделей выявляются условия, при которых существование данной эко-социальнрй системы становится невозможным и происходит оскудение возобновимых природных ресурсов. Показано, что та

помощь (экономическая и техническая), которая оказывается развивающимся странам Африки мировым сообществом, не дает положительного эффекта не потому, что она недостаточна, а из-за ошибочного выбора направления. Предложены принципиально новые стратегии развития, предусматривающие сохранение и укрепление тех культурных норм и традиционных приемов освоения среды, без которых невозможно .поддержание экологического равновесия. Сделанные обобщения привязаны к определенным географическим зонам Африки, но опыт изучения эко-социальных , системных отношений и тенденций их изменений может представлять интерес и для тех, кто изучает другие регионы и страны тропического пояса.

Актуальность темы. Монография посвящена критическому разбору основных существующих концепций, так или иначе связанных.с выбором стратегии развития африканских сельских обществ.

Африканские тропики ныне привлекают внимание научной общественности во всем мире. Переломным в этом отношении было начало семидесятых годов, когда жестркая многолетняя засуха, неожиданно разразившаяся в Сахеле, совпала по времени с появлением Первого доклада Римскому клубу и началом бурного обсуждения вопроса об опасности всеобщей экологической катастрофы. Сахельская засуха была в полной мере использована алармистски настроенными экологами как подтверждение их мрачных прогнозов. Многие увидели в этой региональной катастрофе прямое указание на приближение всечеловеческого "судного дня". Как бы то ни было, такая тревожная атмосфера создала редкую возможность мобилизовать мировые научные силы для обсуждения проблем, связанных с опустыниванием, на африканском материале. В последующие несколько лет стало очевидно, что в экологическом отношении не только страны Сахеля, но и Тропическая Африка в целом превращается в один из самых неблагополучных регионов мира и нуждается в самой неотложной помощи. Изучение африканских экологических проблем в этих условиях приобрело особое значение.

Существенно и то, что по ряду причин именно материалы африканских исследований новейшего времени отличаются наибольшей полнотой для объективной проверки имеющихся теорий и концепций развития. Во-первых, явное ухудшение экологической обстановки в Африке произошло буквально на наших глазах и во многих случаях хорошо документировано. Во-вторых, в политических и научных кругах Запада в послевоенные годы на Африку возлагались особью надежды как на регион, где стихия свободного рынка при помощи бывших метрополий может вызвать крупный скачок в экономическом развитии, в связи с чем сюда были привлечены большие научные силы. Проводившиеся здесь разносторонние исследования дают очень ценный, подчас первоклассный материал для анализа и обобщений.

Растущая экологическая напряженность в мире требует срочных действий. Начавшаяся еще в семидесятые годы экологизация широкого круга общественных наук, казалось бы, должна была привести к качественно новым подходам в постановке и решении задач развития. Уместно напомнить, что при всем разнообразии и противоречивости оценок и мнений, высказанных в семидесятые годы, уже тогда было сформулировано (и никем не оспаривалось) фундаментальное положение, что проблема экологического кризиса не имеет технических решений и что целью развития должна быть гармонизация отношений между обществом и природной средой. Иными словами, в центре внимания должно быть не общество как самостоятельное и независимое целое и не природа как таковая, а единая система, образуемая обществом и природой и основанная на неразрывных связях между ними. Гармонизация отношений между обществом и прирог^й, предполагающая решительное изменений тенденций хозяиственного развития, тем более актуальна для многих стран Третьего мира, где происходит катастрофический развал эко-социальных систем, угрожающий существованию целых народов и их культур.

Можно сказать, что изложенный вьшод был главным положительным итогом дискуссии семидесятых годов. Естественно было ожидать, что он станет исходным пунюгом для дальнейших исследований и рекомендаций в области стратегии развития. Однако ничего подобного не произошло. В последующее

десятилетие западная наука не только не двинулась дальше, но в значительной мере отошла на старые позиции, когда общество и природа рассматривались как две вполне самостоятельные и противоборствующие силы. Постепенно на первый план снова выступили те самые технические решения по охране природного потенциала и борьба с загрязнениями, которые были столь решительно отвергнуты учеными -"семидесятниками" как явно недостаточные (поскольку они не затрагивают существующих тенденций социально-экономического развития). А между тем экологический кризис в обширных регионах Третьего мира не только не утратил остроты, но и продолжает углубляться.

Очевидная неудача сначала первой, а затем и второй 10-летней программы развития, провозглашенных ООН, поставила под сомнение правильность осуществляемой стратегии. Были сделаны попытки предложить альтернативные стратегии, предполагающие, в частности, поддержание ■ экологического равновесия. Особую популярность на Западе в последние годы приобрела концепция "устойчивого развития". Однако эта концепция, как и предложенная ранее концепция "экоразвития", слишком декларативна и, что гораздо хуже, .сохраняет под новым названием те же самые приоритеты, которые составляли основу прежней, не имевшей успеха стратегии.

Цели исследования. Основная цель исследования состояла в том, чтобы разработать и обосновать новую стратегию для сельских районов Тропической Африки - стратегию стабилизации, предполагающую гармонизацию отношений между обществом и природной средой. Применяемая до сих пор, несмотря на ее явную неэффективность, стратегия направлена главным образом на ограничение демографического роста и на разрушение традиционных социальных отношений и институтов, которые рассматриваются как помехи развитию. Тезис об архаичности традиционных институтов сельской Африки имеет фундаментальное значение для изучения возможных путей ее развития, но он далеко не столь бесспорен, как это может показаться, если судить по его широкому признанию и отсутствию специальных исследований для его обоснования. Вообще говоря, вопрос об архаичности того или

иного института принципиально невозможно решить, не рассматривая этот институт в рамках более широкой системы, в которой он действует, выполняя (или не выполняя) определенную функцию в качестве элемента такой системы.

Поэтому для оценки реальных перспектив и возможных направлений развития автор счел своей важнейшей задачей разработать основные модели существующих традиционных эко-социальных систем сельской Африки, поддающиеся логической и исторической проверке и показывающие функциональные связи между главными элементами таких систем. Автор убежден, что только после выполнения этой задачи можно рассуждать о том, какие именно традиционные институты действительно архаичны и в чем конкретно эта их архаичность проявляется. Научная новизна исследования. Новизной обладают как предмет, так и результаты исследования. Предметом изучения были не общество как таковое и не природная среда сама по себе, а связи между ними и их взаимозависимость как элементов единой самовоспроизводящейся системы. Для обозначения этой системы в научный оборот введены понятия "эко-социальная система" и "эко-социальное развитие". Термин "экосистема", обычно используемый при изучении экологических проблем общества, самим названием говорит о том, что природная среда рассматривается как некое самостоятельное целое (система), а влияние общества на него - как воздействие внешней силы. Такое понимание не соответствует задачам данного исследования, где природная среда выступает в более низком ранге - в ранге подсистемы, обладающей, безусловно, внутренним единством, но неразрывно связанной с другой подсистемой (обществом) . Ил нно эти две подсистемы и образуют целостную эко-социальную систему.

. Автором разработаны две модели системных отношений между обществом и природной средой на соответствующих территориях: одна характеризует исторически сложившееся состояние динамического равновесия в постоянно влажных тропиках, а другая -в семиаридных и пограничных с ними сезонно влажнь1Х тропиках. С учетом' выявленных системных отношений предложены принципиально новые стратегии развития, предусматривающие сохранение и укрепление тех культурных норм и традиционных

приемов освоения среды, без которых невозможно поддержание экологического равновесия.

Методологическая основа исследования. Географические взгляды автора начали формироваться в годы студенчества под влиянием прежде всего Н. Н. Баранского и И. А. Витвера, лекции которых ему довелось регулярно слушать на специальном курсе по экономической географии зарубежных стран.

В дальнейшем, с началом изучения географических проблем .Африки и поисков адекватного подхода к их изучению, автор особо оценил достижения французской школы географии человека (Ж. Ж. Элизе Реклю, О. Бернар, Ф. Моретт и др.). Влияние этой школы очень заметно и в работах современных французских географов-африканистов, многие из которых внесли важный вклад в изучение проблем эко-социального развития Африки. Некоторые из этих исследователей (напр., Бутрэ) своими идеями помогли автору завершить создание работоспособных моделей системных эко-социальных связей.

В философском осмыслении решаемых автором задач большую роль сыграли труды В. И. Вернадского и Тейяра де Шардена, в понимании принципов системного подхода - работы Н. Винера.

За последние десятилетия значительный вклад в изучение основ природопользования и экологии стран Третьего мира и, в частности, Африки внесли российские географы. Стимулирующее влияние на проводимые автором исследования оказали работы Ю. Н. Гладкого, М. Б. Горнунга, Ю. Д. Дмитревского, И. М. Забелина, Ю. Г. Липеца, В. А. Пуляркина, И. Н. Олейникова, Г. Ф. Радченко, С. Б. Шлихтера.

В аналитическом обзоре литературы, на котором базируется исследование, автор придерживался метода сравнительного анализа, позволяющего организовать своего рода "круглый стол" и при этом не только показать весь спектр разноречивых суждений по обсуждаемым вопросам, но и сопоставить аргументацию спорящих сторон между собой и с имеющимися эмпирическими данными. Выявлялись те ценные элементы каждой концепции, которые выдерживали логическую и эмпирическую проверку и могли быть использованы при последующем синтезе. Естественно, что такой метод может быть полезным только при условии, что при изложении

позиции каждого участника дискуссии автор не нарушает последовательности и полноты приводимой аргументации. Очевидно также, что пунктуальное соблюдение этого требования неизбежно отягощает текст повторениями и длиннотами, но автор сознательно пошел на это в интересах объективности изложения и с тем, чтобы не навязывать своего мнения читателю.

При построении собственных моделей взаимодействия природы и общества автор использовал принципы системного подхода. Особое внимание при этом уделялось тому, чтобы предложенные модели были вполне доступны проверке - логической и исторической, позволяющей установить, насколько они достоверны.

С системным подходом неразрывно связан географический метод изучения. Автор исходил из того, что нет и не может быть единой, универсальной модели, учитывая качественное своеобразие природных комплексов и культурных общностей, образующих эко-социальные системы.

Другим исходным моментом была установка на изучение реального исторического опыта изучаемых народов, воплощенного в традиционных формах ведения хозяйства. Любые проекты идеального устройства общества, не опирающиеся на его традиции, как бы привлекательно они ни выглядели, принципиально неприемлемы: реализация их не только сопровождалась бы болезненной ломкой сложившихся связей и культурных стереотипов, но и потребовала бы непомерно много средств и времени, учитывая высокую сопротивляемость и инерционность культур, а это лишает такие проекты всякого смысла, поскольку деградацию нужно останавливать уже сегЪдня, иначе будет поздно.

.Практическая значимость работы определяется ее целями и задачами. Новые стратегии сельского развития в африканских тропиках, предлагаемые автором, позволили бы по крайней мере стабилизировать экологическую обстановку во многих африканских странах, улучшить их экономическое положение, смягчить социальную напряженность и сделать более осмысленной ту помощь, которая оказывается этим странам мировым сообществом.

Апробация. Основные положения и результаты работы докладывались автором, на Втором международном конгрессе африканистов в Дакаре (1967), на всесоюзных конференциях по проблемам Африки (Ленинград, 1969; Москва, 1969; Москва, 1974) и по географическим проблемам Третьего мира (Москва, 1971; Ленинград, 1973; Москва, 1977; Ленинград, 1983), на теоретических семинарах (Институт Востоковедения, 1979, 1980; Институт истории естествознания, 1991; Институт мировой экономики и международных отношений, 1991; Московский филиал Российского Географического общества , 1994, 1995), на ряде других конференций и совещаний.

По теме диссертации автором опубликовано около 40 работ.

Объем и структура работы. Представленная к защите монография состоит из введения ("Экологический кризис и экономический рост"), 7 глав, посвященных влажным тропикам (2 главы) и семиаридным территориям (5 глав), и заключения ("Общие выводы")- Объем монографии - 270 стр. основного текста, который сопровождается списком использованной литературы на 9 стр. (ок. 130 названий).

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ РАБОТЫ

Во вводной части кратко рассмотрены существующие оценки современных тенденций и проблем экологической обстановки в мире.

1. Ныне общепризнано, что экологический кризис приобрел глобальный характер. Но если в индустриальных странах он предстает прежде всего как угроза для их будущего или как ухудшение рекреационных возможностей, то в Третьем мире это -ужо реализовавшаяся угроза для физического выживания нынешнего поколения людей, вызванная деградацией и истощением возобновимых природных ресурсов. Экологическая напряженность все чаще приобретает здесь катастрофические формы.

2. Полупил широкое признание тезис о том, что экологический кризис в мире имеет системный характер и что он не может быть преодолен чисто техническими средствами, какими бы изощренными они ни были. Никто не ставит под сомнение постулат, взятый за основу авторами Первого доклада Римскому клубу: в конечном мире не может быть бесконечного роста. Простые расчеты показывают, что, даже если бы индустриальные страны приостановили свой экономический рост, задача догнать их по уровню материального производства, выдвигавшаяся ранее перед развивающимися странами, принципиально недостижима: для успешного завершения такой гонки на Земле просто не хватит сырьевых ресурсов, не говоря уже о неизбежном катастрофическом загрязнении планеты возрастающим потоком отходов материального производства и потребления. Это, правда, не значит, что повышение материального благосостояния населения Третьего мира перестает быть актуальной задачей. Но речь теперь идет уже не столько об амбициозных официальных программах типа "догнать и перегнать!", а о создании условий достойной и здоровой жизни для каждого. Да и в самих индустриальных странах экономический рост сам по себе уже не воспринимается как абсолютное благо: повышение уровня жизни здесь повсеместно сопровождается ухудшением среды обитания, необходимостью непомерно увеличивать расходы на ее оздоровление. В этих условиях понятие уровня жизни становится лишь одним из признаков (и отнюдь не определяющим) более широкого и емкого понятия качества жизни. Происходящие изменения в системе ценностей индустриальных обществ, несомненно, окажут влияние и на ориентацию развивающихся стран.

3. Установлено (и в игом особая заслуга выдающегося бельгийского географа Ж. П. Гарруа), что экологический кризис в Третьем мире возник по крайней мере за полвека до того, как оч был осознан мировой научной общественностью, а значит, и задолго до демографического взрыва, который, как известно, начался лишь после второй мировой войны. Из этого вытекает, что демйграфический взрыв не мог быть, как это часто утверждают, причиной'(или одной из главных причин) экологического кризиса в Тротьем мире. Скорее наоборот, этот кризис сам стал одним из

главных факторов, спровоцировавших демографический взрыв. Это предположение проверяется и подтверждается (по крайней мере для сельской Тропической Африки) в последующих главах, где устанавливается, что наибольшая экологическая напряженность существует не в зонах самой высокой плотности сельского населения, а там, где происходит обезлюдение деревни или сильно выраженное нарушение ее демографической структуры.

Наиболее общий вывод, вытекающий из материалов вводного раздела и не оспариваемый, насколько можно судить, большинством исследователей, состоит в следующем. Проблема гармонизации отношений между природой и обществом, перехода от общей стратегии противостояния природе к стратегии функционального включения в биосферные процессы, от стратегии паразитирования на теле природы к стратегии симбиоза, т.е. к установлению подлинно системных отношений - это проблема, которая еще недавно занимала умы разве что только философов, а ныне открылась и для ученых, и для массового сознания как реальная опасность самоуничтожения человечества.

ВЛАЖНЫЕ ТРОПИКИ

Отметим прежде всего специфические трудности, создаваемые средой влажных тропиков для хранения и накопления продуктов труда. Эти особенности накладывают большой отпечаток на приемы и формы хозяйственного освоения среды. Постоянно высокие температуры и высокая влажность климата в странах этого пояса (сезонная в субэкваториальном поясе и круглогодичная - в экваториальном) вызывают быструю порчу продуктов и материалов. Это чрезвычайно ограничивает возможности хранения (особенно в экваториальном поясе) основных продуктов труда, а тем более их накопления. В таких условиях просто неразумно пытаться создавать впрок сколько-нибудь значительные запасы готовых продуктов, материалов и сырья. Единственная надежная форма их сбережения и накопления - охрана и умножение их естественных источников. Известная русская пословица - "дорог хлеб в закромах, а не хлеб на полях" - справедлива только для умеренных широт. Применительно

к влажным тропикам приобретает смысл противоположное утверждение: дорог хлеб на полях, а не хлеб в закромах. Запасы в "закромах" здесь приходится делать минимальными, а запасы "на корню" должны компенсировать вынужденный дефицит заготовленных продуктов и материалов.

На разных территориях исторически выработались комплексы специфических приемов, восполняющих вынужденный дефицит запасов "в закромах" путем создания и поддержания запасов "на корню". В соответствии с назначением запасов - для обеспечения текущих нужд или для создания гарантийного резерва - можно выделить две категории таких приемов: для текущих нужд - особые методы выращивания растений и подбор надлежащих видов и сортов, ограничение поголовья домашнего скота и специфические методы его содержания в земледельческих хозяйствах; для гарантийного резерва - косвенное регулирование возобновимых природных ресурсов в естественной среде.

Для текущих нужд подбирают такие виды и сорта сельскохозяйственных культур, которые имеют разные сроки созревания; сев и посадка саженцев сильно растянуты во времени; наблюдается характерное чередование сельскохозяйственных циклов и взаимное наложение разных этапов полевых работ. Вся совокупность таких приемов направлена на то, чтобы собирать урожай малыми порциями и как можно дольше. Причем различия в сроках созревания настолько важны, что ради них земледельцы могут поступиться даже более высокими урожаями и отдать предпочтение относительно малоценным продуктам.

Невозможность держать значительные запасы заготовленных продуктов обусловливает "сключительное значение маниока этой, пожалуй, самой распространенной в Африке сельскохозяйственной культуры. Будучи весьма посредственным по питательности растением, к тому же сильно истощающим почву, маниок обладает о, ш решающим преимуществом - способностью долго сохраняться в земле после созревания как в естественной кладовой. Этот корнеплод становится непременной и основной частью рациона африканских земледельцев в так называемый голодный сэзон, который наступает неизменно с началом дождей (в

это время уже невозможно нормально хранить припасенные продукты) и продолжается до сбора первого урожая.

"Голодный сезон", который может длиться от нескольких недель до двух - трех месяцев, - явление повсеместное в Тропической Африке. И уже из одного этого видно, что культурные ландшафты (полевые участки) не в состоянии поддерживать, а тем более накапливать долговременные резервы.

Кроме того, во влажных тропиках такие ландшафты склонны к быстрой деградации (истощение почвы, нарастающее буйство сорняков и все более опустошительные нашествия сельскохозяйственных вредителей), что вынуждает забрасывать обрабатываемые участки уже через два - три года после начала эксплуатации.

Поэтому особое значение здесь приобретают природно-антропогенные ландшафты, которые возникают в итоге временной или частичной эксплуатации естественных ресурсов лесов и саванн. Расчистка в лесах (для возделывания сельскохозяйственных культур) сводится по существу к прореживанию древесной растительности, что обеспечивает быстрое восстановление естественного растительного покрова после прекращения эксплуатации участка. Как в лесах, так и в саваннах при расчистке оставляют и оберегают все полезные деревья и кустарники..

В результате структура ландшафта направленно изменяется в пользу хозяйственно ценных его элементов. Кроме того, умеренная расчистка леса оказывает на него омолаживающее влияние, подобное рубке ухода, известной в практике европейских лесоводов. Известно, что омоложенный лес всегда продуктивнее старого - как в отношении общей биомассы, так и в отношении разнообразных плодов, кореньев и всякой живности, которые могут служить предметом охоты и собирательства. Такое омоложение и обогащение естественного ландшафта, регулярно происходящее на основе практики подсечно-огневого земледелия, увеличивало хозяйственную емкость территории, способствовало дальнейшему повышению экологически допустимых плотностей сельского населения.

В основе традиционной стратегии африканских хозяйств (и в этом она решительно отличается от стратегии европейского земледелия)

лежит не противостояние леса и поля, не наступление поля на лес, а взаимная адаптация культурных и природных ландшафтов, регулируемая таким образом, чтобы природные ландшафты, преобразуясь в природно-антропогенные, не только не снижали своей способности воспроизводить используемые данным обществом ресурсы, но и .заметно повышали свой ресурсный потенциал. Механизм формирования такого ландшафта прочно связан с традиционными приемами подсечно-огневого земледелия.

В стратегии сельскохозяйственного освоения земли, ориентированной на природно-антропогенный ландшафт, принципиально важным моментом является то, что она превращает естественные растительные сообщества из опасного и неодолимого врага земледельца в его союзника: высокая энергия роста, которая вызывает засилье сорняков в стабильных культурных ландшафтах, в природно-антропогенных ландшафтах оборачивается их, преимуществом, поскольку она ускоряет восстановление почвенного плодородия и возобновление потребляемых человеком (прямо или косвенно) растительных ресурсов.

Временный культурный ландшафт, возникающий на участке расчистки (обычно на срок до трех лет), является, таким образом, необходимым элементом в механизме расширенного воспроизводства ресурсов природно-антропогенного ландшафта. Так как этот тип культурного ландшафта периодически исчезает в одном месте, чтобы тотчас возникнуть в другом, я называю его блуждающим полем. Способность мигрировать как неотъемлемая его черта позволяет преобразовывать в желательном направлении более или менее обширные площади природного ландшафта, обходясь минимальными силами.

Время одного цикла перемещений, т.е. промежуток, через который блуждающее поле возвращается на исходное место, зависит от обеспеченности данной общины удобными для обработки землями и от плотности ее населения. Чем больше возрастает последняя величина, тем быстрее может завершиться каждый цикл, тем лучшими могут становиться условия для воспроизводства естественных и полуестественных ресурсов леса.

Но этот благоприятный процесс имеет свой предел. Его критическая точка - сокращение срока залежи до минимальной

величины, при которой еще возможна регенерация растительного покрова и восстановление плодородия почвы. Переход через этот порог грозит срывом продуктивного взаимодействия двух типов ландшафта, падением воспроизводства ресурсов в каждом из них.

Такой финал был бы неизбежен и знаменовал бы конец эпохи залежного земледелия, если бы не третий элемент традиционной системы - стабильный культурный ландшафт, который существует наряду с блуждающим полем, но в строго ограниченной зоне, составляющей непосредственное окружение жилья. В любой африканской земледельческой общине этот ландшафт представлен по крайней мере приусадебными огородами, размеры которых могут варьировать в зависимости от потребностей и возможностей семьи. Понятно, что по мере дальнейшего роста плотности сельского населения размеры и доля огородных участков в общем массиве эксплуатируемых земель должны увеличиваться, с тем чтобы не допустить опасного сокращения сроков залежного цикла при возделывании полевых участков и возможного подрыва природноресурсной базы сельской общины.

Пока огородный участок мал, уход за ним бывает не очень обременительным, -и в значительной мере это делается как бы походя (для удобрения огорода бывают достаточны отбросы домашнего хозяйства). Но когда он расширяется, затраты труда могут стать несоразмерно большими по отношению к получаемой с него продукции. И единственным оправданием для таких затрат может быть та роль, которую играет огород в поддержании двух других типов ландшафта и соответственно - всей системы крестьянского производства. Весь вопрос в том, располагает ли данное хозяйство достаточным количеством рабочих рук, чтобы при необходимости расширить огородный участок. И именно здесь, кач показывают наблюдения и материалы обследований, находится ныне самое слабое звено системы, поскольку далеко не всегда удается обеспечить надлежащий объем производства на участках огородного типа.

Рассматривая каждый из трех типов ландшафта, используемых африканскими крестьянами, мы замечаем функциональные связи между ними, неразрывное единство, свидетельствующее о том, что перед нами - действительно элементы целостной

самовоспроизводящейся системы. Они не противостоят друг другу, не вытесняются один другим, а существуют и могут успешно функционировать только на основе тесного и постоянного взаимодействия. Стабильный культурный ландшафт, мигрирующий культурный ландшафт (блуждающее поле) и природно-антропогенный ландшафт (вторичный лес) - это триада, которая только и может быть устойчивой экологической основой развития сельского общества на большей части территорий влажных тропиков. Все дело только в том, чтобы между разными типами ландшафта каждый раз устанавливалось правильное соотношение, соответствующее динамизму данного общества.

Надлежащее сочетание экстенсивных и интенсивных методов, обеспечиваемое в рамках описанной триады, если эта система не деформирована внешними воздействиями, позволяет добиться такого уровня суммарного производства, какой был бы недостижим при исключительно интенсивных методах. Насколько велики потенции такого сочетания форм ведения хозяйства, можно видеть на примере некоторых традиционных городов Нигерии, давно вызывающих изумление у исследователей проблем африканской урбанизации. Будучи городами по формальному признаку (численность населения), они привлекают мало внимания тех, кто изучает тропическое сельское хозяйство. А между тем многие крупные поселения в лесной области этой страны, насчитывающие десятки тысяч жителей (а некоторые - более 150 тысяч), не выполняют никаких городских функций и ничем, кроме своих огромных размеров, не отличаются от обычных африканских деревень. Жители их, как и во всякой деревне, занимаются только сельским хозяйством, при'эм земля, как и всюду, возделывается традиционными приемами на основе залежного цикла. Судя по тому, что эти "города" полностью обеспечивали себя всем необходимым, можно заключить, что описанная система успешно функционировала в условиях, немьк имых для любой другой из известных нам систем.

Таким образом, можно говорить не только о максимальной экономии труда, затрачиваемого крестьянами на единицу продукции (на чем'сделала упор Э. Босеруп), но также о максимальной продуктивности на единицу площади, которая обычно ассоциируется

с европейским земледелием. Однако отличие, и притом решающее, этого типа хозяйства от европейского состоит в том, что рост продуктивности земли определяется здесь не интенсификацией производства (при которой трудовые затраты возрастают несоразмерно результатам, причем экологическая ситуация становится, по существу, тупиковой), а теми же экстенсивными методами, основанными на использовании совершенных механизмов природных экосистем.

Естественно, возникает вопрос: почему моя оценка производственного потенциала традиционного хозяйства так резко отличается от общепринятой? Объяснение заключается в том, что экономисты, вслед за агрономами, всегда рассматривают только прямые результаты практики подсечно-огневого земледелия (действительно статичного и весьма малопродуктивного), отождествляя его со всей системой традиционного сельского хозяйства. Его влияние на естественный ландшафт и продуктивность этого ландшафта исключаются из сферы их рассмотрения и изучаются, в соответствии с европейской научной традицией, другим отрядом ученых - экологами-природоведами. Отраслевой подход, отражающий специализацию занятий в европейской экономике, сыграл с экономистами злую шутку, когда они применили его к традиционному африканскому хозяйству, которое не только не специализировано, но и не вычленяется из природного ландшафта, существует в недрах его и преимущественно на основе его ресурсов.

Исходя из такого подхода, принято выделять в самостоятельную отрасль, якобы не зависящую от сельского, хозяйства, сбор и добычу ресурсов окружающего леса. Причем рассматривают это занятие как вспомогательное, мало что добавляющее к продукции земледелия и потому не заслуживающее особого внимания. Вот здесь-то и коренится главная ошибка, мешающая правильно оценить производственный потенциал традиционных систем и их перспективы. Чтобы убедиться в этом, достаточно сделать следующее сопоставление. В тех районах Африки, будь то в лесной зоне или в зоне саванн, где живут племена охотников-собирателей, плотность населения обычно не превышает 3-5 чел. на 1 кв. км, что соотвэтствует его обеспеченности наличными естественными

ресурсами. С другой стороны, подсечно огневое, или залежное, земледелие, согласно принятым оценкам, само по себе способно поддерживать от силы 40 - 50 жителей на 1 кв. км, если сохраняются традиционные сроки залежи. Если даже допустить, что можно без ущерба для урожайности сократить время залежи вдвое, то и в этом случае предельная плотность населения будет не выше 100 чел. на 1 кв. км. А между тем средняя (подчеркиваю - средняя) плотность населения в лесной Нигерии (и не только в ней) уже 30 лет назад превышала 200 - 300 чел. на 1 кв. км в масштабе целых округов и с тех пор еще удвоилась. В отдельных местностях плотность доходит до 1 000 чел. на 1 кв. км, т.е. на порядок больше, чем должно быть по расчетам. Откуда же берутся дополнительные ресурсы? Отчасти, как показывают наблюдения, за счет интенсификации обработки земли, но лишь в очень малой степени, поскольку такой процесс происходит только на очень ограниченной площади в непосредственной близости от жилья (огород). Остальное дает .так называемое собирательство. Выходит, что собирательство в зонах наибольшей плотности населения служит главным источником его существования? Это было бы верно, еспи бы столь обильные естественные ресурсы существовали сами по себе. На самом же деле они есть результат предшествующей деятельности земледельца, осуществляемой экстенсивными методами в рамках залежного цикла и резко повышающей хозяйственно полезную продуктивность природного ландшафта.

Живучесть искаженных представлений в значительной мере объясняется неадекватным понятийным аппаратом, применяемым к традиционному хозяйству. Будучи неотъемлемой частью традиционного хозяйства, так называемое собирательство на самом деле есть сбор плодов предыдущей деятельности, а не самостоятельный промысел. Точно так же и лесное земледелие, практикуемое африканцами, если пользоваться привычной терминологией, более сродни лесоводству, чем земледелию в европейском понимании, учитывая специфику его приемов и особенно многообразие функций, среди которых получение непосредствонного урожая - лишь одна из многих и, возможно, не самая тлппнпя.

При характеристике системы воспроизводства естественных ресурсов нельзя обойти вопрос об институционных фермах, регулирующих их использование. Иначе останется неясным, каким образом действия отдельных членов крестьянских общин, с их противоречивыми интересами и заботами не столько о завтрашнем, сколько о сегодняшнем дне, подчиняются единой стратегии в отношении природной среды.

В земледельческих районах Тропической Африки, где сохраняется общинная собственность на землю, это единство действий достигается при помощи разных форм контроля со стороны общинных властей. Эти формы неодинаковы от места к месту, но есть среди них и универсальные, которые можно встретить повсеместно. К ним относится своеобразный институт, имеющий сходство с узуфруктом по римскому праву. Это - преимущественное право пользования плодами земли, которое приобретает лицо, однажды обработавшее данный участок. Согласно традиционным нормам, любое дерево, оставленное или посаженное на месте расчистки,. принадлежит тому, кто производил расчистку (или от чьего имени она производилась). Однако в отличие от узуфрукта это право не пожизненное. Оно сохраняет силу лишь до тех пор, пока остаются следы расчистки, т.е. пока вторичные заросли, возникшие на участке после прекращения его обработки, не сомкнутся с первичным древесно-кустарниковым покровом, окружающим участок, так что он перестанет выделяться в общем ландшафте. Институт "узуфрукта" устанавливает, таким образом, право не столько на плоды земли (земля - собственность всей общины), сколько на продукты труда, вложенного в землю.

При помощи такого правового регулирования достигается строго упорядоченная эксплуатация леса или саванны! Сбор диких растений и плодов или рубка деревьев в случае необходимости ставится под контроль самих заинтересованных членов общины. Предупреждая опасность чрезмерной эксплуатации дикорастущих растений или полуестественных насаждений, "узуфрукт" одновременно стимулирует практику залежного земледелия на возможно большей площади: ведь для того, чтобы получить гарантированный и преимущественный доступ к нужным им плодам масличной пальмы, орехам кола и другим продуктам леса, члены

сбщины должны закреплять за собой подходящие участки, своевременно проводя их расчистку. С ростом плотности населения, по мере сокращения фонда еще не занятых земель, неизбежно возникновение конкуренции за такие ресурсы, но, пока остается в силе институт "узуфрукта", эта конкуренция ведет не к истощению ресурсов леса, а к увеличению воспроизводства по крайней мере важнейших из них благодаря расширению зоны расчисток. Понятно, что эта институционная форма выполняет свою функцию только в земледельческих общинах. Африканские горожане, оторвавшиеся от земли, Могут быть таким же бедствием для окрестных лесов или саванны, как и европейские горожане.

Здесь нет надобности говорить обо всех традиционных нормах и культурных установках, способствующих поддержанию и развитию природно-ресурсного потенциала общинной территории. Скажу лишь о значении многочисленных религиозных табу, ограничивающих разрушительное влияние хозяйственной

деятельности на природный ландшафт, и еще более общо - о самом восприятии этого ландшафта в традиционном африканском сознании. Африканская культура неотделима от природы, а точнее -от того конкретного природного ландшафта (леса или саванны), в рамках которого она существует и с которым взаимодействует через систему многочисленных анимистских культов.

Человек в этой культуре - не венец творения, не покоритель природы, призванный преобразовывать ее себе на потребу, а существо, которое в полной мере зависит от нее и не должно вступать с нею в конфликт. Ради собственного благополучия человек должен почитать всевозможных духов леса, земли и воды й всячески задабривать их. Говоря по-научному, традиционная культура предписывает оберегать и поддерживать в целостности тот самый естественный ландшафт, в котором обосновалась данная община, а не только отдельные его элементы, представляющие хозяйственную ценность. Именно такая установка, ориентирующая на целостную экосистему, или на природный ландшафт, позволяет использовать механизмы природного саморегулирования, которые, как известно, всегда неизмеримо совершеннее (и по продуктивности, и по энергозатратам), чем любые искусственные механизмы, какими бы изощренными они ни были.

Итак, можно считать замечательным достижением африканской цивилизации ее способность органически вписываться в природный ландшафт, используемый традиционными сельскими общинами, оберегая его ресурсный потенциал и даже наращивая его по мере роста таких общин. Представляется вполне очевидным, что невозможно сохранить африканские леса, не оберегая культурных традиций тех народов, которые веками их населяют.

По-видимому, мы, европейцы, уже созрели для понимания того, что все культуры самоценны и не нуждаются в оправдании утилитарными соображениями. Гибель любой культуры, даже если она принадлежит всего лишь малому народу, ведет к обеднению культурного генофонда человечества, а значит, дает достаточный повод для тревоги за его будущий культурный потенциал. Но когда мы говорим о лесных цивилизациях, таких, как африканские, мы должны себе уяснить, что речь идет о гораздо большем.

Ныне все признают, что спасение тропических лесов - этой крупнейшей на планете фабрики кислорода - стало самой срочной проблемой, от решения которой зависит выживание человечества. Но если это так, то для физического выживания человечества просто необходимо, чтобы выжили и в полной мере сохранили свою жизнеспособность цивилизации, сумевшие выработать механизмы эффективной адаптации общества к естественным ландшафтам, особенно к лесным, обеспечивая их постоянное воспроизводство. Многие все еще смотрят на африканские цивилизации как на архаичные только из-за их непохожести на европейскую, не понимая, что, устранив эту непохожесть, мы устраним и последнее препятствие на пути разрушения тропических естественных ландшафтов, в том числе тропических лесов.

СУДАНСКИЕ САВАННЫ И СЕМИАРИДНЫЕ ТЕРРИТОРИИ САХЕЛЯ

Здесь речь пойдет о. специфической сахело-суданской системе, в рамках которой так или иначе взаимодействуют скотоводческие народы предсахарских территорий (Сахеля) и земледельческие общины сезонно влажных саванн (суданская географическая зона), прилегающих к этим территориям с юга.

Главная методологическая ошибка, которую обычно совершают при анализе механизмов адаптации кочевников-скотоводов к среде, состоит в том, что исследователи жестко ограничивают территорию кочевых групп теми пределами, в которых эти группы при нормальных условиях обитают и совершают сезонные миграции. Если верно, что кочевники не признают иных границ, кроме экологических, а это безусловно так, то очевидно, что при утрате ресурсной базы на традиционно занимаемой ими территории у них не возникнет никаких сомнений в своем праве занять любую другую подходящую территорию.

Это значит, что при оценке способности кочевых скотоводческих обществ к выживанию надо рассматривать гораздо более широкое географическое пространство, чем то, которое они традиционно занимали в годы относительно нормального увлажнения (или при кратковременных отклонениях от нормы). В это пространство необходимо включать территории с более высоким и надежным атмосферным увлажнением (в данном случае это суданская природная зона), где исконно преобладает земледельческое население.

Итак, для выживания кочевых скотоводческих общестг в периоды всеобщих катастрофических засух (пусть очень редких, но, тем не менее, ожидаемых каждым поколением кочевников) им необходимо иметь надежные и доступные резервные базы, находящиеся за пределами традиционной зоны кочевий в иной природной и социальной среде. Эти базы должны быть важнейшей составной частью системы, поддерживающей механизм постоянного (вопреки климатическим флюктуациям) воспроизводства пастбищно-кочевого образа жизни.

Изолированное рассмотрение сахельской и суданской природно-хозяйственных зон представляет давнюю научную традицию, позволившую четко - ыявить их природное, хозяйственное и культурное своеобразие, но исключающее даже постановку вопроса о таких связях, помимо торговли и культурных влияний, которые делали бы их единым организмом. При таком подходе неизбежно противопоставляются не только скотоводческие народы Сахеля и земледельческие народы суданской зоны, но и внутри суданской лэны - "давно обосновавшиеся в ней скотоводческие группы и

местное земледельческое население. Скотоводческие племена, проникшие в суданскую зону и оказавшиеся в непосредственном контакте с земледельцами, выглядят при этом как инородное включение в неподходящую для них среду, которая либо выталкивает их, либо оказывает на них давление в сторону ассимиляции, включающей оседание и переход к земледелию.

В рамках концепции противостояния скотоводческих и земледельческих народов, все еще распространенной в научных кругах и влияющей на политику многих африканских правительств, предполагается, что отношения между этими группами всегда конфликтны и определяются конкуренцией за основные ресурсы. Однако при таком подходе остаются без ответа некоторые принципиально важные вопросы. Чем объяснить, например, такой широко известный факт, как тяготение скотоводческих групп к районам концентрации земледельческого населения, характерное для суданской саванны? Почему они предпочитают размещаться здесь в пределах освоенных земледельцами территориальных массивов и избегать безлюдных пространств? Что заставляет их держаться в непосредственной близости от земледельческих общин и находиться ,с ними в постоянном контакте, используя в качестве пастбищ земли этих общин? И как им при этом удается ладить с земледельцами, отношения с которыми и без того часто бывают довольно натянутыми?

Упорное нежелание скотоводческих групп в суданской саванне территориально размежеваться с земледельческими общинами может показаться тем более удивительным, что постоянный контакт с этими общинами с самого начала, не давал им никаких политических преимуществ. Более того, именно скотоводы фульбе оказались в подчиненном положении у земледельцев хауса, на территорию которых они пришли и которые намного превосходили их численностью. Хауса разрешали скотоводам фульбе селиться на своих землях лишь на определенных условиях: платить подати, пасти, наряду со своим, также и скот, принадлежащий земледельцам, и выполнять другие требования хозяев земли.

Фульбе соглашались терпеть такие неравноправные отношения, пока условия выпаса скота были удовлетворительными с их точки зрения. Когда же навязанные им ограничения стали серьезной

помехой в организации выпаса, в обеспечении доступа к пастбищным ресурсам, напряженность в отношениях между фульбе и хауса увеличилась до предела, и в начале XIX века фульбе начали войну (джихад), которая увенчалась их победой. С этого времени отношения между пастухами фульбе и оседлыми хаусз становятся равноправными.. Были точно определены правила использования пастбищных угодий, перегона скота, пользования источниками воды и выпаса на жнивье.

Весьма характерно (и это надо особенно подчеркнуть), что, объявив джихад, фульбе стремились не к тому, чтобы подчинить себе земледельческие общины, не. к тому, чтобы поменяться с хауса местами в отношениях господства и подчинения, а к равноправию с ними. Их, можно сказать, вполне устраивала "ничья", более, того, фульбе стремились к "ничьей" и добились ее (хотя по форме это была победа), ибо равноправные отношения, которые установились с тех пор между фульбе и хауса, говорят о взаимоприемлемом почетном мире, а не о победе и поражении.

Приведенные факты свидетельствуют о том, что в некоторых районах суданской саванны существуют какие-то мощные силы, удерживающие во взаимном зацеплении скотоводческие Полукочевые группы и оседлое земледельческое население. Эти силы настолько велики, что обычно полностью парализуют тенденцию к взаимному отталкиванию и "разбеганию", вызываемую противостоянием совершенно обособленных культур и специфических форм социальной организации. Действие этих сил тем более впечатляет, что оно надежно гасит даже сильные вспышки вражды, подчас возникающие из-за споров о размежевании земель.

Чтобы понять, что это за силы, надо сначала уяснить, чем привлекательна для скотоводческих групп суданская саванна. Главное ее достоинство - это, конечно, климат, при котором смена сухого и дождливого сезонов происходит с большей регулярностью, чем в Сахеле. И здесь, разумеется, очень велики отклонения в выпадении осадков от средних годовых норм, и здесь зачастую быйают засухи, но это засухи относительные, а не абсолютные: они характеризуются меньшими, по сравнению с нормой, суммами осадков, но не полным их отсутствием, и могут повлиять на урожай

сельскохозяйственных культур, но не помешают появлению на пастбищах свежего травостоя.

Насколько продуктивны такие пастбища по сравнению с сахельскими - это другой вопрос. Без ответа на него не обойтись при определении необходимых размеров стада на одну скотоводческую семью ' и при подсчетах общей численности возможного поголовья скота в данном районе, однако он уводит нас в сторону от главного, ибо для африканских скотоводческих групп, ведущих потребительское хозяйство, решающее значение имеет не доходность хозяйства, а его надежность как источника существования, и их поведение определяется в первую очередь стратегией выживания, а не стремлением максимизировать продукцию в расчете на вложенный труд. Поэтому совершенно неправомерно оценивать перспективы скотоводства в суданской саванне, сравнивая его по продуктивности с местным земледелием или со скотоводством в Сахеле.

Однако можно и нужно сравнивать обе зоны по опасности тяжелых засух, ибо это имеет прямое отношение к выживанию пастушеских групп. Гарантия от таких засух - неоспоримое преимущество суданской зоны по сравнению с сахельской, и это делает ее потенциальной резервной базой для сахельских кочевников.

Но серьезной помехой для ее использования в этом качестве является тип естественного покрова, распространенного в суданской зоне. Значительную его часть образуют кустарники и многолетние травы, имеющие очень малую или вообще никакой кормовой ценности. Еще хуже то, что эта зона входит в область распространения мухи цеце, присутствие которой создает непреодолимый барьер для скотоводческих групп. И лишь отдельные территории, расположенные достаточно высоко над уровнем моря (в Западной Африке это прежде всего нагорья Фута-Джаллон и Адамава, а также плато Джое), более или менее свободны от губительного для крупного рогатого скота трипаносомоза, поскольку на нагорьях обычно не встречается переносчик его возбудителя - муха цеце.

• Эти обстоятельства давно известны и стали общим местом при характеристике суданской зоны. Они настолько бесспорны, что на

протяжении многих десятилетий рассматривались как решающий и фактически неизменный фактор, делающий суданскую саванну одной из наименее перспективных зон для жизни и ведения сельского хозяйства. Но при этом оставлялось в тени антропогенное влияние, которое при определенных условиях может в корне менять упомянутые неблагоприятные характеристики. И только совсем недавно исследователи обратили внимание на особые возможности, заключенные в антропогенных формах ландшафта в суданской зоне. Я имею в виду культурный ландшафт, регулярно воссоздаваемый суданскими земледельцами.

Замечено, что в районах большого сосредоточения земледельческого населения, где практически все земли включены в сельскохозяйственный оборот и повышена интенсивность их использования, происходит оздоровление среды: исчезают заросли кустарников, в которых обычно гнездится муха цёце. Измененный растительный покров, который появляется на землях, оставленных под залежь, и в котором преобладают травы, не представляет опасности для скота и, кроме того, обеспечивает его более ценными кормовыми ресурсами. Неудивительно, что именно в такие районы, и только в такие районы устремляются скотоводческие группы, поскольку малонаселенные, а следовательно, и малоосвоенные районы суданской саванны просто недоступны для них.

Скотоводы неспособны самостоятельно использовать ресурсы суданской саванны. Для того, чтобы они могли здесь обосноваться, местная среда должна быть предварительно освоена земледельцами, причем настолько, чтобы обеспечить смену типа преобладающего растительного покрова. За исключением наиболее высоких участков нагорий, пастбищное хозяйство в большой мере зависит от долгосрочных последствий работы земледельцев по расчистке земли от зарослей кустарников.

Эта неспособность скотоводов самостоятельно освоить суданские пастбища представляет разительный контраст с их пионерной ролью в Сахеле. Но гораздо важнее фундаментальное различие в типе отношений между земледельцами и скотоводами б той 'и другой зоне. В Сахеле, при всем положительном значении торговых связей между обеими группами, (что неустанно подчеркивается всеми исследователями), преобладают все же

отношения соперничества за главные ресурсы - за землю, а в суданской зоне земля может использоваться совместно, в ритме чередования сезонов, к выгоде обеих групп, то есть преобладающий тип отношений здесь - сотрудничество, основанное прежде всего на производственной кооперации.

Вот эта производственная кооперация между скотоводами и земледельцами, способная превратить суданскую зону в совершенно особую по сельскохозяйственному потенциалу, в одну из наиболее перспективных зон сельскохозяйственного развития, каким-то образом остается не замеченной многочисленными авторами. И это несмотря на то, что значение скотоводства для земледелия в густонаселенный районах суданской зоны хорошо освещено в литературе.

Известно, например, что в Северной Нигерии земледельцы всячески стараются заполучить компост,. приготовляемый горожанами из отбросов домашнего хозяйства, и навоз, которые ' стали здесь даже важными предметами торговли. Земледельцы стремятся договориться со скотоводами-пастухами, чтобы те пасли скот на их полях в сухой сезон. Важность удобрений для почвенного плодородия настолько хорошо осознается африканскими крестьянами, что при аренде земли устанавливаемая плата всегда отражает степень удобренности земли компостом или навозом. Поставка компоста для удобрения полей является главным элементом экономических связей между городом и деревней в окрестностях крупных городов Северной Нигерии. В непосредственной близости от таких городов (например, Кано) земля обычно находится под постоянной обработкой, но в других местах преобладает циклическая обработка земли. Удобрений чаще всего не хватает, и хозяйства ведутся по принципу: приусадебная земля - дальнее поле. Согласно этому принципу золой, навозом и компостом удобряют только лучшие земли или ближайшие к поселению участки.

Итак, .скотоводы заинтересованы в земледельцах, а земледельцы - в скотоводах. Для того, чтобы скотоводческие группы могли обосноваться в суданской саванне, необходимо, чтобы достаточно большая площадь в том или ином районе была освоена под земледелие. Однако это еще недостаточное условие. Даже если все

земли данного района будут вовлечены в оборот на основе традиционного залежного цикла, это еще не приведет к оздоровлению местности: при исключительно земледельческом освоении территории, когда органических удобрений едва хватает лишь для приусадебного участка, срок залежи должен быть не менее 10 - 12 лет, а за это время развивается мощный кустарниковый покров, служащий показателем восстановленного плодородия и в то же время создающий отличную среду для размножения мухи цеце. Это значит, что оздоровление местности может произойти только в том случае, если резко сократится (по крайней мере вдвое) продолжительность залежи - настолько, чтобы не успел развиться кустарниковый покров.

Переход к новым условиям представляет, таким образом, драматический момент а эволюции залежного земледелия, ибо плотность населения при этом становится в полтора - два раза выше допустимой для чисто земледельческой формы эксплуатации земель, и плодородие земли не успевает восстанавливаться за столь короткий период отдыха. Но только после наступления этой кризисной фазы территории земледельческих общин становятся доступными для скотоводческих групп, и приход таких групп знаменует начало производственной кооперации, позволяющей' восстановить экологическое равновесие на новой основе и обеспечить значительный рост сельскохозяйственного потенциала территории.

Непонимание или игнорирование описанного механизма приводит наблюдателей к грубым ошибкам в оценке ситуации. Среди недавних публикаций характерным примером может служить совместная обзорная работа директора Института мировых наблюдений (WorldWatch Institute) Лестера Брауна и Э. Вулфа, которые бьют тревогу по поводу того, что "в некоторых местностях Нигерии залежный цикл, составлявший в прошлом 10-15 лет, уже сократился до пяти лет" . Авторы не пишут, о каких именно

районах идет речь, будучи уверены, что сокращение срока залежного цикла неприемлемо ни при каких обстоятельствах. Однако мы только что видели, что при определенных условиях такое сокращение срока залежи не только допустимо, но и необходимо в

качестве отправного пункта интенсификации традиционного хозяйства.

При кооперации скотоводческих и земледельческих групп суммарная продуктивность используемого земельного фонда сельских общин резко возрастает благодаря одновременному действию ряда факторов: повышения урожайности сельскохозяйственных культур, сокращения срока залежи, достаточного для восстановления почвенного плодородия (а значит, и увеличения доли земель, находящихся под единовременной обработкой), наконец, использования залежных земель в качестве пастбищ, обеспечивающих существование скотоводческих семей. Простые расчеты показывают, что при потребительском типе хозяйства потенциальная заселяемость территории (земледельческими семьями) может увеличиться в таком случае по крайней мере в 5 - 6 раз, а с учетом скотоводческих групп, использующих для выпаса те же земли, в 7 - 8 раз и более.

Кооперация скотоводов с земледельцами создает, как это ни парадоксально, тесную и неразрывную связь интенсификации с экстенсивными формами, и прежде всего - с залежным циклом земледелия. В самом деле, сокращение сроков залежи ведет к увеличению доли площадей, единовременно находящихся под обработкой, а следовательно, к уменьшению доли залежных земель, которые можно использовать под пастбища. Этот процесс, если бы он шел безостановочно, еще задолго до своего завершения привел бы к тому, что скотоводам просто не осталось бы места для ведения пастбищного хозяйства, а в этом случае исчезла бы и та основа, на которой происходит интенсификация земледелия, и экологическое равновесие было бы резко нарушено. Вероятно, примерным рубежом должно быть соотношение 1:1, достигаемое в том случае, когда длительность залежи становится равной продолжительности обработки участка (например, по три года).

Разумеется, наивно было бы предположить, что необходимое соотношение обрабатываемых и залежных земель заранее предусматривается заинтересованными сторонами. Это происходит стихийно, причем на определенном этапе возможны трения, а подчас и прямые столкновения между участниками формирующегося сообщества. Пример такого конфликта,

вызванного сокращением доступных пастбищ вследствие возросших потребностей земледельцев в земле, - джихад,

начатый фульбе в Северной Нигерии в начале Х1Х века. Однако, учитывая взаимозависимость источников существования

скотоводов и земледельцев, можно сказать, что в любом конфликте, каким бы острым он ни был, не может быть победителей и побежденных. Конечным итогом бывает упорядочение использования земель между обеими группами, как это и произошло после джихада.

Оценивая взаимосвязи между земледельцами и скотоводами, опосредованные землей, в суданской зоне, мы без труда обнаруживаем, что они имеют системный характер. Но это только часть системы, ибо есть еще один элемент, без которого она не может обладать гибкостью и жизнеспособностью и который также не может длительно существовать, будучи изолирован от остальных элементов. Речь идет о кочевниках и полукочевниках Сахеля, для которых суданская зона обеспечивает резервные базы на случай стихийных бедствий и которые сами могут в нормальные годы "потесниться", принимая избыточное скотоводческое население из суданской зоны.

Следует особо отметить, что в силу экологических' особенностей суданской зоны, обусловливающих привязанность местных скотоводческих групп к сгусткам земледельческого населения, подчас очень далеко расположенным друг от друга, перемещения скотоводческих групп в пределах этой зоны из одного района в другой возможны, как правило, только обходным путем, через Сахель. Сахель выступает, таким образом, в роли регулятора скотоводческих миграций между различными районами суданской зоны, обеспечивая возможность адекватной реакции суданских скотоводов на происходящие изменения. Разрыв связей между скотоводческими группами обеих зон в конечном счете губителен для каждой из них, как и для всей системы.

Таким образом, мы вправе говорить о единой сахело-суданской системе или о сахело-суданском сообществе как неразрывном целом. Только поняв механизм его функционирования, можно обнаружить те сбои, которые произошли п этом механизме и не

дали ему проявиться в достаточной мере во время великой засухи 1968- 1974 годов.

Как мы могли убедиться, эта система не может эффективно функционировать, если в суданской саванне плотность земледельческого населения не достигает определенного, достаточно высокого уровня. Система вообще должна начать разваливаться, если в этой зоне произойдет падение плотности населения. Но именно такой процесс наблюдался в значительной части суданской зоны на протяжении десятилетий.

Мы не располагаем надежными статистическими данными за длительный период о происходившей здесь демографической эволюции, но имеются достаточно убедительные косвенные доказательства того, что обезлюдение саванны действительно имело место. Известно, например, что в течение XX столетия значительно расширились ареалы мухи цеце, ' а это верный признак убыли земледельческого населения. Отмечено появление многочисленных очагов мухи цеце даже в тех областях, где она никогда прежде на встречалась. Тенденция к сокращению территорий, доступных для скотоводческих групп в суданской зоне, вызывает то здесь, то там лавинообразный процесс распада системы, ведущий к прогрессирующей деградации земель и дальнейшему оттоку населения.

Второй фактор подрыва системы, несомненно, тесно связан с первым. Речь идет о "расползании" земледельческого населения из районов относительной его концентрации, ставшей, однако, недостаточной для удержания скотоводческих групп. Происходящая на этом фоне деградация почвенных ресурсов, лишающая земледельцев средств к существованию, вызывает, в дополнение к ранее возникшему миграционному потоку в южные города и зоны плантационных культур, новые потоки переселенцев, обращенные на север, в сторону Сахеля.

Известно, что в колониальный период и в послеколониальное время наблюдалась четко выраженная тенденция к экспансии земледелия из суданской зоны в Сахель вдоль всей границы, разделяющей эти зоны, причем указанный процесс сопровождался оттеснением сахельских скотоводов с тох пастбищ, которые они использовали во время сухого сезона. В результате кочевники и

полукочевники Сахеля оказались отрезанными от своих резервных баз в суданской зоне. Были утрачены возможности регулярных контактов со скотоводами этой зоны, а следовательно, стали ослабевать те связи, которые основываются на родственных союзах и системах взаимных услуг, обычно тщательно поддерживаемых пастушескими группами (причем не только с ближайшими соседями) для укрепления надежности своего существования.

Как бы то ни было, основные процессы, происходившие в Сахеле и суданской саванне, были разнонаправленными, и это главное. Значительный рост поголовья скота в Сахеле, с годами усиливавший фактор риска, не сопровождался соответствующим ростом поглощающей способности суданской зоны, чтобы нейтрализовать этот риск, а скорее наоборот: способность суданской зоны принять дополнительное число скотоводов с каждым десятилетием становилась все более проблематичной.

Именно эти неблагоприятные тенденции, вызванные внешними влияниями (притягательной силой территорий, концентрирующих источники денежных доходов, но особенно ошибочными стратегиями властей, направленными на подрыв кочевого образа жизни), лишили сахело-суданскую зко-социальную систему необходимой гибкости, чтобы противостоять экологической катастрофе, разразившейся в' Сахеле на рубеже семидесятых годов.

Из всего сказанного логически вытекает, что судьба Сахеля и как природного комплекса, и как зоны успешного ведения скотоводческого хозяйства в известном смысле решается в суданской зоне. Столь же верно и другое утверждение: будущее суданской зоны, ее сельскохозяйственный потенциал находятся в жесткой зависимости от процветания сахельского кочевого скотоводства. И если и впредь сохранится тенденция к обезлюдению суданской зоны (что, к счастью, крайне маловероятно), то развал сахело-суданской эко-социальной системы примет необратимый характер. В этом случае сельскохозяйственное развитие обеих упомянутых зон окажется блокированным, а экологическое равновесие в каждой из них - резко нарушенным, что выразится, в частности, в усилении тенденций опустынивания.

ПРОБЛЕМА МОДЕРНИЗАЦИИ АФРИКИ

Вопрос о модернизации традиционного хозяйства, пожалуй, -один из самых запутанных в литературе, хотя существует немного проблем, которым уделялось бы столько внимания. И это вовсе не потому, что проблема в научном плане так уж сложна. Просто на протяжении многих десятилетий ученые ломали голову над тем, как добиться модернизации Африки, но лишь недавно стали задумываться над тем, а что же это такое - модернизация. Слишком долго считалось самоочевидным, что требования модернизации состоят в замене традиционных социально-экономических структур и технических средств теми, которые сложились и используются о Европе. Другими словами, слово "модернизация" было всего лишь синонимом термина "вестернизация". Любое заимствование из европейского опыта считалось прогрессивным, любое проявление местного своеобразия - архаичным. Сомнения возникли только после провала многочисленных проектов организации хозяйства по европейскому образцу, вызвавших тяжелые социальные и экологические последствия. И действительно, разве можно считать модернизацией введение, скажем, плужной обработки земли взамен мотыжной, если это ведет к разрушению почвенного покрова, то есть к подрыву производственной базы населения?

Итак, было признано, что модернизацию нельзя отождествлять с вестернизацией, что то, что хорошо для Европы, необязательно хорошо для Африки и что Африка должна идти своим путем. Однако этого недостаточно для понимания того, что же такое модернизация, а значит, и для понимания "ого, что сделано за минувшие десятилетия с Африкой под флагом ее модернизации. Чтобы ответить на этот последний вопрос, я уточню, что модернизация - это не просто изл' ^нение, отвечающее современным требованиям, а изменение, диктуемое требованиями извне, со стороны внешней среды (ибо измен ние, вызванное внутренними причинами, называют не модернизацией, а развитием), и притом такое изменение, которое ведет не к разрушению, а к укреплению данной системы. Из этого следует, что модернизация разливающегося общества есть процесс его адаптации к внешнему

миру, с которым оно находится в постоянном контакте, процесс его эффективного включения в более общую систему. Другими словами, мы можем говорить о модернизации данного общества лишь в том случае, если оно успешно интегрируется с внешним миром.

С учетом сказанного приходится констатировать, что весь колониальный и особенно послеколониальный период, отмеченный лозунгом форсированной модернизации, не только не продвинул Африку в этом направлении, но и обозначил попятное движение, ибо преобладающей тенденцией стала дезинтеграция, особенно проявившаяся в развале традиционных эко-социальных систем и превращении Африки (впервые в известной нам истории) в самый неблагополучный по продовольственному самообеспечению регион мира.

Провал первой, а затем и второй десятилетней программы развития, провозглашенных ООН, был (хотя это далеко не всеми еще осознано) закономерным результатом порочной стратегии модернизации, направленной на разрушение традиционных социально-культурных структур, которые рассматривались как помеха развитию и подлинной модернизации. Не приходится удивляться, что разрушение таких структур, а вместе с ними и природных экосистем, с которыми они теснейшим образом взаимосвязаны, происходило тем быстрее, чем массированнее становилась такого рода помощь. Удивляться надо другому -непрекращающимся жалобам на недостаточные объемы помощи, требованиям многократно увеличить ее, хотя в той форме, в какой она оказывается, она в целом лишь усиливает общую тенденцию к распаду.

Каким образом давление извне, призванное, казалось бы, ускорить интеграцию с индустриальным миром Запада, на деле привело к попятному движению в сельском хозяйстве и деградации природы Африки? В самом общем виде этот процесс выглядит следующим образом. Опираясь на европейскую модель развития, колониальные власти, а затем и независимые государства стремились форсировать модернизацию экономики в целом и сельского хозяйства в частности путем ускоренной индустриализации и урбанизации. Предполагалось, что рост городских центров (характеризуемых как "полюса развития") вызовет

интенсификацию сельскохозяйственного производства,

обусловленную спросом на его продукцию. Однако это не произошло и не могло произойти хотя бы уже потому, что африканская деревня находилась в принципиально ином положении, чем европейская во времена индустриализации: и там и здесь мощным фактором урбанизации была миграция из деревни в город, но в Европе урбанизация поглощала избыточную рабочую силу, которую выталкивала деревня (причем избыток рабочих рук в деревне был настолько велик, что возникла даже мощная волна эмиграции за океан), а в Африке в город устремились, в поисках денежных доходов, потоки молодежи, в чьих рабочих руках остро нуждалась сама деревня.

Нехватка жилья и рабочих мест в африканских городах вынуждали власти увеличивать вложения в городскую инфраструктуру, а новые возможности, создаваемые таким строительством, в свою очередь, еще более усиливали миграцию рабочей силы из деревни город. Таким образом, чем больше увеличивались расходы на развитие городов (а именно сюда шла львиная доля иностранной помощи), тем больше деформировалась демографическая структура африканской деревни, где постоянно падала доля трудоспособного мужского населения.

Вынужденное увеличение доли женского и детского труда в сельском хозяйстве привело к снижению интенсивности обработки земли, к упрощению традиционной технологии (которая всегда строилась на гибком сочетании интенсивных и экстенсивных методов) и, как следствие, к снижению продуктивности земли.

Одна из самых трудоемких операций, всегда выполняемых мужчинами, - расчистка земли, подлежащей циклической обработке. Понятно, что наибольшую трудность представляет расчистка нового участка или участка, долго пребывавшею под залежью. И именно эти земли, по мере усиления дефицита мужской рабочей силы, начинают выбывать из оборота Казалось бы, никакой опасности в этом нет. Однако это не так.

Во-первых, при такой ситуации резко сокращается продолжительность залежи тех земель, которые остаются включенными в сельскохозяйственный оборот, причем настолько, чтобы не дать восстановиться естественному древесному покрову

(поскольку речь у нас здесь идет о лесной зоне). Помимо того, что при этом зачастую

не успевает восстановиться естественное плодородие земли, это служит первым шагом к сокращению площади леса, играющего столь важную роль в жизни населяющих его народов.

Во-вторых, при падении урожайности традиционно возделываемых культур возрастает значение собирательского промысла, что повышает нагрузку на ресурсы остающегося лестгого массива, к тому же менее продуктивного, чем лес, периодически омолаживаемый в ходе расчисток.

В-третьих (и это имеет наиболее тяжелые последствия), участки леса, исключаемые из сельскохозяйственного оборота, теряют, согласно нормам обычного права, своего хозяина, становятся "бесхозными", т.е. к ним открывается свободный доступ для любого пользователя извне.

Среди таких пользователей в наше время особо разрушительную роль играют лесозаготовительные компании, которые проводит "бульдозерную расчистку" (прокладка лесовозных дорог) ради одного - двух стволов нужной породы, расположенных на каждом гектаре леса. Сошлюсь на пример Берега Слоновой Кости, где массив сомкнутого влажнотропического леса, занимавший в' середине этого столетия 110 тысяч кв. км (более трети всей территории страны), сократился уже более чем вдвое (несмотря на весьма низкую плотность живущего в лесной зоне населения), и в начале нового столетия от него, по всей вероятности, почти ничего не останется.

Так происходит разрушение влажнотропических лесов, а с ними -и той обрисованной мною ранее ландшафтной триады (огород -блуждающее поле - лес), которая составляла ресурсную базу и поддерживала необходимую естественную среду для традиционной культуры.

ПЕРСПЕКТИВЫ

Нарастающий кризис, в котором ныне находится Черная Африка, может в обозримом будущем завершиться полной ее катастрофой (и культурной, и экономической, и экологической), если дирижеры

мирового развития ь правительства африканских стран не внесут коренных изменений в политику модернизации. Пора осознать иллюзорность представлений, что можно вызвать экономический подъем и стимулировать интеграцию Африки в мировую систему путем разрушения традиционной системы ценн-'яей и исторически сложившихся основ жизненного уклада ее народов. Проводимая стратегия модернизации, предусматривающая подрыв или нейтрализацию важнейших социальных институтов традиционных обществ, рассматриваемых как архаичные, избрала ложные цели, поскольку не учитывает центральной роли этих институтов в регулировании продуктивного взаимодействия между обществом и природой.

Будущее Африки могло бы представляться не столь мрачным, если бы немедленно и решительно была пересмотрена вся стратегия модернизации. Нужно четко уяснить, что необходимо прежде всего остановить развал системы, то есть срочно провести меры по ее стабилизации, и лишь на этой основе проводить программы модернизации. При этом надо постоянно иметь в виду, что никакие нововведения, сколь бы успешно они ни были опробованы и странах Запада, нельзя считать шагами к модернизации, если они не укрепляют, а расшатывают традиционные системы. От стратегии разрушения традиционной системы ведения сельского хозяйства (или, что то же самое, -стратегии вытеснения ее системой рыночных отношений по европейскому образцу) надо решительно переходить к стратегии поддержки и укрепления традиционной системы хозяйствования (именно системы, а не тех или иных технических приемов, которые могуг и должны изменяться в зависимости от обстоятельств), если мы хотим, чтобы Африка поочно встала на ноги и способствовала развитию мирового сообщества, а 1е обременяла бы его своими проблемами. Традиционные эко-социальные системы, вопреки распространенному мнению, обладают офомным, еще далеко не исчерпанным потенциалом, но только вдех случаях, когда они сохраняются в своей целостности {что бывает все реже). Падение сб^я^кохоляйственного производства, деградация почвы и остестпонных ландшафт ор наблюдаются не там, где соблюдаются п полной мере традиционные приемы ведения хозяйства, а как раз

там, где они все более нарушаются и упрощаются. Это те районы, где существует острая нехватка рабочих рук, необходимых для своевременной расчистки земли и проведения всего комплекса традиционных мер, связанных с поддержанием ее плодородия. Обычно такая ситуация складывается там, где резко нарушена демографическая структура сельского населения вследствие миграции молодых мужчин в города и другие зоны для работы по найму. Как правило, такие неблагополучные районы характеризуются не самой высокой, а весьма умеренной или даже низкой плотностью сельского населения.

Вот тут мы и подошли к главному пусковому механизму I. зпной реакции распада, без выключения которого не может бьпь успешной никакая программа стабилизации. Надо во что бы то пи стало ограничить миграцию из деревни в город. Задача трудная, но вполне разрешимая, если учесть, что африканских крестьян обычно выталкивает в город не земельный голод, не отсутствие средств к существованию (в сельских местностях нигде нет избытка рабочей силы, всюду ее так или иначе не хватает), а потребность в денежных доходах, поскольку традиционные системы действуют в рамках потребительского хозяйства, которое не обеспечивает или почти не обеспечивает таких доходов. »

Следовательно, чтобы приостановить бегство сельского населения, надо обеспечить ему возможность получать денежные доходы на месте. Однако как это сделать? Перевести сельскохозяйственное прои-водство на рыночные рельсы? Но это как раз тот путь, который испытывается уже не одно десятилетие и, будучи элементом классической стратегии вестернизации, немало способствовал разрушению африканских природных ландшафтов. Каким образом крестьянин, не покидая своей деревни, сможет заработать столь нужные ему и его семье деньга?

Найти ответ, пожалуй, не так уж трудно. За богатство, которым пользуются все и без которого никто из нас не может обойтись (а именно таким богатством являются тропические леса, площадь которых на Земле катастрофически сокращается), и платить должны все, причем платить не правительствам, а непосредственно тем, кто эти богатства охраняет, т.е. тем самым традиционным общинам, которые столь долго третировались нами, европейцами, как

архаичные и бесперспективные. Уж если за нефть целые страны получают огромные платежи, не затрачивая никаких усилий, только потому, что эта нефть по воле случая оказалась в их недрах, то тем более должны вознаграждаться усилия тех, кто оберегает и поддерживает естественные фабрики кислорода, 'которые подвергаются все большей опасности. Хочу подчеркнуть, что не я первый высказываю такую мысль. Еще раньше эту идею выдвинул А. Д. Сахаров (при обсуждении проблемы Амазонии, леса которой уничтожаются с чудовищной быстротой).

Если говорить конкретно, то есть смысл опробовать систему денежных премий для той части молодежи из земледельчейких семей, которая отдает предпочтение труду в рамках традиционного хозяйства. Источником финансирования могут быть те же фонды международной помощи, которые использовались до сих пор для других целей, а также доходы от международного туризма, который нужно всячески поощрять, обеспечивая надлежащей рекламой и инфраструктурой.

Насколько мне известно, такие формы "мягкого" сдерживания сельской миграции нигде еще не испытывались в сколько-нибудь широких масштабах, а между тем необходимые для этого издержки могут оказаться не столь уж и велики, если учесть, с одной стороны, весьма скромные запросы отходников (огромные массы их, стекающиеся в города, берутся за самую низкооплачиваемую работу или перебиваются случайными заработками), а с другой - те огромные затраты на городское строительство и создание новых рабочих мест, к которым вынуждаются африканские государства ввиду быстрой стихийной урбанизации.

Более того, размеры пособи41 выдаваемых молодым земледельцам,. должны быть весьма дозированными, чтобы не разрушить традиционную иерархию сельского общества: с одной •аэроны, такие пособия призваны несколько повысить статус бессемейных молодых людей в сельском обществе (в традиционной общине они обычно находятся на ~амой низкой степени социальной постницы, и именно низкий статус служит мощной силой, выталкивающей их, по крайней мере на время, до "остепенения", из деревни), а с другой - размеры пособий должны быть достаточно малы, чтобы не подорвать систему возрастных классов и авторитет

глав больших семей - хранителей накопленных вековых знаний и организаторов трудовых процессов в общине.

Особо надо сказать о перспективах кочевого и полукочевого скотоводства, от судьбы которого в прямом смысле зависит выживание скотоводческих народов, живущих в Сахеле, и благополучие земледельческих народов, занимающих сопредельные саванны суданской зоны.

Главная трудность нынешнего положения скотоводческих племен Сахеля (не только в экологической, но и в более общей перспективе)' состоит в том, что свободная территория, некогда занятая кочевыми племенами и ставшая бастионом их независимости, со времен колониализма превратилась фактически в резервацию: в тех случаях, когда крупные стихийные бедствия вынуждают их на время покинуть занимаемый район, сделать это удается только ценой тяжелых потерь. Пока будет сохраняться такое положение, никакие меры помощи кочевникам и никакие меры охраны среды их обитания не дадут ощутимых результатов.

Как уже было отмечено, ко времени колонизации исторически сложилась система взаимно необходимых, хотя и косвенных, связей между кочевыми и полукочевыми народами Сахеля, с одной стороны, и скотовсдческо-земледельческими общностями суданской' зоны, с другой, позволяющая говорить о единой сахело-суданской эко-социальной системе. Эта система, обладающая необходимой гибкостью, чтобы противостоять крупным стихийным бедствиям, подверглась сильным деформациям в колониальный период и в последующие годы, не в последнюю очередь под влиянием применяемых стратегий развития.

Судя по всему, проблему сахельского скотоводства и экологического равновесия в Сахеле нельзя решить лобовыми мерами. Разумеется, власти должны отказаться от предвзятого отношения к кочевникам как представителям архаичного образа жизни и признать, что массовый их переход на оседлый образ жизни, к которому их всегда поощряли и даже принуждали, сделает недоступной для освоения большую часть ресурсов Сахеля и, что не менее пагубно, усилит общую тенденцию к опустыниванию. Но этого мало. Необходимо осознать, что проблема Сахеля абсолютно

неразрешима, если рассматривать ее вне связи с проблемами суданского земледелия.

Напомню свой главный вывод: в конечном счете судьба Сахеля решается не в самом Сахеле, а в соседней суданской зоне. Будущее сахельского скотоводства и экологическое равновесие в Сахеле зависят от того, насколько успешно будет происходить земледельческое освоение обширной суданской зоны, насколько широко будет происходить ее заселение. Но если учесть теснейшую двустороннюю зависимость1 между обеими зонами, то не менее верным будет и обратное утверждение: успешное развитие земледелия в суданской зоне станет вряд ли возможным, если угаснет кочевое и полукочевое скотоводство, основные . базы которого находятся в Сахеле.

Исходя из изложенного, применяемая стратегия развития должна быть в корне изменена. Ключевая роль в ней должна быть отведена росту земледельческого населения в недонаселенных районах суданской зоны, с тем чтобы по возможности расширить освоенные под земледелие площади и тем самым привлечь сюда скотоводческие группы.

Для обеспечения такого роста нужно, во-первых, предотвратить новую волну переселения из суданской зоны в Сахель (вплоть до жестких запретительных мер, включая запрет на занятие зимних пастбищ, то. есть выступить в защиту скотоводоБ-кочевников, вопреки тому, что делалось до сих пор); во-вторых, разработать комплекс мер, ослабляющих притягательную силу южных городов и других анклавов товарной экономики для суданского земледельческого населения. Центральное место среди таких мер должны занимать формы экономического поощрения, в принципе сходные с теЬли, о которых я упоминал, говоря о лесных областях экваториального и субэкваториального поясов.

ОБЩИЕ ВЫВОДЫ

: Со времени публикации Первого доклада Римскому клубу, провозгласившего абсолютно' бесспорный тезис, что в конечном мире не может быть бесконечного роста, а следовательно, и бесконечного роста мирового населения, среди экономистов

утвердилось представление, что рост численности населения вообще нежелателен - не только в мире в целом, но и в любой его части, будь то страна или отдельный ее район. Авторы Доклада, конечно, не несут ответственности за столь упрощенное и методологически ошибочное истолкование их идей, но, тем не менее, глобалистский подход стал оказывать несоразмерно большое влияние на постановку региональных и местных проблем. Согласно распространенному мнению, находящему отражение и в рекомендациях ООН, для мира в целом и развивающихся стран в частности важнейшими задачами являются интенсификация сельскохозяйственного производства и особенно ограничение рождаемости.

Однако задачи, сформулированные таким образом, столь же невыполнимы, сколь и универсальны: предполагается, что по мере увеличения нагрузки на природные ресурсы, связанной с интенсификацией сельского хозяйства, будут увеличиваться и затраты на их восстановление, как это делается в индустриальных странах. Но в том-то и дело, что во многих районах Третьего мира (а особенно в нынешней Тропической Африке) рост интенсивности эксплуатации земли влечет за собой не повышение, а падение ее продуктивности, а значит, сокращение доходов хозяйств и их* возможностей делать дополнительные затраты на сохранение почвенного покрова и восстановление естественных растительных ресурсов.

Возлагая главные свои надежды на политику ограничения рождаемости, экономисты-глобалисты полагают, что стабилизация численности населени,- (о какой бы стране и районе ни шла речь) -необходимая предпосылка повышения его жизненного уровня и решения экологических проблем. Однако демографы единодушно и убедительно показывают, что высокая рождаемость - неизбежный спутник нищеты, и делают вполне логичный вывод, что ликвидация массовой нищеты - необходимая предпосылка сокращения рождаемости. Круг, таким образом, замыкается.

Из этого порочного круга нельзя выйти, если придерживаться давнего стереотипа, согласно которому человек, независимо от характера его хозяйственной деятельности, - извечный враг природы и потому ущерб, наносимый людьми природе, прямо

пропорционален их численности. Если бы это было так, то всякие разговоры о гармонизации отношений человека и природы были бы лишены смысла и будущее человечества, якобы неспособного, в отличие от всех других животных сообществ, найти свою экологическую нишу, было бы беспросветно мрачным.

К счастью,* дело обстоит иначе, по крайней мере в отношении сельского населения, которое не может устойчиво существовать, не воспроизводя (самой практикой ведения сельского хозяйства) жизненно необходимых ему ресурсов. Совершенно очевидно, и это давно известно географам, что эффективность хозяйственного освоения территории, устойчивость природно-хозяйственных комплексов требует вполне определенной плотности населения, в зависимости от характера природной среды и форм ее хозяйственного использования. Постановка вопроса о гармонизации отношений между человеком и природой, о создании устойчивых эко-социальных систем утрачивает смысл, если придерживаться принципа - чем меньше людей, тем лучше для природы, ибо в отсутствие человека нет и системы, о которой идет речь. Другой вопрос - насколько реальна в нынешних условиях возможность установления динамического равновесия между сельскими обществами и природной средой, существуют ли в традиционных обществах механизмы поддержания такого равновесия и какова должна быть стратегия властей, чтобы сохранить такие механизмы или восстановить их (там, где они уже подорваны).

Именно этот вопрос был главным предметом моего изучения. В пределах Тропической Африки мне пока удалось выделить три четко различающихся типа эко-социальных систем, которые я условно назвал калахарским, лесным и сахело-суд~чским.

Калахарский тип. В этой систем«, включающей наиболее близкую к природе культуру охотников-собирателей, примечательно то, что хозяйственная деятельность человека не преобразует и не имеет целью преобразов&.ь природную среду. Наоборот, потребление естественных ресурса строится таки, образом, чтобы обеспечить полную сохранность эксплуатируемых природных ландшафтов. Их устойчивость достигается предельно полной адаптацией к естественным колебаниям ресурсной базы. Это становится возможным благодаря рассеянному расселению и

особенно очень гибкой структуре потребления, основанной на совершенном знании и использовании всего комплекса потенциально пригодных для пищи естественных ресурсов. Офомную роль здесь играет система разнообразных индивидуальных табу. Исключительно высокий уровень знаний всех видов местных естественных ресурсов и способов их добычи (своеобразный ноу-хау) с помощью самых примитивных орудий, а также гарантированное воспроизводство этих ресурсов на основе специфических норм социального поведения позволяет говорить не только об уникальности, но и об особой ценности того исторического опыта, которым обладают общества охотников-собирателей.

Детальные полевые и культурно-исторические исследования, проведенные в Калахари, показали, что изучавшиеся здесь охотники- собиратели тсвана (бечуаны) за последние 170 лет ни разу не испытывали сколько-нибудь значительного недоедания или голода, несмотря на скудость осадков и частые засухи. В 1965 - 1970 гг. в восточном Калахари, где обитают тсзана, была жестокая засуха, подобная той, которая поразила Сахель в 1968 - 1974 гг. Но з отличие от Сахеля недоедание и голод были здесь редкими явлениями, хотя трудности добывания пищи значительно возросли. Специальные медицинские обследования показали, что аборигены' здоровы, упитаны, не страдают от авитаминоза и иных болезней, связанных с неполноценным питанием. И этому не приходится удивляться, когда мы узнаем, что для пищевых нужд здесь регулярно используется около 230 видов дикорастущих растений.

Обширнейшие познания в отношении местных ресурсов и методов их использования, характерные для охотников-собирателей, представляют наиболее развитый элемент технологии традиционных обществ. Для овладения ими требуется многолетнее обучение, но зато они обеспечивают, несмотря на примитивность применяемых орудий, чрезвычайно рысокуго, даже по европейским понятиям, производительность труда и притом с минимальными энергетическими затратами. Согласно исследованиям Р.Ли, получившим широкую известность, на этой малогостеприимной территории местные женщины затрачивают всего два дня в неделю на сбор дикорастущих растений и плодов, чтобы обеспечить спои семьи достаточным количеством пищи.

Равновесие, которое существует в такой эко-социальной системе, определяется не только разносторонними знаниями включенных в нее людей и особыми социальными нормами, но и готовностью членов общества охотников-собирателей переносить тяжелые лишения, связанные с их образом жизни. По влиянию на природную среду общества охотников-собирателей отвечают, по- видимому, самым строгим критериям.

Их подлинные проблемы состоят в другом - как осуществить интеграцию с внешним миром, с иными культурами, и поднять жизненный уровень людей, образующих такие общества. Как решить эти проблемы - остается неясным.

Суть упомянутых трудностей в том, что они являются своего рода платой за ту форму равновесия со средой, которая характерна для данных обществ. Это - квазистатическое равновесие, обусловленное односторонней адаптацией к среде (форма адаптации изменяется лишь постольку, поскольку изменяются, в силу присущего им собственного динамизма, сами ландшафты). И только в таком качестве это равновесие может здесь существовать. Любые попытки дать импульс самостоятельному динамизму общества встречают е внутреннее сопротивление (это можно рассматривать как реакцию отторжения, связанную с "инстинктом самосохранения" культуры). Такие попытки либо терпят неудачу, либо ведут к гибели культуры и ее носителя - этноса. Известные исторические примеры такого рода - оказавшиеся в состоянии культурного "коллапса" американские индейцы, австралийские аборигены, ряд народов российского Севера. Опыт этих народов, ставших жертвами культурного империализма или безответственного вмешательства (пусть и с благими намерениями) опекающих их государств, говорит о том, что, пока не найдены достаточно безопасные формы культурной интеграции таких народов, поли гика по отношению к ним должна основываться на гуманистическом принципе "Не навреди".

Два других типа эко-социальных систем, рассмотрению которых я уделил наибольшее внимание в своем исследовании, характеризуются тем, что их устойчивое существование, в отличие от предыдущего типа, может обеспечиваться лишь на основе взаимообусловленного динамизма, при относительной автономии и активности каждого из компонентов эко-социальной системы.

Технологии, выработанные обществами, здесь более специализированы, структура потребления естественных ресурсов -более узка и основана на избирательном знании ресурсов, а потому менее гибка. Это значит, что для выживания общества требуется та или иная (пусть даже весьма ограниченная) степень автономии от природной среды, проявляющаяся в заметном воздействии на ландшафт. Следствием такого воздействия бывает либо деградация ландшафта (развал системы), либо, при нормальных условиях, взаимная адаптация общества и меняющейся среды (восстановление равновесия на новом уровне).

Механизмы динамического равновесия для каждого из двух типов весьма специфичны.

Лесной тип. Устойчивость системы достигается воспроизводством трех видов ландшафта (огород, "блуждающее поле", лес) в надлежащем их соотношении, которое меняется в зависимости от давления на естественные ресурсы: чем больше такое давление, тем большее значение приобретает огород. При нормальных условиях такое эффективное воспроизводство обеспечивается текущей хозяйственной деятельностью крестьянских семей в рамках традиционной общины, регулирующей их взаимоотношения на основе норм обычного права. Г

Сахоло-судансний тип. В отличие от предыдущей, эко-социальная система этого типа может успешно функционировать и развиваться только при условии широкой производственной кооперации исторически обособившихся этносов - земледельческих и скотоводческих народов саванновых областей. Здесь тоже можно выделить своеобразную ландшафтную триаду, элементами которой являются обрабатываемое поле, залежь, используемая как временное пастбище, и земли, используемые только в качестве пастбищ. Последние расположены далеко за пределами земледельческих общин, включенных в такую систему, но образуют необходимое звено в цепи сложной взаимозависимости земледельческих и скотоводческих народов. Любопытно, чго главные типы землепользователей, входящие в эту систему, тоже представляют собой триаду: земледельцы ■• полукочевники -кочевники.

При всех различиях, характеризующих обе упомянутые системы, мы находим в них некоторые общие черты, чрезвычайно важные при определении стратегии развития. Самая, пожалуй, важная и наиболее общая черта - это неразрывное сочетание интенсивных и экстенсивных методов ведения хозяйства.

На протяжении десятилетий в науке не прекращается напряженный, но бесплодный спор о сравнительных преимуществах интенсивных и экстенсивных методов ведения сельского хозяйства в тропиках. Ни одна из спорящих сторон не может убедить другую в преимуществах отстаиваемой стратегии, хотя каждая сторона представляет убедительные доказательства бесперспективности того пути, за который ратуют оппоненты. Предмет спора давно исчерпан, и возникла ситуация, сходная с тем кризисом идей, который в свое время завел в тупик классическую физику (спор между сторонниками корпускулярной и волновой природы света).

Пора признать, что оба подхода к стратегии развития африканского тропического сельского хозяйства бесперспективны. Имеется достаточно доказательств, что не может быть иного пути, кроме органического сочетания (в разных условиях - по-разному) экстенсивных и интенсивных приемов ведения сельского хозяйства в рамках единой системы.

Альтернативы здесь нет. Причем (и это чрезвычайно важно, когда история не оставляет времени для крупномасштабных экспериментов) нет никакой необходимости ломать традиционные системы, чтобы подогнать их под такую стратегию: эта стратегия столь же традиционна, как и местные системы ведения сельского хозяйства, она была изначально заложена в них, определяла их эффективность и направляла их эволюцию.

Игнорирование этой исторической реальности, поощрение одних лишь интенсивных форм ведения хозяйства в ущерб экстенсивным на деле вело не к смягчению, а, наоборот, к усилению разрушительных тенденций в сельской Африке, испытывающей все большее давление со стороны внешних сил. Этот все ускоряющийся разрушительный процесс, оставаясь ноуправляш^не позволяет приступить к необходимой модернизации. Бэло.- того, если он не будет так или иначе остановлен в ближайшие годы, то угроза

экологической и экономической катастрофы, нависшая над обширными областями Африки, может оказаться непреодолимой.

Основные опубликованные работы по теме диссертации ОТДЕЛЬНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ

1. Сельская Тропическая Африка: Экология и стратегия развития: Поиски динамического равновесия между обществом и природной средой. - М., 1991. - 279 с. - Рукопись депонирована б ИНИОН РАН

№ 44386 от 18.04.91.

2. Африка: Культура - экономика - экология. Науч.-аналит. обзор. - М„ 1993.-47 с.

3. Экологические проблемы Африки. Науч.-аналит. обзор. - Вып.1. -М„ 1980. - 60 с.

4. Экологические проблемы Африки. Науч.-аналит. обзор. - Вып. 2. -М., 1981.-57 с.

5. Экологические проблемы Африки. Науч.-аналит. обзор. - Вып. 3. -М„ 1983.-74 с.

6. Сахель: Уроки одной экологической катастрофы. Науч/аналит. обзор. - М., 1992.-76 с. *

7. Берег Слоновой Кости: Экон.-геогр. характеристика. - М., 1967. -325 с.

8. The problem of rural resettlement with special reference to the traditional agricultural practices and demographic explosion in Tropical Africa // 2-nd International Congress of africanists. Papers presented by the USSR delegation. - Moscow, 1967. - 15 pv

9. To же на франц. яз.

СТАТЬИ В СБОРНИКАХ И ПЕРИОДИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ

10. Соотношение культур экспортного и потребительского значения н африканском тропическом земледелии. // Известия АН СССР. Серия географическая. -1967, № 1. - С. 61 - 69.

11. Влияние залежной системы земледелия на размещение сельского населения Западной Африки. // Страны и народы Востока. Вып. 7. Страны и народы Африки. - М., 1969. - С. 95 -110.

12. Проблема оценки земельных ресурсов в условиях потребительского земледелия Тропической Африки. Тезисы доклада // Современные проблемы развития и размещения производительных сил в Африке. -Ленинград, 1969. - С. 24 - 26. (В соавторстве с И. Н. Олейниковым).

13. Влияние природной среды и традиционных методов земледелия на аграрное перенаселение в Тропической Африке. Тезисы доклада // География и развивающиеся страны (проблемы использования природных и трудовых ресурсов). - М., 1970. - С. 68 - 69. (В соавторстве с И. Н. Олейниковым).

14. О влиянии природной среды и традиционных методов земледелия на аграрное перенаселение в Тропической Африке. // Проблемы использования природных и трудовых ресурсов развивающихся стран. -М„ 1974.-С. 286-299.

15. Проблема оценки земельных ресурсов в условиях потребительского земледелия Тропической Африки. // Современные проблемы развития и размещения производительных сил в Африке. - М., 1971. - С. 115 -125. (В соавторстве с И. Н. Олейниковым).

16. Проблема воспроизводства естественных ресурсов в связи с ломкой традиционных общинных отношений в Тропической Африке. // География и развивающиеся страны (современные проблемы развития и размещения производительных сил). - М., 1973. - С. 62 - 64. (В соавторстве с И. Н. Олейниковым).

17.Традиционное общество и природная среда в Тропической Африке // География и развивающиеся страны. (Сырьевые и людские ресурсы, мирохозяйственные связи). - М., 1977. - С. 76 - 80.

18. Берег Слоновой Кости. // Страны и народы: Африка: Западная и Центральная Африка. - М., 1979. - С. 94 -109.

19. Введение: Поиски экологически основ развития "третьего мира". И Экологические проблемы развивающихся стран (на примере Африки). - м., 1979.-С. 7-39.

20. Поиски динамического равновесия между сельским обществом и средой влажных тропиков. // Развивающиеся страны: Демографическая ситуация и -.жономический рост. - М., 1981. - С. 228 - 258.

21. Традиционное хозяйство и экологическая напряженность в африканских влажных тропиках. Тезисы. // География и развивающиеся страны. (Человек, общество, окружающая среда). - Ленинград, 1983. - С. 76-78.

22. Африка: Цивилизация и современность [выступление на теоретическом семинаре в ИМЭМО]. // Мировая экономика и международные отношения. - М., 1992, № 1. - С. 114 - 118; № 2. - С. 61 -63, 69 -70.

СОДЕРЖАНИЕ МОНОГРАФИИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ КРИЗИС И ЭКОНОМИЧЕСКИЙ РОСТ

ВЛАЖНЫЕ ТРОПИКИ

1. Традиционное земледелие: экологическая несостоятельность

или рациональная адаптация к среде? 2. Огород - блуждающее поле - лес: стратегия динамического равновесия

СЕМИАРИДНЫЕ ТЕРРИТОРИИ

1. Опустынивание

2. Демографическое давление и традиционные типы использования земель

3. Технические возможности борьбы с опустыниванием

4. Социальные механизмы адаптации скотоводов к семиаридной среде

Предпосылки катастрофы: дезорганизация пространства

Засуха и кочевники. Модель Джонсона Кочевники и земледельцы: противостояние или взаимозависимость? Культурные традиции кочевников и естественные экосистемы

5. Перспективы: есть ли выход из кризиса?

ОБЩИЕ ВЫВОДЫ ЛИТЕРАТУРА

ИЛИ ОН РУуН. Зак .207. Тир. 100